.
Доктор, которого Хильда с большим трудом смогла разыскать и которого ждала чудовищно долго, сказал потом, что спасти Барбера удалось только благодаря ее присутствию духа и быстрым действиям. К тому времени, как он приехал, Хильда сделала все, что может сделать непрофессионал, когда-то читавший пособие по оказанию первой медицинской помощи. Судья был на волоске от смерти. В течение получаса она отчаянно пыталась привести его в чувство, делая искусственное дыхание, и силы ее были на исходе, когда у судьи появились первые признаки жизни. Но женщина не потеряла голову и не расслабилась после того, как поняла, что одержала победу. Когда приехал доктор, Хильда, бледная, но спокойная, помогала ему с усердием профессиональной медсестры, а когда все меры были приняты, полностью владела собой и сочинила правдоподобную историю случившегося. Ее муж страдал бессонницей. Он начал принимать снотворное. Но из-за близорукости уже не раз ошибался в дозировке, указанной на флаконе. По-видимому, на этот раз по ошибке принял слишком большую дозу снотворного. А что думает доктор?
Доктор, потрясенный, как никогда, с радостью согласился. Тем не менее, прежде чем посетить выздоравливающего пациента на следующее утро, он счел своей обязанностью сообщить о происшествии в местный полицейский участок. Он был немолодым практикующим врачом, уже на пенсии, и вернулся на работу, чтобы заменить молодых врачей, призванных в армию. Несмотря на возраст, доктор был достаточно внимателен, чтобы краем глаза заметить письмо коронеру, которое Хильда не успела убрать со столика в гостиной.
Глава 21
КОНЕЦ КАРЬЕРЫ
За победой, одержанной Хильдой в спасении мужа, последовала еще одна, менее впечатляющая, но более трудная.
К началу следующей сессии Стригун продолжал оставаться на своем посту, как будто ничего не случилось. Когда было опубликовано сообщение, что судья Барбер нездоров, злые языки предсказывали, что за этим последует его отставка, но он вернулся, и слухи на время прекратились.
Одна Хильда знала, чего ей стоило вернуть мужа к нормальной жизни, несмотря на обуревавший его страх перед нависшей угрозой. Ясно только, что не с помощью Билля о правах. Барбер договорился с высокопоставленным чиновником и намеревался сдержать свое слово. То ли Хильда смогла уговорить мужа, уповая на то, что его положение восстановится, потому что в последнюю минуту Себальд-Смит и женщина, стоящая за его спиной, сменят гнев на милость, то ли убедила его, что надо идти по-мужски до конца,- в любом случае она добилась своего. Далось это ей не просто. Многие замечали, что в последние недели Хильда была бледной и апатичной, словно она отдала часть своей жизненной энергии роботу, который продолжал каждый день приезжать в суд, выслушивать аргументы сторон и выносить приговоры, как будто его положение было таким же прочным, как у любого другого судьи, которому до пенсии оставалось лет этак десять.
Ясным апрельским утром, когда жители Великобритании с тревогой услышали названия отдаленных норвежских городов, которые с ужасающей неожиданностью стали близкими для каждой семьи, Барбер, все еще его светлость судья Барбер, приехал на нанятом автомобиле в Центральный уголовный суд, где ему предстояло выступать председательствующим судьей. Он не любил это место. Барбер жаловался, что у него болела голова от искусственной атмосферы в зале суда. Он даже разрешил, чего не делал раньше, поставить букет цветов, который городские власти по традиции присылали служителям закона, чтобы они не подхватили тюремную лихорадку. В прежние годы не было случая, чтобы он не высказал своего недовольства. На этот раз Барбер обошелся без комментариев. Над ним самим висел смертный приговор, и ему было безразлично, куда его привезли и кого и за что он будет судить.
Хильда, сидевшая рядом с ним, тоже молчала. В последнее время она сопровождала мужа на все заседания суда, словно боясь оставлять одного без присмотра. Утром она едва глянула в газету, не обратив никакого внимания на напечатанную там карту Норвегии. Ее внимание было приковано к письму, которое пришло с утренней почтой. Она прочитала его, сложила и убрала, не сказав ни слова. Барбер не задавал вопросов и не проявил к письму ни малейшего интереса. В машине, когда они пересекали перекресток на Лудгейт-Сиркус, он неожиданно спросил Хильду:
- Ты получила письмо от брата?
- Да,- вяло ответила она.
- Что он пишет?
- Фирма Фарадея сделала последнее предложение - такое же, как в прошлый раз.
- Что именно?
- Они ждут до послезавтра. Если мы не согласимся на их предложение, то подадут иск в суд,- пояснила Хильда, когда машина свернула за угол на Олд-Бейли.- Майкл пишет, что на этот раз они так и сделают.
Барбер вздохнул, как будто с его плеч сняли тяжкий груз. Он молчал до тех пор, пока машина не остановилась у входа для судей на Ньюгейт-стрит. А там тихо сказал:
- Значит, Хильда, это последнее заседание в Олд-Бейли, на котором я буду присутствовать.
Полицейский, открывший дверцу автомобиля, растерялся и чуть было не забыл подать руку его светлости. Он говорил потом, что его испугал вид леди Барбер - казалось, она вот-вот потеряет сознание. Но Хильда взяла себя в руки и вошла в здание суда твердой походкой.
Скамьи для подсудимых в зале номер 1 суда в Олд-Бейли занимают так много места, что сидящим сбоку и сзади почти не видно, что происходит в другом конце помещения. У Дерика Маршалла не было достаточно влиятельных связей, или он не смог ими воспользоваться, чтобы получить место в передних рядах. Благодаря знакомству с одним клерком барристера он вместе с ним прошел в зал суда, но здесь ему пришлось устроиться на краю скамьи, отведенной для младших барристеров, которые должны были помогать своим старшим коллегам. Дерику было хорошо слышно все, что говорили участники заседания, но почти ничего не видно. Особенно удручало его то, что он сидел отдельно от Шейлы, которая вместе с матерью находилась на скамье, зарезервированной для лиц, имеющих законный интерес к рассматриваемому делу. Шейла не позволила ему пойти с ними, и он подчинился, но хотел поддержать ее хотя бы издалека.
- Вызывается Герберт Джордж Бартрам,- объявил секретарь суда.
Дерик разглядел только верхнюю часть спины своего будущего тестя, который поднялся и заявил, что не признает себя виновным в предумышленном убийстве Эдварда Фрэнсиса Клэя. После предварительной процедуры, которую Дерик знал наизусть, в дальнем правом углу зала суда послышалось движение это встал королевский обвинитель. Насколько было понятно Дерику из его опыта работы на выездной сессии, обвинение в убийстве в результате дорожного происшествия выглядело довольно серьезным.
В этот день рассмотрение дела не было закончено. Дерик видел, как его любимая покинула зал, держа под руку отца, которому продлили освобождение из-под стражи под залог. В целом, считал Дерик, дело было не так плохо, как казалось вначале. Вспомнив сказанное ему Петигрю, он чувствовал, что есть шансы услышать оправдательный приговор. До самого последнего момента Дерик не задумывался о том, кто будет председательствовать в суде, и, услышав знакомый хриплый голос, пришел в ужас. Первым сумасшедшим побуждением было вскочить и крикнуть, что этот человек не может, не имеет права быть судьей в этом деле. Но, сдержав себя, подумал и пришел к выводу, что пока процесс идет по-честному и беспристрастно и что судья прислушивался к тому, что говорил защитник. Может быть, судьба во благо привела Стригуна на это заседание. Может быть, он почувствует, что это веление Бога... Эта мысль успокоила Дерика. Но потом, когда он вспомнил рассказ Петигрю о суде над Хеппеншталем, к нему вернулось беспокойство.
- Прошу прощения, ваша светлость, не могли бы вы уделить мне несколько минут? Всего лишь короткое интервью.
Барбер, стоящий на тротуаре около своего дома, медленно обернулся. После того как закончилось заседание суда, он впал в задумчивость и сейчас с трудом возвращался в реальность. Он посмотрел на человека, обратившегося к нему, пустым, бессмысленным взором, как на незнакомца. И не сразу узнал того, кто с ним заговорил. Хильда сжала руку мужа, приводя его в чувство, и Барбер произнес сухим, бесцветным голосом:
- Мне нечего вам сказать, Бимиш.
Бимишу показалось, что он разговаривает с трупом - голос Барбера был таким тоскливым и пустым, что тщательно подготовленные слова просьбы застыли у него на губах. Он бросил взгляд на изможденное, отрешенное лицо Барбера и поспешил прочь. Только свернув за угол, Бимиш разразился проклятиями и отругал себя за напрасно потраченное время.
"Мне нечего сказать" - эти слова как бы выразили суть отношения Барбера к действительности с того момента, когда он смотрел на Хильду, читающую роковое письмо. После долгих обсуждений и споров окончательное решение было выражено этой короткой фразой.
- Я подам прошение об отставке в конце недели,- сказал судья.- Для всех будет неудобно, если я уйду в середине сессии. Надо закончить работу и подготовить список оставшихся дел для регистратора.
- Да,- согласилась Хильда.- Так будет лучше.
- Предложи Майклу оформить ответ на иск. Будет дешевле ничего больше не предпринимать и предоставить оценку ущерба жюри суда шерифа,- добавил Барбер после паузы.
- Я спрошу у Майкла, что он считает нужным сделать.
Поздно вечером, перед сном, Барбар сказал жене почти ласковым тоном:
- Жаль, что так получилось. Для тебя, Хильда. Было бы лучше, если бы ты позволила мне...
- Не говори так, Уильям!- поспешно ответила она, отворачиваясь, чтобы он не увидел ее лица.
Приехав на следующее утро пораньше, Дерик нашел в зале место поудобнее, откуда ему было лучше видно, как будет проходить заключительная стадия суда над Джорджем Бартрамом. Все свидетели дали показания вчера, и на утро оставались заключительные речи и вынесение приговора. Слушая речи, Дерик все больше верил, что результат будет положительным для обвиняемого. Защитником был королевский адвокат Джон Фокетт, прекрасный оратор, единственной слабостью которого было то, что он частенько увлекался собственным красноречием. Дерику вспомнилась шутка Петигрю об "открытом кране". Действительно, Фокетт произнес свою речь на одном дыхании, почти не делая остановок на обдумывание фраз. Как ни странно, это произвело должное впечатление на присяжных, а заключительная речь судьи на этом фоне выглядела скромной и менее убедительной. Стригун говорил как очень уставший человек, и казалось, что он полностью потерял интерес к делу. Когда присяжные удалились на совещание, Дерик посмотрел на Шейлу. Судя по ее виду, она тоже немного успокоилась, и они обменялись взглядами, в которых читалась надежда - почти уверенность.
Присяжные заседали более получаса. Все это время Дерик не выходил из зала, боясь потерять место, и ему пришлось выслушать начало следующего заседания по делу, которое было ему совсем неинтересно. Шейла и ее мать в это время вели оживленные переговоры со своим поверенным в коридоре. Наконец присяжные вернулись в зал. Дерик старался прочитать на их лицах решение, которое они приняли, но напрасно. Они были непроницаемы - такое каменное выражение приобретает лицо любого британца, избранного для выполнения миссии присяжного заседателя. Только что начатое слушание следующего дела было прервано. Бартрам вернулся на скамью подсудимых, а младшим барристерам пришлось пристроиться перед скамьей, уже занятой теми, кто были назначены помощниками в следующем слушании.
Секундой позже напряжение спало. Старшина присяжных произнес благословенные слова: "Не виновен". Клерк суда, как бы для того, чтобы устранить все сомнения, тут же сказал: "Вы заявляете, что он не виновен, и таково ваше окончательное решение". Дерик чуть не закричал "ура!". Он увидел, как Шейла поднесла платок к глазам, а миссис Бартрам повернулась к адвокату Фокетту, чтобы пожать ему руку.
Дерик сначала не понял значения последовавшей паузы. Вместо того чтобы приказать выпустить обвиняемого, судья что-то говорил шепотом секретарю суда. Обвинитель разговаривал с Фокеттом. Что случилось? И тогда Дерик вспомнил, что он слышал, как Дженкинсон, поверенный со стороны защиты, говорил что-то о втором обвинении, каком-то незначительном обвинении, которое последует за первым. Все его внимание было сосредоточено на обвинении в убийстве, и он совсем забыл о втором. Никто не сказал ему, в чем там было дело, и, казалось, никто не воспринимал его всерьез.
Клерк, закончив переговоры с судьей, повернулся лицом к залу. Присяжным, которые не знали, куда себя девать, как актеры, закончившие пьесу на сцене, где занавес никак не опускался, было сказано, что они свободны. Затем был зачитан второй обвинительный акт. Бартрам обвинялся в том, что в такой-то день он вел машину в таком-то месте, не имея при себе свидетельства о страховании ответственности перед третьими лицами. Бартрам признал себя виновным по этому обвинению.
Обвинитель и защитник почти ничего не сказали по этому вопросу. Обвинение не оспаривалось, а все факты были тщательно проверены и подтверждены в процессе предшествовавшего слушания. Фокетт осмелился напомнить его светлости то, что уже было известно, а именно: что в период, когда было совершено правонарушение, его клиент выполнял важную оборонную работу, что в настоящее время все испытывают большое напряжение, в результате чего любой человек может случайно нарушить требования законов о дорожном движении, что его подзащитный имеет прекрасные характеристики как гражданин и водитель. Пока судья обдумывал свой приговор, в зале стояла полная тишина. Дерик посмотрел на судью и заметил, что бледное лицо Барбера слегка порозовело. Ему вдруг стало очень страшно.
- Джордж Герберт Бартрам!- раздался хриплый голос судьи.- Я не могу согласиться с мнением, высказанным здесь, что правонарушение, в котором вы признали себя виновным, является чисто техническим и не заслуживает серьезного наказания. Напротив, я считаю это очень серьезным правонарушением. Последствия нарушения этой части закона...
Дерик слушал скрипучий голос судьи, и ему казалось, что тот никогда не замолчит. Создавалось впечатление, что Барбер специально доводит себя до состояния праведного гнева, пересказывая то, что совершил обвиняемый, и рисуя ужасные последствия подобного преступления. Осознавая, что делает Барбер, Дерик видел в этом уродливую пародию на правосудие. Он думал, почему никто не встанет и не разоблачит это лицемерие. В этот момент он ненавидел Барбера сильнее, чем кого бы то ни было на свете.
Если бы Дерик был психологом, а не очень молодым и сильно влюбленным человеком, возможно, он понял бы значение излишне суровой речи Стригуна: судья обвинял не Бартрама, а себя. Подсознательно он ставил себя самого на место преступника, чье деяние сам и осуждал. В состоянии самоуничижения он преувеличивал тяжесть совершенного им проступка и в то же время остро осознавал, насколько ничтожно наказание, которому он может подвергнуть Бартрама, по сравнению с тем наказанием, которое выпало ему самому. С какой радостью он поменялся бы местами с человеком, сидящим перед ним на скамье подсудимых! Но Дерик этого не знал. Он видел только то, что Барбер чудовищно несправедлив. Что касается обвиняемого, вероятнее всего, тот понял только то, что касалось его одного: он получил максимальное наказание, предусмотренное законом за данное правонарушение, а именно: штраф в 50 фунтов стерлингов и трехмесячное тюремное заключение.
Дерик встретил Шейлу в коридоре. В ее больших голубых глазах не было слез, но они блестели неестественно ярко. Бледное напряженное лицо и твердо сжатые губы - он никогда не видел ее в таком состоянии. Дерик знал, что его невеста - девушка с твердым характером, но сейчас его напугала злобная решимость, сквозившая во всем ее облике. Она была одна.
- А где твоя мама?- спросил Дерик.
- Там, внизу, с папой. Я не пошла, чтобы не расстраивать его еще больше. Мы с ней встретимся в гостинице. Миссис Дженкинсон поможет ей. Я хочу поговорить с тобой, Дерик. Но не здесь. Отведи меня куда-нибудь пообедать.
Дерик хотел было объяснить, что он отпросился только на один день и сегодня должен вернуться на службу, но понял, что это бесполезно. Даже рискуя потерять с таким трудом полученную им работу, он не мог бросить Шейлу одну в таком состоянии.
Они зашли в первый попавшийся ресторан, где им подали скудный обед. И хотя Шейла сказала, что хочет поговорить с ним, сначала он не мог вытянуть из нее ни слова. Наконец она подняла голову от тарелки.
- Что нам делать, Дерик?- спросила девушка. В ее голосе звучал скорее вызов, чем просьба о помощи.
- Это ничего не изменит между нами,- заверил ее Дерик в двадцатый раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28