– Дерьмо . Несмотря на то, что все это очень трогательно, Дэвид, это совершенный бред. Ты не сможешь сделать ее одной из нас. Ты можешь сохранить ей жизнь, ты можешь дать ей силы, но цена этого слишком, чертовски высока. Неужели ты думаешь, что я собираюсь стоять в стороне и позволю тебе это сделать?Дэвид улыбнулся, но я точно могла сказать, что улыбка предназначалась не мне. Она была горькой, очень личной и полной боли.– Смотри, как ты прекрасна, моя любовь, смотри, как ты прекрасна…– Эй! Не нужно мне этого цитировать. Ты же знаешь, как я это ненавижу. – Джонатан подошел сзади и впился взглядом в нас обоих. После долгого молчания что-то в нем растаяло. Может быть, гнев. Или решимость. – Ты действительно это делаешь.Пальцы Дэвида сомкнулись вокруг моих.– Это уже сделано.– Ты умрешь, чтобы дать ей жизнь.– Я не думаю, что это обязательно должно случиться, но если дойдет до этого, то да. Я не боюсь.Внутри меня что-то застыло в неподвижности. Совершенной, абсолютной неподвижности. Я вся сосредоточилась на Дэвиде, на его глазах, на энергии, перетекающей от него ко мне. Энергии, которая, как я теперь понимала, поддерживала мою жизнь.– Пожалуйста, – голос Дэвида стал мягким, низким, вибрирующим в глубине горла, – Джонатан . Пожалуйста. Это мой выбор .Он сделал акцент на последнем слове, и я видела, как оно ударило второго джинна, стоявшего, скрестив на груди руки и глядя вдаль. Окутало болью.Между этими двумя было так много того, чего я не понимала, и знала, что никогда не пойму. Я знала Дэвида не больше недели, они же провели вместе вечность. Неудивительно, что Джонатан был тверд и до боли резок с ним. И не удивительно, что он желал моей смерти. У меня возникли те же самые чувства, если бы я обнаружила, что кто-то пытается разрушить дружбу, имеющую столь длинную историю.– Твой выбор, – повторил Джонатан. – Ну да, ты молодец. Если я лишу тебя выбора, то буду не лучше последней задницы, заключившей твою душу в бутылку. Ты это имеешь в виду?Он уставился в окно. Раньше там был замерзший снежный ландшафт с чистым голубым небом. Теперь за окном простиралась улица большого города с массой людей, двигающихся подобно кровяным тельцам в артерии – каждый сам по себе. Серое небо, серые здания, серый дым выхлопных труб такси.Он сказал:– Ты знаешь, как я к ним отношусь. Они словно нашествие саранчи, пожирающей все на своем пути. И теперь ты хочешь открыть для них еще и наш мир.– Не для них . Она человек. Один человек.– Одна смертная, – поправил Джонатан. – В наши дни каждый отдельный человек заслуживает того, чтобы быть стертым с лица земли.То, что он сказал, для него не было пустым звуком. Джонатан снова повернулся и уставился на нас.– Но ты не собираешься меня слушать. Ты никогда этого не делал. Даже если это сработает, один из них найдет тебя, точно также как в последний раз, засунет тебя в чертову бутылку и сделает рабом. Ты выиграл свою свободу, Дэвид. Это драгоценный приз. Не разбазаривай ее подобным образом.– Я не разбазариваю, – ответил Дэвид, – я трачу свободу на то, что считаю действительно важным.Его слова ранили Джонатана словно ножом. Он вздрогнул и с тихим стоном втянул в себя воздух. Потом снова отвернулся к окну, уставился в него невидящим взглядов, и внезапно я почувствовала, что нечто упускала прежде. Вся эта мощь, такая масса возможностей – и при этом он был в ловушке.Заперт здесь в этом доме, какую бы реальность он ни создавал для себя. Он смотрел на мир из этого сейфа, разделенный с ним оконным стеклом.И, возможно, будучи тем, кем он был, обладая подобным могуществом, он не имел иного выбора. «Он единственный истинный бог для тебя в твоем новом существовании, маленькая бабочка» , – сказала Рэйчел.Бог, не смеющий покинуть свои небеса.– Что будет, если я умру? – спросила я. Должно быть, я удивила из обоих. Я чувствовала реакцию Дэвида и угадала реакцию Джонатана по тому, как напряглись, а потом вновь расслабились его плечи.– Ты джинн, – сказал Дэвид, – ты не можешь умереть.– Согласно его словам, я только половина. Значит, могу. Итак, что будет, если половина умрет? – Я откашлялась, прочищая горло. – Если это произойдет, получит ли Дэвид свою энергию обратно?– С тобой ничего не случится, – буркнул Дэвид.– Я сейчас не с тобой разговариваю.– Ладно. Хорошо. Попробуй поговорить с ним .Джонатан ответил на мой вопрос:– Это зависит от того, будет ли он идиотом настолько, чтобы умереть вместе с тобой или все же позволит тебе уйти. Но да, если позволит… он вновь станет самим собой.– Значит, когда ты говорил, что хочешь вес исправить и восстановить его силы, это означало, что ты хочешь меня убить.Тишина. Джонатан не признавал, но и не отрицал этого.– Я бы не советовала тебе пытаться это сделать. Может, это не слишком заметно, но меня чертовски трудно убить, – сказала я. – Посмотри вокруг. Много ли ты знаешь людей, переживших владение сразу двумя Метками Демона?Джонатан обернулся и наградил меня кривой язвительной улыбкой.– Она еще только половина джинна, а уже приносит мне огорчения. Должно быть, твое влияние.– Я тут ни при чем. Я думал примерно так же, когда только встретил ее. – Улыбка Дэвида была теплой, гордой, удовлетворенной. – Поверь мне, Джонатан. Она тебе понравится.Ответный отклик – так похожий на любовь – промелькнул в глазах Джонатана.– Я верю тебе, – сказал он. – Посмотрим, что это мне даст.Он вновь повернулся лицом к окну.– Ты нарушил закон, Дэвид. Ты привел человека в наш мир. Значит, ты обязан за это заплатить. Если ты не хочешь в качестве расплаты отказаться от нее, тогда будет что-то другое.Огонь в камине внезапно вспыхнул и опал черной золой. Свет от окна поблек до холодного серого цвета. Джонатан повернулся. Больше не было маскировки под обычного парня. Все вокруг изменилось. Диваны исчезли. Деревянные, цвета меда стены сменились на строгий мрамор храма.И Джонатан сделался чем-то настолько ярким, настолько мощным, что я крепко зажмурилась и отвернулась, пытаясь справиться с волной чистейшего ужаса. «Он единственный истинный бог для тебя в твоем новом существовании». Я и не догадывалась, что Рэйчел говорила это буквально.Я почувствовала, что Дэвид преклонил колени, и последовала его примеру, держа голову склоненной и рот закрытым. Это было то, о чем предупреждал меня Дэвид. С этим Джонатаном невозможно было спорить. Я ощущала волны силы, прокатывающиеся по комнате, яркие и мощные, словно молнии, и мне хотелось стать как можно меньше.– Дэвид, позволишь ли ты этой женщине умереть? – На самом деле это даже не было голосом. Гром, темный бархатный ветер, вихрем закручивающийся вокруг нас. Слишком громкий, чтобы исходить из чего-либо напоминающего человеческое тело.– Нет. – Голос Дэвида напоминал мучительный скрежет, едва слышный.Я не понимала, как он вообще мог хоть что-то сказать под оказываемым на нас давлением.– Позволишь ли ты ей умереть?– Нет.– Я спрашиваю тебя в третий раз: позволишь ли этой женщине умереть?Он спрашивал в традиционной для джиннов манере. Ответ, который сейчас даст Дэвид, будет правдивым, идущим от сердца и души. Он не смог бы сейчас солгать для спасения собственной жизни.Возникла пауза. Дэвид молчал. Я ничего не могла изменить. Я с усилием раскрыла глаза и увидела его, с трудом поднимающегося, выпрямляющегося во весь рост. Высокого, одинокого, непокорного.– Нет, – крикнул он. – Никогда.Джонатан вздохнул.– Да, – сказал он. – Вопрос риторический. Но я должен был спросить.Бриллиантовый свет померк, оставив меня слепой. Я услышала чьи-то шаги. Когда я проморгалась, и темнота отступила, я увидела, что храм вновь видоизменился, вернулись стены кабинета, гобелены, мягкие удобные диваны. Давление исчезло.Я заставила себя встать, держась для верности за спинку дивана. Ткань натянулась под моими пальцами, реальная, такая чертовски настоящая. Все это представлялось таким реальным.Джонатан стоял прямо передо мной, снова маскируясь под человека. Плечи под черной рубашкой, сильные и напряженные, глаза, темные, словно космос. Он пристально смотрел на нас, скрестив на груди руки, потом сказал:– Если ты не хочешь ее отпускать, единственный способ от нее избавиться, это убить и тебя тоже. И ты, конечно же, знаешь это.– Да. Знаю.Он не отводил взгляд.– Сумасшедший сукин сын.Светлая улыбка Дэвида согрела все вокруг.– И ты всегда это знал.Выражение на лице Джонатана смягчилось.– Да, это так.Они смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, потом Джонатан с видимым усилием заставил себя вернуться к роли главного.– Вот что я решил. Я дам ей неделю для того, чтобы научиться поддерживать свое существование. Ровно одну неделю, время пошло. Потом я обрежу связь. Если она не сможет черпать энергию самостоятельно, она повторит динозавров. Может, ты умрешь вместе с ней, а может быть – нет. Я не принимаю решения вместо тебя. Я решаю насчет нее. Согласен?Он закончил, но было видно, что принятое решение не по душе. Дэвид нахмурился.– Джонатан, недели недостаточно…– Это все, что у нее будет, – оборвал он. – Скажи спасибо. Я вообще не должен был и этого делать.Он повернулся ко мне, и я обнаружила, что стою, вытянувшись во весь рост.– Ты. Ты поняла, что я только что сказал?– У меня есть неделя для того, чтобы научиться это делать, или я умру. Согласна.– Нет, ты не поняла, – поправил он. Его темные холодные глаза смотрели оценивающе, и, видимо, он вновь счел меня придурковатой. – Дэвид только что заявил, что не станет тебя отпускать. Если я перережу вашу связь, и он ее не отпустит, вы оба истечете до смерти здесь, на эфирном плане, и никто не сможет тебе помочь. Ни я, в никто другой. Ясно?Я с трудом сглотнула.– Да.– Теперь все зависит только от тебя. Либо ты сумеешь решить эту задачу, либо заберешь его с собой.Дэвид умрет из-за меня, потому что я не смогу отбить мяч? Какого черта! Не бывать этому.– Я сделаю это, – сказала я, – я обещаю.– Прекрасно. Я рад, что мы понимаем друг друга.Я не была готова к тому, что произошло дальше, поэтому, когда чья-то рука сомкнулась вокруг моей, появившись откуда-то из-за спины, и рванула меня в стальные объятия, я пискнула, словно полевая мышь, вместо того, чтобы бороться. Руки, державшие меня, были очень женственными, холеными, с ногтями, выкрашенными в ядовито-желтый цвет.– Не надо со мной сражаться, – прошептал мне в ухо голос Рэйчел. – Ни у одной из нас нет выбора.Дэвид крутанулся, чтобы оказаться к нам лицом, Джонатан вытянул руку, и Дэвид тотчас застыл, не в силах сдвинуться с места. Его лицо было наряженным и бледным как мел, глаза пылали, но он оказался абсолютно беспомощным.– Итак, мы договорились, – продолжал Джонатан. – Дэвид мне нужен, и прямо сейчас. Дела джиннов ждать не станут. Поэтому ты должна будешь отправиться в школу-интернат. Никаких бой-френдов, опекающих тебя, никаких особых предпочтений. Ты должна заслужить свое место под солнцем, и это будет не просто. Тебе ясно?Ясно мне не было, но я обнаружила, что в любом случае не могу сказать ни слова. Я бросила полный отчаянья взгляд на Дэвида и увидела, что он в ужасе, если не больше. Я физически чувствовала «Нет!» , вибрировавшее в пространстве между нами.– Господин, – спросила Рэйчел, – куда мне отвести ее?Прищуренные темные глаза Джонатана прошлись по мне в последний раз. Он смотрел так, как смотрел бы сержант на чрезвычайно костлявого новобранца.– Патрик, – сказал он. – Отведи ее к Патрику.Дэвид выдал сдавленный вопль протеста, но было слишком поздно. Мир вокруг меня – Джонатан, Дэвид, кабинет – растворился, когда Рэйчел увела меня прочь.
И тут же, вообще без какого-либо ощущения перемещения, мы оказались стоящими в одном из переулков Манхэттена. Хотя нет. Это Рэйчел стояла в переулке, я же парила вокруг как… цветок в проруби, пытаясь сообразить, как снова надеть собственную кожу. Проклятье.Она стояла, скрестив на груди руки, и смотрела на тот пространственный план, где болталась я. Рэйчел развлекалась. Потом она изучила свои безукоризненные ногти и очевидно решила, что ядовито-желтый больше не является цветом дня. Ее брючный костюм стал ярко-оранжевым, ногти приобрели яркую закатную смесь оранжевого, золотого и голубого. Даже бусины в ее прическе вдруг оказались из янтаря и сердолика.– Я все еще тебя жду, – напомнила она и пошевелила пальцами для изучения эффекта. Очевидно, он не был достаточно впечатляющим; она добавила несколько колец – вполне со вкусом – и после этого вновь обратила на меня внимание. – Ну, давай же, Белоснежка, мы не можем торчать здесь всю неделю. «Держи свое дерьмо при себе» , – подумала я.Она, должно быть, услышала, так как подняла в изумлении бровь.– Это спорный вопрос. Я считаю, что это твое дерьмо, не мое.Я медленно создавала свое тело. Изнутри во вне. В то время, как появлялась кожа, я уже переключилась на одежду, быстренько создавая ее по образцу, сделанному мной раньше. Раз, два… Может быть, секунд за пять. Не так плохо.Туфли выглядели классно. Я изучила их и восхитилась, решив, что действительно необходима косая отделка и выбрала зеленую под лайм.Когда я оглянулась, Рэйчел улыбалась. Дружелюбное выражение исчезло с ее лица в тот же миг, как я его заметила.– Что? – спросила я.Она тряхнула головой, звякнув бусинками в косичках.– Ничего. Просто твоя манера одеваться, может быть, даже более странная, чем моя. Вполне изящный минимализм.– Мы собираемся стоять в вонючем переулке весь день, разговаривая о моде?– Ну не то, чтобы мы не могли этого сделать, но возможно, это не самый лучший план на день.Она направилась в сторону выхода из длинного кирпичного тоннеля, где яркое нью-йоркское утро текло своим чередом в виде озабоченных пешеходов. Ни один из них на нас не смотрел.– Старайся держаться рядом.Я неуклюже шла за ней – если в подобных изумительных туфлях походка вообще может называться неуклюжей. Я ставила ноги аккуратно, избегая луж с Бог-знает-чем и бесформенных куч даже-бог-не-знает-чего. Рэйчел дошла до конца переулка, повернула направо и затерялась в людском потоке. Я торопливо догнала ее.Стоял по-настоящему великолепный день; солнце ласкало мою кожу, обволакивая меня, словно мягкое теплое покрывало энергии, и я жадно подпитывалась ею. Вокруг нас звучала бесконечная симфония автомобильных гудков, сирен, громких голосов – от избытка энергии. Я начинала любить этот город. Вытряси из него все дерьмо – он крутанется и встанет на ноги. У нас с Большим Яблоком это было общим. Это и нахальный, дерзкий характер.– Итак, кто у нас Патрик? – спросила я, наконец. – Твой приятель?Рэйчел фыркнула с глубоким отвращением.– Нет. Мы движемся разными орбитами.Хм. И в мире джиннов можно быть непопулярным. Кто знает…– Что с ним не так?– Ничего. Мы просто очень разные.– Да? Насколько? Он, что, неаккуратен в делах?Я заслужила косой взгляд упрямых золотых глаз.– Он считает, что лучший способ понять, что значит быть джинном, это научиться быть рабом.Я сбилась с шага. Рэйчел продолжила путь, но чуть медленнее, позволив мне догнать ее.– И это парень, к которому ты меня ведешь?– Ни у кого из нас нет выбора, – парировала она. – Я вынуждена подчиняться приказам Джонатана. Так же, как и ты.– Да, кстати, почему?Она стрельнула в меня взглядом широко раскрытых жарких янтарных глаз, которые стали почти человеческими от удивления.– Почему что?– Почему ты ему подчиняешься?Она мягко встряхнула головой.– У меня нет ни времени, ни сил, чтобы рассказать тебе всю историю джиннов за один день. На то, что Джонатан руководит нами, есть веские причины. Если тебя направили к Патрику, я передам тебя ему лично в руки, и ты там останешься. И кончено.Может быть, для нее. Но я не принимала приказы без малейшей возможности их оспорить. В то же время бесполезно спорить об этом с Рэйчел. Я убедилась на собственном опыте, что она раздавит меня как муравья.– Ну и где этот парень?Она показала. Я моргнула.– Ты шутишь, – не поверила я.Прямо впереди, на конце ее указующего пальца, словно она вызвала его из земли, стояла гигантская башня из камня и стали – здание «Эмпайр Стейт Билдинг». Вернее, его туманные очертания. Нам предстояла долгая прогулка.– Ты не спутала мои туфли с туристическими ботинками?Она сверкнула ослепительной едкой улыбкой:– Тогда надень удобную обувь.Я вздохнула и подстроилась под ее шаги. Бывают дни, когда погоня за модой себя не оправдывает.Нью-Йорк интересен на всех уровнях, но на эфирном в особенности. На физическом плане он лежит подобно свадебному торту, история на истории. Достаточно спуститься в его тоннели, и вы найдете подлинные надписи и рисунки первых поселенцев, а также давным-давно изгнанных индейцев, живших здесь еще до них. На тонком плане Нью-Йорк кирпичный, цементный с уличными фонарями – так он воспринимается через образы и энергетику. Чудовищный склад аккумуляторов, укомплектованный добротой, злостью, яростью, миролюбием, бешенством, любовью, ненавистью и амбициями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31