В глазах Джанферро на мгновение возникло удивленное выражение, которое моментально сменилось блаженной дымкой, когда сладкие стоны любовников слились в унисон.
Через некоторое время принц повернулся, чтобы полюбоваться своей молодой женой. В его бархатных глазах еще сверкали отблески удовлетворенного желания, а на щеках сиял румянец. Ничто в этом точеном аристократическом лице с высокими скулами не говорило о надвигавшейся грозе.
– Итак, дорогая, – проворковал он, – полагаю, ты уже беременна?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Миллисента замерла от ужаса. Ее тело словно окаменело, а мозг заработал с устрашающей скоростью.
– Ч-что ты имеешь в виду?
Принц улыбнулся.
– Я просто размышляю вслух, моя дорогая. Интересно, мой ребенок уже начал расти в твоем чреве?
– А ты хотел бы, чтобы я… уже была беременна?
– Ну, разумеется! – он слегка нахмурился. – Браки для того и заключаются, чтобы в них рождались дети. Собственно говоря, это основное предназначение семейных союзов. – Лицо принца вновь озарилось улыбкой. – Особенно в моем случае, дорогая.
Мой случай, отметила про себя Миллисента. Не наш . Разумеется, по некоторым вопросам их взгляды не будут совпадать. Но брак держится на компромиссах, от этого никуда не деться.
– Я просто… надеялась, что мы сначала поживем немного так… чтобы привыкнуть друг к другу, – робко пояснила Милли. – Я имею в виду, прежде чем появятся дети.
Он привлек ее в свои объятия, любовно провел рукой по пушистым белокурым волосам, спадавшим на грудь наподобие шелковистого водопада.
– Возможно, так оно и будет, – ответил он, – но в любом случае решение будем принимать не мы. Нам не дано распоряжаться зачатием ребенка по собственному усмотрению. Здесь задействованы гораздо более важные интересы.
Именно теперь настал момент все ему объяснить. Рассказать, что доктор предписал ей полгода принимать противозачаточные таблетки. Но что-то внезапно остановило Миллисенту – возможно, уверенность в том, что любимый не одобрит подобный шаг.
Воображение нарисовало картину из кинодрамы: разъяренный муж устраивает бурную сцену, после чего спускает противозачаточные таблетки в мусоропровод и, как и положено настоящему мачо, мощным движением швыряет жену на кровать. А что потом? Скорее всего, она забеременеет. Возможно, даже в ту же ночь.
Она попыталась представить себя с огромным животом, и ее сердце наполнилось ужасом. Ведь все так хорошо начиналось: Мардивино, жизнь с молодым мужем, сказочная роль принцессы. Беременность в эту идиллическую картинку никак не вписывалась.
Милли решила действовать осторожно, постепенно приучая Джанферро принимать во внимание и ее точку зрения.
– Представь, как было бы хорошо пожить немного для себя, – сладко проворковала она. – Ты так не считаешь?
Придется еще многому научить ее, подумал принц. Неужели она считает, что мы можем позволить себе беззаботно развлекаться, наслаждаясь жизнью, как другие молодожены: любоваться друг другом от рассвета до заката, ходить вместе в кино, а потом обсуждать впечатления? Джанферро брезгливо поежился. Даже если бы его положение кронпринца не исключало такую возможность, он все равно всеми силами старался бы избегать подобной жизни.
– Для этого и придуман медовый месяц, дорогая.
– Но наш медовый месяц на самом деле состоит всего лишь из двух недель! – возразила Миллисента.
– Я веду очень напряженную жизнь, Милли.
– А я хочу облегчить ее!
Принцу потребовалось немало усилий, чтобы удержаться от объяснений, насколько наивны подобные желания. Конечно, для него привычнее было отдавать приказы и поступать в соответствии со своими собственными желаниями, а уж остальные пусть думают, как исполнить высочайшее повеление наилучшим образом. Но, с другой стороны, в супружеской жизни необходимы такт и дипломатия, чтобы сгладить острые углы.
– Вот ты и облегчишь мне жизнь, – заявил он, – став матерью моих детей.
– И это все? – осторожно поинтересовалась Милли.
– Конечно, нет, – ласково ответил он. – Тебя ожидают еще много сюрпризов в твоей новой жизни.
Девушка вздохнула с облегчением.
– В самом деле?
– Да. Тебе не придется быть привязанной к детям – за ними, как и за тобой в детстве, будут присматривать няни, воспитатели, словом, целый персонал.
Но Милли мало порадовала перспектива переложить воспитание собственных детей на чужих людей. Она вспомнила короткий период учебы в начальной школе, прежде чем ее отослали в пансион. Милли до сих пор не забыла то острое чувство зависти, которое испытывала к своим одноклассницам, когда тех встречали мамы у школьных ворот, а ее – чопорные няни с непроницаемыми лицами или суровые гувернантки. Еще невыносимей было слушать рассказы подружек о том, как мамы кормили их домашними пирогами, а отцы играли с ними, учили плавать и лазить по деревьям. Сама Миллисента видела родителей только перед сном, когда приходила пожелать им спокойной ночи, да и это удавалось не всегда. Неужели Джанферро захочет лишить своих наследников родительского тепла, которого самому наверняка не хватало в детстве?
– Нам неплохо и самим побольше общаться с собственными чадами, как ты считаешь? – произнесла она с нежностью в голосе.
Джанферро поцеловал жену в носик.
– Боюсь, это будет не только невозможно, но и нежелательно. Наших детей будут воспитывать так же, как и других королевских наследников. Тебе же придется возглавить работу множества благотворительных организаций. Так что не волнуйся, крошка Милли, без дела ты сидеть не будешь.
Последняя фраза больно царапнула Миллисенту. «Не сидеть без дела». Похоже, ее собственное время тоже распланировано заранее и ей не принадлежит.
– Понятно, – только и ответила она. Джанферро нахмурился. Как все-таки требовательны женщины! – подумал он. Даже такая юная и неиспорченная, как Милли, стремится занять определенное место в его жизни.
– Да, чуть не забыл… – произнес он с видом фокусника, достающего кролика из цилиндра. – Надеюсь, тебя не разочарует твоя новая лошадь.
Девушка непонимающе посмотрела на него.
– Моя лошадь?
Губы мужа расплылись в самодовольной улыбке.
– Поначалу это планировалось как сюрприз, но, видя твое разочарование, я решил раскрыть карты. Через несколько дней мы отправимся посмотреть мои конюшни – кстати, заметь, они считаются одними из лучших в мире.
– Да, я много слышала о них, – слабым голосом вставила Милли.
– Там ты сама выберешь свой подарок и сможешь заниматься верховой ездой в Радужном Дворце.
Принц вгляделся в лицо жены, но не заметил в нем той реакции, на которую рассчитывал. Но ведь Миллисента любит лошадей – так почему же она не бросается ему на шею, не благодарит со слезами радости на глазах? Неужели не осознает, какая великая честь ей выпала? Известнейшие конезаводчики мира отдали бы полжизни за любого из скакунов, что собраны в королевской конюшне!
– Тебя не порадовал мой сюрприз, Милли?
Почувствовав ледяные нотки в тоне супруга, Милли постаралась загладить свою вину. Нельзя ожидать, что муж сможет сразу понять ее сомнения и страхи, а попробовать объяснить их сейчас – все равно, что просить прощения за то, чего не совершал. Ведь даже для представителей королевской семьи начало семейной жизни – серьезное испытание.
– Сказать, что я рада, – ничего не сказать. Честно говоря, я просто онемела от счастья, Джанферро!
Может, именно теперь стоит рассказать ему о таблетках? Конечно, он не дикарь какой-нибудь, а современный образованный человек. Но, с другой стороны, его желание дать Мардивино наследника вполне понятно.
– Джанферро…
– Я знаю. – Он был уверен, что угадал мысли жены. – Ты волнуешься, не повредит ли верховая езда нашему малышу. Я с тобой совершенно согласен, и как только твоя беременность подтвердится, от прогулок верхом придется на время отказаться – до тех пор, пока ты не родишь.
Миллисента слушала своего мужа, и в душе ее нарастали недоверие и паника: все распланировано заранее, в этой схеме не осталось места ни для переговоров, ни для компромиссов. «Также, как и в его характере нет такой черты, как уступчивость, – с болью отметила про себя девушка. – Принц знает, чего хочет, и добивается этого любой ценой. А мне отведена скромная роль – вынашивать его ребенка, кататься верхом, пока разрешают, и влачить жалкое существование на задворках его личного мира».
Но путь назад отрезан, бунтовать также не имеет смысла. Если необходим наследник, Милли будет счастлива стать матерью. Только не сейчас…
Душу принца переполнял восторг: ведь он не ошибся, выбрав чистую нетронутую девушку, готовую подчиняться его воле. Конечно, Джанферро придется еще многому научить юную супругу, но главное она уже поняла: решения в их семье всегда принимает муж.
Милли задохнулась от восторга, когда губы возлюбленного коснулись ее груди, а язык стал ласкать и дразнить мгновенно заострившиеся кончики. По телу прокатилась теплая волна удовольствия, а руки все сильнее сжимали сильное мускулистое тело.
Джанферро поднял голову и взглянул на нее.
– Тебе нравится, Милли? – спросил он нежным голосом.
– Это… – она задохнулась от новых, непривычно приятных ощущений, так и не успев ответить, потому что любимый уже касался губами ее живота и продолжал двигаться ниже. Через секунду острая волна наслаждения, как молния, пронзила все ее тело и вырвалась восторженным криком: «Джанферро!»
Он продолжал смаковать тело возлюбленной, словно волшебное лакомство, которым невозможно насытиться. «Как она прекрасна, – пронеслось в голове Джанферро, – сколько удовольствия доставит мне это юное создание, не знавшее других мужчин! Я слеплю ее по своему вкусу, научу угадывать свои тайные желания!»
Некоторое время они еще полежали молча, потом принц зевнул и пробормотал:
– Пожалуй, пора вставать и готовиться к ужину. Милли доверчиво прильнула к нему.
– Я не голодна.
– А я – очень.
– О, – протянула она, прижимаясь еще крепче, словно в объятиях этого красавца заключался весь рай земной. – Может, мы поужинаем в постели?
– К сожалению, это невозможно, – ответил принц, размыкая ее пальчики. – Шеф-повар приготовил нечто необыкновенное в честь нашего приезда, мы просто обязаны вознаградить его за старания.
«Обязаны». Это слово, как символ новой жизни, напомнило Миллисенте о статусе жены кронпринца. Она горестно вздохнула.
– Разумеется. Как глупо, что я сама не догадалась об этом.
– Вот именно, – подтвердил Джанферро, удовлетворенно кивнув головой. – И чем раньше мы поужинаем, тем скорее можно будет отпустить прислугу. – В его голосе зазвучали нежные, дразнящие нотки, когда он пояснил: – И тем раньше мы сможем вернуться в нашу спальню!
Это обещание заставило девушку взглянуть на ситуацию совершенно с другой стороны. На мгновение она превратилась в прежнюю Милли – веселую и отчаянно беззаботную.
– Но ведь мы только и делали, что валялись в постели, – лукаво улыбнулась Миллисента.
Заметив хитрые огоньки в глазах жены, Джанферро тоже улыбнулся.
– Я знаю, – мягко произнес он, чувствуя необыкновенную легкость и спокойствие. И добавил, наклонившись к самому уху шалуньи: – Знаешь, я собираюсь еще не раз заниматься с тобой тем же самым – до ужина и после!
Одеваясь к выходу, Миллисента упорно старалась отогнать мысль о том, что она обманывает своего мужа. Но, с другой стороны, разве она поступала нечестно, действуя в их общих интересах?! К тому же мама всегда говорила, что не стоит рассказывать мужчине всю правду. Ведь загадочность добавляет женщине привлекательности…
За ужином новоиспеченную принцессу ожидало еще одно испытание. Напротив нее, за роскошно сервированным столом, сидел молодой муж – такой непроницаемо суровый и неприступный, что Милли с трудом узнавала его. Еще полчаса назад она сжимала в объятиях его обнаженное тело, ощущала внутри пульсацию его разгоряченной плоти, но сейчас, глядя на этого великосветского красавца, с трудом в это верила.
Слуги, подававшие ужин, говорили очень мало. К тому же Миллисента не понимала ни по-французски, ни по-итальянски – она вообще мало занималась языками в школе.
– Merci, – старательно выговорила Милли, когда дворецкий подал кофе. Как только за слугой закрылась дверь, она с отчаянием воскликнула: – О, Джанферро, мой французский ужасен!
– Это поправимо. Мы наймем тебе репетитора.
Девушка замялась.
– Я думала, что смогу пойти на курсы и учиться в группе с другими слушателями.
– В группе? – переспросил Джанферро, с надменной недоверчивостью вскинув бровь.
– Ну, я хотела сказать… – Милли смущенно повела плечом, – в языковой школе, на курсах. Ведь в Соладжое должно быть что-то в этом роде.
– Разумеется. Наша образовательная система – одна из лучших в мире. Только в твоем случае это вряд ли пригодится, – добавил он, задумчиво проводя кончиком пальца по хрустальному бокалу.
Миллисента удивленно заморгала.
– Почему?
– Это не сочетается с представлениями о королевском достоинстве, – тихо и отчетливо произнес принц.
– Ты хочешь сказать, что я должна держаться… подальше от людей?
– Не стоит так преувеличивать, дорогая. – Джанферро бросил кусочек сахара в крошечную чашку с золотым ободком и стал помешивать. Когда он поднял глаза, взгляд его был чрезвычайно серьезным. – Тебе просто нужно держаться на расстоянии вытянутой руки от своего народа. С одной стороны, ты часть его, с другой – на некотором удалении, как если бы находилась в соседней комнате. Стоит только снести разделяющую вас перегородку, и есть опасность, что крыша рухнет на голову.
Милли согласно кивнула, вновь чувствуя нарастающую тревогу. Ей предстояло еще столько узнать и запомнить. О детях, которые должны унаследовать корону, и о королевских обязанностях. А также об обязанности жены этого смуглолицего красавца, которого она тоже стремилась узнать получше. Но как это сделать, если он держится так… неприступно. Миллисента сделала глоток кофе. Надо постепенно преодолевать ту преграду, которую любимый воздвиг вокруг себя. Конечно, на это потребуется время, но Милли не намерена была отступать.
Главный вопрос заключался в том, с чего начинать. Милли взглянула мужу в лицо и с сомнением покачала головой.
– Отчего ты покраснела, Милли? – вкрадчивым тоном поинтересовался он.
– Я просто подумала…
– О чем же?
Было бы наивно пытаться объяснить Джанферро, что в постели Миллисента чувствует себя желаннейшей из женщин, а за дверями спальни уверенность в себе сразу покидает ее. Лучше не пускаться в подобные щекотливые разговоры, а воспользоваться обычной отговоркой.
– Это так необычно – родиться и вырасти на острове.
– В каком смысле?
Милли смущенно улыбнулась. У нее не было братьев, она училась в школе для девочек и поэтому с трудом могла подобрать тему для разговора с мужчиной. Хотя, будь ситуация иной, принц вряд ли бы сделал ей предложение.
– Расскажи, как ты ходил в школу?
– Нас с братьями обучали во дворце.
– Наверное, вы чувствовали себя ужасно… одиноко.
– Не думаю, – Джанферро приподнял бровь. – А ты, если не ошибаюсь, училась в школе-интернате? Там ведь тоже ограниченный круг общения.
– По крайней мере, рядом было много других девочек. – Минуту Милли сидела потупившись, глядя в чашку с остывающим кофе, потом снова взглянула мужу в глаза, но ничего не смогла прочесть в его взгляде. – А тебе никогда не хотелось пообщаться с кем-то, кроме твоих братьев?
Изолированность от других была неотъемлемой частью статуса кронпринца. Даже в детстве он в основном находился рядом с отцом и гораздо реже с братьями – так его готовили к предстоящей великой миссии.
– У меня не было недостатка в общении, – беззаботно заметил он. – Когда мы были маленькими, друзья приходили поиграть с нами. Мы вместе учились плавать и кататься верхом.
Джанферро решил не добавлять, что друзья его детства все принадлежали к самым знатным аристократическим фамилиям Мардивино, а пообщаться с народом можно было только во время церемонии вручения какой-нибудь премии или открытия новой школы.
Миллисента мечтала добиться его подлинного доверия, а не просто формального ответа на свои вопросы. Пусть расскажет о своем детстве, об истории Мардивино.
– Должно быть, это было… – девушка с трудом подбирала слова, – ужасно, когда умерла твоя мама.
По его лицу пробежала судорога. Он не хотел, чтобы Миллисента касалась подобных болезненных тем. Время лечит любые раны, но эта была слишком глубока.
– В данном случае я вел себя так же, как любой ребенок, который теряет мать, – сухо ответил Джанферро. – Титул принца отнюдь не помогает легче переносить боль…
Но этот титул заставляет скрывать свои страдания, мысленно добавила за него Милли, нежно накрыв рукой его ладонь. Нежная девичья кожа казалась еще бледнее на темно-оливковом фоне, а обручальные кольца поблескивали в свете свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Через некоторое время принц повернулся, чтобы полюбоваться своей молодой женой. В его бархатных глазах еще сверкали отблески удовлетворенного желания, а на щеках сиял румянец. Ничто в этом точеном аристократическом лице с высокими скулами не говорило о надвигавшейся грозе.
– Итак, дорогая, – проворковал он, – полагаю, ты уже беременна?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Миллисента замерла от ужаса. Ее тело словно окаменело, а мозг заработал с устрашающей скоростью.
– Ч-что ты имеешь в виду?
Принц улыбнулся.
– Я просто размышляю вслух, моя дорогая. Интересно, мой ребенок уже начал расти в твоем чреве?
– А ты хотел бы, чтобы я… уже была беременна?
– Ну, разумеется! – он слегка нахмурился. – Браки для того и заключаются, чтобы в них рождались дети. Собственно говоря, это основное предназначение семейных союзов. – Лицо принца вновь озарилось улыбкой. – Особенно в моем случае, дорогая.
Мой случай, отметила про себя Миллисента. Не наш . Разумеется, по некоторым вопросам их взгляды не будут совпадать. Но брак держится на компромиссах, от этого никуда не деться.
– Я просто… надеялась, что мы сначала поживем немного так… чтобы привыкнуть друг к другу, – робко пояснила Милли. – Я имею в виду, прежде чем появятся дети.
Он привлек ее в свои объятия, любовно провел рукой по пушистым белокурым волосам, спадавшим на грудь наподобие шелковистого водопада.
– Возможно, так оно и будет, – ответил он, – но в любом случае решение будем принимать не мы. Нам не дано распоряжаться зачатием ребенка по собственному усмотрению. Здесь задействованы гораздо более важные интересы.
Именно теперь настал момент все ему объяснить. Рассказать, что доктор предписал ей полгода принимать противозачаточные таблетки. Но что-то внезапно остановило Миллисенту – возможно, уверенность в том, что любимый не одобрит подобный шаг.
Воображение нарисовало картину из кинодрамы: разъяренный муж устраивает бурную сцену, после чего спускает противозачаточные таблетки в мусоропровод и, как и положено настоящему мачо, мощным движением швыряет жену на кровать. А что потом? Скорее всего, она забеременеет. Возможно, даже в ту же ночь.
Она попыталась представить себя с огромным животом, и ее сердце наполнилось ужасом. Ведь все так хорошо начиналось: Мардивино, жизнь с молодым мужем, сказочная роль принцессы. Беременность в эту идиллическую картинку никак не вписывалась.
Милли решила действовать осторожно, постепенно приучая Джанферро принимать во внимание и ее точку зрения.
– Представь, как было бы хорошо пожить немного для себя, – сладко проворковала она. – Ты так не считаешь?
Придется еще многому научить ее, подумал принц. Неужели она считает, что мы можем позволить себе беззаботно развлекаться, наслаждаясь жизнью, как другие молодожены: любоваться друг другом от рассвета до заката, ходить вместе в кино, а потом обсуждать впечатления? Джанферро брезгливо поежился. Даже если бы его положение кронпринца не исключало такую возможность, он все равно всеми силами старался бы избегать подобной жизни.
– Для этого и придуман медовый месяц, дорогая.
– Но наш медовый месяц на самом деле состоит всего лишь из двух недель! – возразила Миллисента.
– Я веду очень напряженную жизнь, Милли.
– А я хочу облегчить ее!
Принцу потребовалось немало усилий, чтобы удержаться от объяснений, насколько наивны подобные желания. Конечно, для него привычнее было отдавать приказы и поступать в соответствии со своими собственными желаниями, а уж остальные пусть думают, как исполнить высочайшее повеление наилучшим образом. Но, с другой стороны, в супружеской жизни необходимы такт и дипломатия, чтобы сгладить острые углы.
– Вот ты и облегчишь мне жизнь, – заявил он, – став матерью моих детей.
– И это все? – осторожно поинтересовалась Милли.
– Конечно, нет, – ласково ответил он. – Тебя ожидают еще много сюрпризов в твоей новой жизни.
Девушка вздохнула с облегчением.
– В самом деле?
– Да. Тебе не придется быть привязанной к детям – за ними, как и за тобой в детстве, будут присматривать няни, воспитатели, словом, целый персонал.
Но Милли мало порадовала перспектива переложить воспитание собственных детей на чужих людей. Она вспомнила короткий период учебы в начальной школе, прежде чем ее отослали в пансион. Милли до сих пор не забыла то острое чувство зависти, которое испытывала к своим одноклассницам, когда тех встречали мамы у школьных ворот, а ее – чопорные няни с непроницаемыми лицами или суровые гувернантки. Еще невыносимей было слушать рассказы подружек о том, как мамы кормили их домашними пирогами, а отцы играли с ними, учили плавать и лазить по деревьям. Сама Миллисента видела родителей только перед сном, когда приходила пожелать им спокойной ночи, да и это удавалось не всегда. Неужели Джанферро захочет лишить своих наследников родительского тепла, которого самому наверняка не хватало в детстве?
– Нам неплохо и самим побольше общаться с собственными чадами, как ты считаешь? – произнесла она с нежностью в голосе.
Джанферро поцеловал жену в носик.
– Боюсь, это будет не только невозможно, но и нежелательно. Наших детей будут воспитывать так же, как и других королевских наследников. Тебе же придется возглавить работу множества благотворительных организаций. Так что не волнуйся, крошка Милли, без дела ты сидеть не будешь.
Последняя фраза больно царапнула Миллисенту. «Не сидеть без дела». Похоже, ее собственное время тоже распланировано заранее и ей не принадлежит.
– Понятно, – только и ответила она. Джанферро нахмурился. Как все-таки требовательны женщины! – подумал он. Даже такая юная и неиспорченная, как Милли, стремится занять определенное место в его жизни.
– Да, чуть не забыл… – произнес он с видом фокусника, достающего кролика из цилиндра. – Надеюсь, тебя не разочарует твоя новая лошадь.
Девушка непонимающе посмотрела на него.
– Моя лошадь?
Губы мужа расплылись в самодовольной улыбке.
– Поначалу это планировалось как сюрприз, но, видя твое разочарование, я решил раскрыть карты. Через несколько дней мы отправимся посмотреть мои конюшни – кстати, заметь, они считаются одними из лучших в мире.
– Да, я много слышала о них, – слабым голосом вставила Милли.
– Там ты сама выберешь свой подарок и сможешь заниматься верховой ездой в Радужном Дворце.
Принц вгляделся в лицо жены, но не заметил в нем той реакции, на которую рассчитывал. Но ведь Миллисента любит лошадей – так почему же она не бросается ему на шею, не благодарит со слезами радости на глазах? Неужели не осознает, какая великая честь ей выпала? Известнейшие конезаводчики мира отдали бы полжизни за любого из скакунов, что собраны в королевской конюшне!
– Тебя не порадовал мой сюрприз, Милли?
Почувствовав ледяные нотки в тоне супруга, Милли постаралась загладить свою вину. Нельзя ожидать, что муж сможет сразу понять ее сомнения и страхи, а попробовать объяснить их сейчас – все равно, что просить прощения за то, чего не совершал. Ведь даже для представителей королевской семьи начало семейной жизни – серьезное испытание.
– Сказать, что я рада, – ничего не сказать. Честно говоря, я просто онемела от счастья, Джанферро!
Может, именно теперь стоит рассказать ему о таблетках? Конечно, он не дикарь какой-нибудь, а современный образованный человек. Но, с другой стороны, его желание дать Мардивино наследника вполне понятно.
– Джанферро…
– Я знаю. – Он был уверен, что угадал мысли жены. – Ты волнуешься, не повредит ли верховая езда нашему малышу. Я с тобой совершенно согласен, и как только твоя беременность подтвердится, от прогулок верхом придется на время отказаться – до тех пор, пока ты не родишь.
Миллисента слушала своего мужа, и в душе ее нарастали недоверие и паника: все распланировано заранее, в этой схеме не осталось места ни для переговоров, ни для компромиссов. «Также, как и в его характере нет такой черты, как уступчивость, – с болью отметила про себя девушка. – Принц знает, чего хочет, и добивается этого любой ценой. А мне отведена скромная роль – вынашивать его ребенка, кататься верхом, пока разрешают, и влачить жалкое существование на задворках его личного мира».
Но путь назад отрезан, бунтовать также не имеет смысла. Если необходим наследник, Милли будет счастлива стать матерью. Только не сейчас…
Душу принца переполнял восторг: ведь он не ошибся, выбрав чистую нетронутую девушку, готовую подчиняться его воле. Конечно, Джанферро придется еще многому научить юную супругу, но главное она уже поняла: решения в их семье всегда принимает муж.
Милли задохнулась от восторга, когда губы возлюбленного коснулись ее груди, а язык стал ласкать и дразнить мгновенно заострившиеся кончики. По телу прокатилась теплая волна удовольствия, а руки все сильнее сжимали сильное мускулистое тело.
Джанферро поднял голову и взглянул на нее.
– Тебе нравится, Милли? – спросил он нежным голосом.
– Это… – она задохнулась от новых, непривычно приятных ощущений, так и не успев ответить, потому что любимый уже касался губами ее живота и продолжал двигаться ниже. Через секунду острая волна наслаждения, как молния, пронзила все ее тело и вырвалась восторженным криком: «Джанферро!»
Он продолжал смаковать тело возлюбленной, словно волшебное лакомство, которым невозможно насытиться. «Как она прекрасна, – пронеслось в голове Джанферро, – сколько удовольствия доставит мне это юное создание, не знавшее других мужчин! Я слеплю ее по своему вкусу, научу угадывать свои тайные желания!»
Некоторое время они еще полежали молча, потом принц зевнул и пробормотал:
– Пожалуй, пора вставать и готовиться к ужину. Милли доверчиво прильнула к нему.
– Я не голодна.
– А я – очень.
– О, – протянула она, прижимаясь еще крепче, словно в объятиях этого красавца заключался весь рай земной. – Может, мы поужинаем в постели?
– К сожалению, это невозможно, – ответил принц, размыкая ее пальчики. – Шеф-повар приготовил нечто необыкновенное в честь нашего приезда, мы просто обязаны вознаградить его за старания.
«Обязаны». Это слово, как символ новой жизни, напомнило Миллисенте о статусе жены кронпринца. Она горестно вздохнула.
– Разумеется. Как глупо, что я сама не догадалась об этом.
– Вот именно, – подтвердил Джанферро, удовлетворенно кивнув головой. – И чем раньше мы поужинаем, тем скорее можно будет отпустить прислугу. – В его голосе зазвучали нежные, дразнящие нотки, когда он пояснил: – И тем раньше мы сможем вернуться в нашу спальню!
Это обещание заставило девушку взглянуть на ситуацию совершенно с другой стороны. На мгновение она превратилась в прежнюю Милли – веселую и отчаянно беззаботную.
– Но ведь мы только и делали, что валялись в постели, – лукаво улыбнулась Миллисента.
Заметив хитрые огоньки в глазах жены, Джанферро тоже улыбнулся.
– Я знаю, – мягко произнес он, чувствуя необыкновенную легкость и спокойствие. И добавил, наклонившись к самому уху шалуньи: – Знаешь, я собираюсь еще не раз заниматься с тобой тем же самым – до ужина и после!
Одеваясь к выходу, Миллисента упорно старалась отогнать мысль о том, что она обманывает своего мужа. Но, с другой стороны, разве она поступала нечестно, действуя в их общих интересах?! К тому же мама всегда говорила, что не стоит рассказывать мужчине всю правду. Ведь загадочность добавляет женщине привлекательности…
За ужином новоиспеченную принцессу ожидало еще одно испытание. Напротив нее, за роскошно сервированным столом, сидел молодой муж – такой непроницаемо суровый и неприступный, что Милли с трудом узнавала его. Еще полчаса назад она сжимала в объятиях его обнаженное тело, ощущала внутри пульсацию его разгоряченной плоти, но сейчас, глядя на этого великосветского красавца, с трудом в это верила.
Слуги, подававшие ужин, говорили очень мало. К тому же Миллисента не понимала ни по-французски, ни по-итальянски – она вообще мало занималась языками в школе.
– Merci, – старательно выговорила Милли, когда дворецкий подал кофе. Как только за слугой закрылась дверь, она с отчаянием воскликнула: – О, Джанферро, мой французский ужасен!
– Это поправимо. Мы наймем тебе репетитора.
Девушка замялась.
– Я думала, что смогу пойти на курсы и учиться в группе с другими слушателями.
– В группе? – переспросил Джанферро, с надменной недоверчивостью вскинув бровь.
– Ну, я хотела сказать… – Милли смущенно повела плечом, – в языковой школе, на курсах. Ведь в Соладжое должно быть что-то в этом роде.
– Разумеется. Наша образовательная система – одна из лучших в мире. Только в твоем случае это вряд ли пригодится, – добавил он, задумчиво проводя кончиком пальца по хрустальному бокалу.
Миллисента удивленно заморгала.
– Почему?
– Это не сочетается с представлениями о королевском достоинстве, – тихо и отчетливо произнес принц.
– Ты хочешь сказать, что я должна держаться… подальше от людей?
– Не стоит так преувеличивать, дорогая. – Джанферро бросил кусочек сахара в крошечную чашку с золотым ободком и стал помешивать. Когда он поднял глаза, взгляд его был чрезвычайно серьезным. – Тебе просто нужно держаться на расстоянии вытянутой руки от своего народа. С одной стороны, ты часть его, с другой – на некотором удалении, как если бы находилась в соседней комнате. Стоит только снести разделяющую вас перегородку, и есть опасность, что крыша рухнет на голову.
Милли согласно кивнула, вновь чувствуя нарастающую тревогу. Ей предстояло еще столько узнать и запомнить. О детях, которые должны унаследовать корону, и о королевских обязанностях. А также об обязанности жены этого смуглолицего красавца, которого она тоже стремилась узнать получше. Но как это сделать, если он держится так… неприступно. Миллисента сделала глоток кофе. Надо постепенно преодолевать ту преграду, которую любимый воздвиг вокруг себя. Конечно, на это потребуется время, но Милли не намерена была отступать.
Главный вопрос заключался в том, с чего начинать. Милли взглянула мужу в лицо и с сомнением покачала головой.
– Отчего ты покраснела, Милли? – вкрадчивым тоном поинтересовался он.
– Я просто подумала…
– О чем же?
Было бы наивно пытаться объяснить Джанферро, что в постели Миллисента чувствует себя желаннейшей из женщин, а за дверями спальни уверенность в себе сразу покидает ее. Лучше не пускаться в подобные щекотливые разговоры, а воспользоваться обычной отговоркой.
– Это так необычно – родиться и вырасти на острове.
– В каком смысле?
Милли смущенно улыбнулась. У нее не было братьев, она училась в школе для девочек и поэтому с трудом могла подобрать тему для разговора с мужчиной. Хотя, будь ситуация иной, принц вряд ли бы сделал ей предложение.
– Расскажи, как ты ходил в школу?
– Нас с братьями обучали во дворце.
– Наверное, вы чувствовали себя ужасно… одиноко.
– Не думаю, – Джанферро приподнял бровь. – А ты, если не ошибаюсь, училась в школе-интернате? Там ведь тоже ограниченный круг общения.
– По крайней мере, рядом было много других девочек. – Минуту Милли сидела потупившись, глядя в чашку с остывающим кофе, потом снова взглянула мужу в глаза, но ничего не смогла прочесть в его взгляде. – А тебе никогда не хотелось пообщаться с кем-то, кроме твоих братьев?
Изолированность от других была неотъемлемой частью статуса кронпринца. Даже в детстве он в основном находился рядом с отцом и гораздо реже с братьями – так его готовили к предстоящей великой миссии.
– У меня не было недостатка в общении, – беззаботно заметил он. – Когда мы были маленькими, друзья приходили поиграть с нами. Мы вместе учились плавать и кататься верхом.
Джанферро решил не добавлять, что друзья его детства все принадлежали к самым знатным аристократическим фамилиям Мардивино, а пообщаться с народом можно было только во время церемонии вручения какой-нибудь премии или открытия новой школы.
Миллисента мечтала добиться его подлинного доверия, а не просто формального ответа на свои вопросы. Пусть расскажет о своем детстве, об истории Мардивино.
– Должно быть, это было… – девушка с трудом подбирала слова, – ужасно, когда умерла твоя мама.
По его лицу пробежала судорога. Он не хотел, чтобы Миллисента касалась подобных болезненных тем. Время лечит любые раны, но эта была слишком глубока.
– В данном случае я вел себя так же, как любой ребенок, который теряет мать, – сухо ответил Джанферро. – Титул принца отнюдь не помогает легче переносить боль…
Но этот титул заставляет скрывать свои страдания, мысленно добавила за него Милли, нежно накрыв рукой его ладонь. Нежная девичья кожа казалась еще бледнее на темно-оливковом фоне, а обручальные кольца поблескивали в свете свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11