А он все больше свирепел. Случалось, бил ее только за то, что она была — сидела рядом на диване, дышала с ним одним воздухом. Может быть, он возненавидел ее, когда понял, что она выложилась до конца, выдохлась, испеклась и как певице ей уже не сделать на эстраде ничего больше того, что она сделала? Он возненавидел ее за то, что в свои тридцать два года из звезды среднего разбора она превратилась в одну из самых обычных рядовых исполнительниц? Возненавидел в ней свои обманутые надежды на успех, свои рухнувшие финансовые планы? Но разве за все это можно было ненавидеть свою жену, пожертвовавшую эстрадной карьерой ради рождения детей?
Она, Аврора, наверное, просто не знала своего мужа. Не подозревала, что за человек Дмитрий Гусаров. Впрочем, ей свойственно ошибаться в людях. Вот и с Максом Студневым она тоже горько ошиблась. А ведь в первые минуты знакомства он показался ей почти идеалом, мужчиной мечты…
Нет, довольно, есть лишь один способ забыть все и всех — уехать, сбежать далеко-далеко, за нездешние моря, в страну дальнего запада, который на самом-то деле есть не что иное, как самый настоящий восток. Где все совсем не так, как здесь. Где само время иное. Где по утрам пахнет не дымом горящего торфа, а кофе и корицей, розами и морской солью. Где волны прибоя — маленькие и шелковые на ощупь, называются не чем иным, как Атлантическим океаном. Где можно просто сидеть на каменной скамье на пустой тихой набережной и смотреть на заходящее солнце. Пока оно совсем не скроется, не умрет там, за кромкой воды.
Глава 4
ЭКСПЕРТИЗА
Первый рабочий день после отпуска горек, как полынь. Первый рабочий день после отпуска, проведенного на море под жарким солнцем юга, не просто горек — он отравлен воспоминаниями об утраченном счастье.
Катя Петровская, в замужестве Кравченко, — криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области — в свой первый рабочий день после двух недель отпуска была, наверное, самым несчастным, самым обездоленным человеком на свете. Казалось, только вчера все было явью — пляж, море, шумный город Сочи, упоительные, сумасбродные хлопоты типа приобретения нового модного купальника-бикини и убийственных по своему шику темных очков. И вот все внезапно обернулось миражом, пересказанным наспех горстке сотрудников пресс-центра, которые еще не были в отпуске и даже не могли себе представить, что же это такое — две совершенно свободные недели. Мираж растаял как дым в разреженной атмосфере служебных будней. Увы, увы!
В Сочи Катя отдыхала вместе с мужем Вадимом Кравченко. Он таким способом сдерживал свое честное благородное слово. Устроились в маленьком частном отеле на Мацесте, с горячей водой, удобными номерами и даже завтраком по утрам. И все было бы совершенно замечательно, если бы не…
На работе Катю отпустили всего на две недели. Кравченко же гулял отпуск на полную месячную катушку. А тут вдруг в разгар отдыха в Сочи как снег на голову нагрянул закадычный друг детства Кравченко Сергей Мещерский с удалой компанией каких-то приятелей из питерской фирмы, специализирующейся на проектировании и строительстве прогулочных катеров и гоночных яхт. Почти все судостроители привезли с собой в Сочи жен и подруг, а также некий таинственный экспериментальный образец своего изделия, который намеревались испытывать в море в экстремальных условиях.
Образец в разобранном виде хранился в грузовом трейлере на автостоянке рядом с отелем. Мещерский горел энтузиазмом и уверял всех, что, если первые испытания пройдут успешно (то есть если образец не утонет сразу — Катя понимала это именно так); его фирма «Столичный географический клуб» заключит с питерскими товарищами долгосрочный контракт на аренду в городе Сочи их плавсредств. Катя, выслушав друга детства, осторожно поинтересовалась, для чего же городить такой огород?
И неужели в самом городе Сочи не найдется ни проектировщиков, ни мореходов? Мещерский яростно возражал (разговор шел после ужина в портовом ресторанчике за бутылкой красного): как же можно такое дело — ТАКОЕ ДЕЛО — доверять чужакам? В Сочи он, Мещерский, мало кого знает, и вообще этот город, по слухам, мутный и мафиозный, а питерские ребята надежные, свои в доску.
Однако, по Катиным наблюдениям, «свои в доску» испытывать образец на волнах Черного моря не торопились. В основном купались, жарились на пляже, хлестались в преферанс, катали шары на бильярде в баре и все время толковали про какую-то «верфь», которая не подходит. Главным среди питерцев был двухметровый верзила Павлик Дубов. Каждый раз, танцуя с Катей на летней веранде ресторанчика «Посейдон», он многозначительно нашептывал ей на ухо, что «никем не может быть в этой жизни, — только капитаном яхты и что он ищет женщину, которая имела бы достаточно смелости, чтобы стать подругой настоящему пирату в душе».
Катя с великой тревогой замечала, что муж ее — Вадим Кравченко, приехавший в Сочи самым обычным, до неприличия ленивым и капризным московским отпускником» в этой корабельно-пиратской атмосфере меняется на глазах. Точнее, даже не меняется, а воспаряет, окрыляется, оперяется и, подстрекаемый закадычным дружком своим Мещерским и питерскими товарищами, начинает принимать в делах морских и смутных самое деятельное и горячее участие.
Уезжала Катя из Сочи одна и с тяжелым сердцем. Больше всего ее страшило то, что «они все там напьются», соберут этот свой экспериментальный образец и под командой капитана Дубова выйдут всей компанией в открытое море. А ее, Кати, не окажется рядом, чтобы вовремя переполошить всю береговую охрану и даже эскадру, охраняющую на рейде покой главы государства.
— Ты чего такая скучная, Катька? Зубы, что ли, болят? — осведомился Кравченко, когда они с Мещерским провожали ее в аэропорт. — Через две недели и я буду дома. Ну что такое, так тяжело со мной расставаться?
— Пить тут не смейте, как поросята, — сумрачно ответила Катя. — И, Сереженька, я тебя очень прошу, я тебя просто умоляю, сегодня же купи в спортивном магазине спасательный круг!
— Да я плаваю, как чемпион, — пыжился Кравченко. — Эх, жаль, уезжаешь, жена, а то б я, чтобы рассеять все твои сомнения с Дубовым Пашкой пари бы заключил на заплыв до Дагомыса и обратно. На ящик пива.
— Сереженька, послушай, да не верти ты головой! Я к тебе обращаюсь. — Катя тормошила Мещерского, игнорируя похвальбу мужа. — Сереженька, я на тебя надеюсь, пожалуйста, следи за…
Но друг детства был уже под хорошим градусом и на все Катины просьбы только доверчиво улыбался, кивая головой, как китайский болванчик.
Самолет с Катей взлетел в Адлере и приземлился в Москве. Связь с мужем на время была утеряна. А Москва встретила Катю неласково — едким смогом и гарью лесных пожаров. К тому же в самый первый вечер Катя услышала по телевизору сообщение о том, что в районе Лазаревского из моря на берег вышел смерч и все побережье затоплено. Она в панике полночи звонила Кравченко на мобильный. И не могла дозвониться.
Затем муж все-таки вышел на связь, и по его бравому хриплому голосу и особенно по изумленной фразе: «Какой такой еще смерч, г-где, у нас? М-мы с С-серегой н-ничего т-такого н-не видели, с-скажи ей, С-сергей!» Катя поняла, что с возвращением в Москву явно поторопилась. Но от нее уже ничего не зависело. Катя справедливо рассудила, что если они в своей холостяцкой нирване не заметили там даже смерча, то… то об остальном можно и не беспокоиться. Пьяницам, как известно, море по колено.
Прилетела она из Сочи в субботу. Все воскресенье разбирала вещи и сражалась с пылью в квартире. В понедельник же вышла, скрепя сердце, на работу.
Родной Никитский переулок, где располагался главк, был с самого утра окутан густым туманом, и Катя едва ли не ощупью нашла дорогу к подъезду. Часовой на КПП едва сдерживался от соблазна немедленно воспользоваться противогазом. И не делал это только потому, что не хотел пугать начальство. В кабинете пресс-центра нельзя было даже открыть окно, а старенький кондиционер своими потугами делал атмосферу совершенно невыносимой.
От всего этого Катя сразу же остро затосковала. Ее точили мысли о том, Что нельзя быть такой растяпой, надо было сразу добиться всего отпуска, целиком, а не разрывать его так бездарно и глупо в разгар лета, оставляя любимого мужа за тридевять земель в компании приятелей-алкоголиков и каких-то полузнакомых развязных девиц, да еще у моря, из которого выходят лютые смерчи.
— Ну что загрустила? — тоном Кравченко осведомился Катин начальник. — Всегда после отпуска тяжко втягиваться. А тут с этим дымом голова пухнет. И газеты прямо осатанели — рвут на части. Сотрудников в отпуска распустили, а полосу-то кто будет криминалом заполнять? Тут не до сенсаций уже, все берут. Как кражу карманную раскрыли, даже и это сгодится. Так что, Катерина, не мудрствуй, пиши, о чем хочешь.
Катя погрустила еще минуты три, вспоминая ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ, а затем решила, что да, действительно пора за работу, и начала прикидывать, кому можно позвонить насчет темы для криминального репортажа.
Еще до отпуска она хотела сделать очерк о работе экспертов-криминалистов. Конкретно о подполковнике Валентине Заварзиной. Заварзина была опытнейшим экспертом областного главка и вот уже более десяти лет возглавляла химико-криминалистическую лабораторию. Специализирювалась она в основном на экспертизах наркотических веществ, однако проводила и другие токсикологические исследования.
Катя любила бывать в экспертном управлении. Эксперты в милиции народ особенный. К Заварзиной, например, когда ни приедешь, всегда наберешь гору материалов, начиная с леденящих кровь подробностей об убийстве наркобарона из Томилинского цыганского табора до нескончаемой саги о нашествии на Подмосковье галлюциногенных грибов.
Катя позвонила в экспертное управление, получила от Заварзиной добро и, не откладывая дела в долгий ящик, полетела как на крыльях на Варшавское шоссе, где обитали эксперты. Заварзина была у себя в кабинете одна — разговаривала с кем-то по телефону. Катю приветствовала дружелюбным кивком и показала большой палец — отлично, мол, загорела.
— Нет, экспертизу не я делала, а Лямин, — говорила она в трубку, — он в субботу ездил в морг, изымал образцы… Но там ведь нет никаких признаков наркоинтоксикации…
Катя, чтобы не мешать Заварзиной, отошла к окну.
— Но, Никита Михайлович, я не понимаю, что вы хотите обнаружить у этого Студнева, — ворчала в трубку Заварзина, — Лямин провел все необходимые тесты… — Она слушала, нахмурившись.
Катя навострила уши — Заварзина разговаривала с Колосовым. Начальника отдела убийств на своем горизонте Катя не видела с начала лета.
— Ну хорошо, если вы так категорически настаиваете, мы проведем повторно… Да, конечно, комплексную… Хорошо, хорошо, я сама лично займусь… Хорошо, сегодня же, образцы все у нас… Обязательно позвоню насчет результата.
— Донимают, Валентина Тихоновна? — посочувствовала Катя.
— Да вот розыск что-то озаботился. Не понимаю, вроде и на убийство не похоже, обычный несчастный случай… Ну а ты ко мне зачем пожаловала?
— Я как всегда. — Катя достала блокнот и диктофон.
* * *
В Столбах Никите Колосову пришлось задержаться на все выходные. Вместе с Лесоповаловым они присутствовали на вскрытии. Процедура эта всегда вызывала у Колосова желание выпить водки, и немедленно. Как на грех, судмедэксперт попался говорливый жизнерадостный оптимист, сыпавший шутками и сентенциями над распростертым на оцинкованном столе бездыханным телом.
— Ну, чем обнадежите? — кисло спросил Лесоповалов. — На отказной потянет?
— Не знаю, не знаю, Константин Михалыч, — судмедэксперт загадочно усмехнулся, — смотря что вы хотите тут увидеть.
— Ну а вы что видите? — спросил Никита.
— Был здоровый, крепкий, молодой, а стал… Множественные переломы ребер, таза. Получены в результате падения с высоты, все имеют посмертный характер.
— То есть? Не понимаю, — нахмурился Колосов, — он разве не от того умер, что упал?
— Нет, смерть наступила на несколько секунд раньше в результате паралича сердца и органов дыхания. По-моему, именно этот приступ и спровоцировал падение.
— То есть, по-вашему, смерть наступила по естественной причине? По болезни, что ли? — сразу оживился Лесоповалов.
— Вид его мне очень не нравится. Внутренняя картина, так сказать, — ответил эксперт, — желудок, печень, селезенка в таком состоянии, что…
— Он был пьян? — спросил Никита.
— Примерно в средней степени алкогольного опьянения. Пил не на пустой желудок. Накануне плотно ужинал.
— Вы считаете, тесты на наркотики необходимы? — спросил Колосов.
— Они не домешают, но… — эксперт покачал головой, — я повторяю, меня крайне настораживает состояние его печени; И вообще…
— Что?
— Я бы хотел знать, что стало главной причиной паралича сердца. Вы только взгляните на это. — Эксперт широким жестом указал на то, на что Колосов старался смотреть как можно реже. — Здоровый тридцатилетний бугай, спортсмен, и нате вам — полнейшая деструкция.
— Это как же понимать — деструкция? — подозрительно спросил Лесоповалов.
— А так, что я настоятельно требую, чтобы сюда приехал коллега из химлаборатории. Все необходимые материалы для исследований я буду готовить уже сейчас. А с консервацией повременю до их приезда.
— Что он насчет консервации говорил? — тихо и недовольно спросил Лесоповалов, когда они с Никитой шли к машине. — Морозить, что ли, жмурика отказывается? Нет бы по-простому все объяснил, а то напускает тумана…
— Он хочет сохранить труп Студнева в том виде, в каком он поступил в морг. Возможно, он предполагает, что Студнев перебрал героина или синтетика какого-нибудь. А может, и…
— Ну что, что, говори!
— Ничего, так, — Колосов пожал плечами, — буду За-варзиной звонить.
Однако подполковник Заварзина Колосова ничем не заинтриговала. В тот момент, когда Катя сидела у нее в кабинете в экспертно-криминалистическом управлении, Колосов находился в Столбах в уголовном розыске. Проверяющий из министерства снова корпел над отчетностью. Но уже не он и его инспекционная справка занимали мысли начальника отдела убийств. Заварзина версию наркоинтоксикации Студнева категорически отвергала.
— Валентина Тихоновна, а вы сами с результатами судебно-медицинской экспертизы знакомились? — спросил Колосов, — Там так и осталось неясным, от чего же в конечном итоге наступила смерть. Значит, никаких наркотиков он не принимал? Да, да, я ознакомился с вашими выводами… Ну, конечно, доверяю… А вот там момент есть у эксперта для меня неясный о присутствии во внутренних органах погибшего и в тканях какого-то сульфата или сульфита… — Он слушал Заварзину. В этот момент в дверь кабинета заглянул помощник дежурного.
— Никита Михайлович, у вас телефон все занят, а там…
Колосов махнул на него рукой — подожди, ты еще тут!
— Ну, значит, мы договорились, Валентина Тихоновна, насчет повторной комплексной экспертизы, — вкрадчиво уточнил он. — Все. Целую ручки. Как всегда ваш вечный должник.
— Никита Михайлович, там заявительница пришла, — доложил помощник дежурного, когда Колосов закончил разговор.
— Какая еще заявительница?
— Ну свидетельница. Это по тому самоубийце с Октябрьской улицы, что с балкона сиганул. Нам что, устно ее допросить или формальное объяснение брать? Лесоповалов в администрацию убыл, сказал — вся информация по этому делу, если будет, к вам.
— Старуха, наверное, какая-нибудь, соседка? — поморщился Колосов.
— Да нет, молодая, девчонка совсем, — юный помощник дежурного сразу стал сама серьезность и важность, — попросила меня, ну, информацию по этому случаю дать, я решил вам доложить… Странная она какая-то, взволнованная, едва не плачет…
Колосов поднялся из-за стола, по дороге украдкой заглянул в соседний кабинет. Проверяющий из министерства, бессильно откинувшись на спинку кресла, курил. На лице его была написана смертельная скука. Никите даже стало жаль человека.
Внизу в дежурке не оказалось никакой заявительницы.
— Ну и где же она? Я ж ей тут велел ждать. Может, на улицу вышла покурить? — засуетился помощник дежурного. — Нет, ну что за люди!
— Не она ли? — Колосов кивнул на окно.
— Она. Что это она, уходит, что ли?
— Кажется, да.
Колосов ринулся во двор. Свидетельница не курила — она медленно шла по двору мимо милицейских машин. Колосову показалось: совсем девчонка, школьница — маленькая, худенькая, как тростиночка. Волосы как у клоуна, не рыжие даже, а какие-то красные и все в мелких колечках-кудряшках.
— Девушка, вы по поводу Студнева пришли? — громко окликнул ее Колосов.
Она вздрогнула, остановилась, обернулась. У нее были зеленые глаза, темные брови вразлет, матовая нежная кожа и веснушки. На вид — лет пятнадцать, и она казалась такой хрупкой, что рядом с ней Колосов показался себе Неповоротливым, как бегемот.
1 2 3 4 5 6