-Александр Максимович, а Бог есть? Это мне так думалось, что не ко времени вопрос был старику задан, а Заботин будто о Боге в тот миг и думал, потому что ответил сразу. Только с расстановкой и негромко, почти шепотом. И сдавленно, как простонал, знаете: -Есть:Бог: Пойду я, ребята. Счастливо вам "корабль" свой построить. Он встал и пошел прочь, и уже издали донеслось до нас, будто прошелестело: -Так я жда-ать буду - на берегу-у:
*** Ночь за разговорами пролетела, как один миг. Вот уж и появились едва видимые признаки рассвета: ночной мрак стал не так густ, небо на востоке как будто посветлело. Мы с Валерием так и не ложились в приготовленную палатку, лишь Егорий Васильевич сладко похрапывал, переливчатый его и потешный храп забавлял нас иногда с Валерой, но мы по преимуществу разговоры свои вели все ближе к теме о задевшей нас трагедии, произошедшей с Викторией и Филькой. -Что же Зинаида? - ты видел ее? Пойти бы ей в военкомат, что ли. Ведь в районном военкомате знают, что одна воспитывала она Филиппа. Да и сама больна болезнью хронической, - спрашивал меня Валерий. -Видел я Зину. Я боюсь, как бы не подстрелил кого Филя по случайности. Злой он на обидчиков девушки своей, вот что. Это разве случайно автомат он захватил? Ладно бы на обидчиков зло только имел, а то, если с ним "бзик" какой психический произошел, так он всех, кто повстречается под горячую руку, постреляет. Военкомат сейчас Зинаиде не поможет ничем. Если бы найти Филиппа да уговорить его с повинной явиться, пока дел каких не натворил. -В любом случае и Виктории помочь надо. Пусть утром Егорий позвонит из села приятелю - Александру Кирпичникову. Можно бы и в милицию городскую позвонить, да там такие дураки встречаются - хуже еще чего наделают.
Совсем почти рассвело, небо на востоке уже заалело, вот-вот первые солнечные лучи брызнут золотом на росные луговые травы. Птичий гомон все громче и громче, новый день нарождается. Через луг, напрямки, идут Нюра с Петром Николаевичем. -Если хочешь - иди спи, Валера, а я с Варенцовыми покошу. Подошедшая к нам Нюра разулыбалась, стала вытаскивать из большой корзины кринку с парным молоком. Я не буду пить: знаю, что от смеси молока с самогоном деется. А вот Валерий, тот с удовольствием за кринку ухватился. Ну, у всех по-разному бывает. Погляжу, как его организм прореагирует на такой коктейль. Надо бы и Егорию присоветовать - пусть молочка попьет. -Валера, ты бы Егорию снес молочка - пусть испьет с утречка. Нет-нет, Нюра, я не буду. Дядя Петя, косу мне давай, да пойдем-ка, пожалуй, косить. Первый прокос - за кем? -Я - косарь неплохой, но истина дороже: пусть Нюра моя первой идет. Я, хоша и мужик, но лучше, чем Нюра, в селе никто ведь не косит, - видно, что с гордостью за супругу, проговорил Петр Николаевич, с лукавинкой доброй на нее при этом взглянув. Мы косить будем, а приятели мои будут под моим наблюдением: с луговины все видно, что на берегу делается.
Впереди косила Нюра, ее широченные прокосы меня поражают. Трава - как выбрита. Росточка ведь небольшого - ну, как это у нее получается? И я попробовал ей подражать: и приседал слегка левой ногой к концу прокоса, и косу вел не быстро - с оттяжкой. Нет, не получается. Может, коса у меня не так остра, как у нее? -Нюра, а пройдись-ка ты лопатником по моей косе. Вроде, как не остра она. Или не отбита хорошо? - едва дыша от усталости промямлил я. Нюра хитровато усмехнулась, но ничего мне не ответила. Взяла мою косу да и выточила. Ну, попробую еще: Нет, все не так, как у Нюры. Я изредка подымаю глаза и посматриваю на своих приятелей: как там они строят-вяжут плотик? Егорий машет топориком, Валерий пилит. Вот Егорий осмотрелся по сторонам - убежал в кусты, придерживаясь одной рукой за задницу. Долгонько его не было, как и Валера убежал. Правда - из деликатности - в другую сторону от Егорьева места. А как вы хотели? - это вам урок: не мешайте самогонку с парным молоком. А они из жадности-то по литру молока выпили - вот оно им и дает прикурить. -Все, шабаш! - это Нюра, несмотря на свою железную выносливость, не выдерживает нагрузки - устала. - Отдыхаем. Вот это намахали! - громадная выкошенная поляна перед нами. Так еще бы, ведь часов шесть, почитай, без перерыву косили. Если еще будем после отдыха косить, то с таким темпом - я упаду. Лучше бы уж без всякого перерыва, когда мышцы сами, как в автоматизме, машут и машут, как заведенные. Боли в мышцах я пока не ощущал, но чувствовал какую-то закаменелость в спине и в руках - от пальцев до плечевых суставов. Нюра смилостивилась над нами с дядей Петей. Он, как я вижу, хоть и не так устал, как я, но дышит тоже часто. Пот нам лицо, грудь заливает. Воды, полцарства за глоток воды! Мы пошли к приятелям моим и вместе уселись в тени черемух. Нюра расстелила на траве широкое вышитое вафельное полотенце и выставила на него еду: окрошка, отварная курица, картофель, сваренный в "мундире", зеленый лук, редис, ржаной хлеб. -Пожалуй, что косить пока не будем: пусть то, что скосили, просохнет малость. Просохшую траву мы в валки к вечеру сгребем. Солнце так палит, что к вечеру хорошо просохнет. Ну, а будет вечером время, так и покосим, - сказала Нюра. -А вы что "натворили? - сросил я у приятелей. -Плот почти готов, настил да шалашик небольшой смастерим и - вперед! - подвел черту "флотоводец" Егорий. -А ты не забыл, что тебе надо идти в село и позвонить Кирпичникову? - спросил я Егория. -Вместе с Русиновым сейчас сходим - это нам недолго. -Александр Максимович-то очень вчера вечером убивался по Филе и Вике, виду хоть и не подавал, а глаза у него беспокойные были, а голос - так, прямо, дрожал, - вставил фразу Петр Николаевич. -Утречком, как пойдем на плоту по речке, встретить нас он обещался, - заметил я. Мы славно перекусили, и я разлегся на травке отдохнуть, а приятели мои немного посидели да и отправились в село. Разморенный усталостью и полуденной жарой, я задремал. Полчаса всего и дремал, а открыл глаза - Нюра с лукошком подходит. Успела уже в лес сбегать. Походила по закраинкам и насобирала большое лукошко черники и земляники лесной. -Ваня, поешь вот ягодок с молоком. -Не откажусь, пожалуй, - соблазнился я ароматом лесных ягод.
Плот мы осматривали с дядей Петей. Хороший плотик: длиной метра четыре с половиной будет, в ширину увязаны капроновым шнуром и сбиты скобами шесть толстых сухих еловых бревен. Осталась малость - настил положить. А шалашик, пожалуй, и ни к чему, разве что - продукты и вещи укрыть от солнца. Дождь будет - палатку на берегу поставим. Вскоре Валерий и Егорий Васильевич возвратились из села и сообщили мне, что дозвонились до Кирпичникова. Тот обещался найти Вику. -Я зашел ведь к военкому районному, он тоже переживает за Филю. В селе все друг друга знают. Ищут Филиппа: и милиция, и спецназовцы армейские. Пока не нашли, сказал Русинов. -Ладно, давайте достроим наш "корабль", как выразился Александр Максимович, а там - видно будет, что делать дальше, - резюмировал я. Часам к пяти вечера мы с приятелями закончили работу и придирчиво, со стороны, оглядели свое творение. Плот был - на загляденье! Сзади мы смастерили руль. Приготовили шесты, которыми будет отталкиваться от речного дна для ускорения плавания. -Рулить буду я, - решил Егорий. Ну, Егорий, так Егорий. Он нам нарулит! -Отдыхайте, а я пойду подсоблю Варенцовым: сгребем сено в валки, - сказал я своим друзьям. *** Нюра с дядей Петей еще, оказывается, покосили вдвоем. -Этак, пожалуй, за неделю и с покосом управитесь, - высказал я свое предположение Нюре. -Не сглазь, Ваня. Лишь бы погода не подвела. Нам много для одной-то коровушки да теленка не надо. Мы пошли сгребать просохшую за день траву в валки. На соседнем участке сгребали сено двое пожилых уже людей - мужчина и женщина. Рядом с ними в помощницах работала спиной ко мне стройная девушка с загорелыми ногами и руками. Она была в светленьком ситцевом платьице в голубой горошек. Голова повязана белой косынкой, изпод которой выбивались непокорные пряди волос пшеничного цвета. Сзади она была хороша. Я нет-нет да и взгляну на нее - не обернется ли она лицом ко мне? Нет, все не поворачивалась. Но вот, наконец, удача улыбнулась мне. Девушка, обернувшись в мою сторону, мимолетным цепким взглядом окинула меня и неожиданно улыбнулась, обнажив в улыбке ослепительно белые и ровные зубы. Мне и за десяток метров видны были веселые искорки в ее голубых васильковых глазах. Вот хороша девчонка! -Понравилась? - увидела мои восхищенные взгляды Нюра. -Кто это? - спросил я у нее. -Соседей наших, Голубевых, дочь будет, Натальей кличут. Вань, вот бы тебе невесту такую. Ей уже ведь лет девятнадцать-двадцать будет. Учится в городе вашем на юриста. Скромная девушка. Эй, Иван Васильевич, тетя Сима, Бог вам в помощь, - громко крикнула Нюра соседям по покосу. -Спасибо, Нюра, тебе за доброе слово. И тебе Бог в помощь, - ответила пожилая женщина, которую Нюра называла тетей Симой. - Это кто это в помощниках-то у тебя? -Иван Андреевич, родственник наш из города, - с горделивой ноткой за меня проговорила Нюра. Наталья вновь окинула меня взглядом, но взгляд у нее уже был, пожалуй что, какойто испуганный. Чего это она испугалась? А у меня сердце запрыгало вдруг от непонятного пока чувства. Все окружающие звуки и запахи, бывшие до того привычными и не ощущаемыми остро, вдруг обрушились на меня каким-то неведомым доселе шквалом, и жар сковал все мое тело так, что дышать стало невмоготу. Я все пытался поймать взгляд девушки. Вот она опять взглянула на меня, и вновь какая-то искра проскочила между нами, а меня вновь окатило жаром. Да это что же за наваждение-то со мной?! Ну, девчонка и девчонка. Таких, наверное, тысячи по земле ходит. Глянула только, а я и обомлел. Уж и успокаивал я себя, защищаясь мысленно, но беззащитно, как я уже понял, от возникшего неожиданно чувства к этой девушке. А имя какое замечательное! Наталья:
С Варенцовыми мы распрощались, когда солнце катилось к закату. И эту ночь мы с приятелями решили провести на берегу реки, чтобы пораньше выйти в плавание. Я в несколько смятенных чувствах (в воспоминаниях о Наталье Голубевой) решил побросать спиннинг с берега. Егорий разжигал котер, а ко мне сзади тихонько подошел Валерий и молча встал рядом, наблюдая за тем, как я забрасываю спиннинг и нет-нет да вытаскиваю на берег рыбу. А рыба хорошо шла: за полчаса ловли на уху наловил. И тут удача благоволила ко мне - поймал-таки стерлядочку. По локоть будет - хороша! -Как думаешь? - стоит мне с Леночкой роман "закручивать"? -Валера, женщина она хорошая, порядочная. Это - мое мнение. В женах она будет верная, потому - работящая и из простой семьи. А там - кто ж его знает? Ты сам смотри, не спеши, присмотрись, чтобы не ошибиться опять.
После прошлой бессонной ночи и от усталости после сенокоса, сковывавшей меня, я буквально падал и решил пойти спать после сытной ухи на свежее, почти просохшее сено. Попышнее уложив сено, я свалился на него в ароматах клевера, кашки и луговых ромашек, как все вдруг заслонили мне волны не менее ароматных волос. И глаза, блестевшие в темноте ночи! -Ната-алья, - с придыханьем и восторгом от неожиданной радости прошептал я, - как ты здесь оказалась? -Молчи-и, - так же шепотом ответила она и припала своими губами к моим губам. Все окружающее потеряло для меня всякий смысл, меня закружило в бурном водовороте ощущений, каких я еще не испытывал никогда. И свод неба с миллиардами звезд то опускался, то вновь взлетал ввысь: только я и она, только я и она. И небо, и медовые ароматы свежескошенных трав: В этих-то ощущениях пьянящего аромата луговых трав и пышных волос девушки я провалился затем в тягучий сладостный сон. Но что это? Пространство на глазах искривляется вдруг, и земля становится вогнутой. На этой вогнутости явственно различимы наш город вдали и, с топографической точностью, неизвестное мне здание из красного кирпича в окружении цветущих лип, какие-то и совсем неизвестные места, озеро: Меня начинает раскачивать на гигантских качелях: туда-сюда, туда-сюда: Неожиданно я стремительно начинаю падать вниз, и земная поверхность подо мной становится плоской. Я отчетливо вижу приближающуюся речку Черную, медленно несущую свои прозрачные голубоватые воды. Кричу от страха, но крик и мне не слышен, и вонзаюсь с этим беззвучным криком в речную воду, мне не хватает воздуха, я барахтаюсь в воде и не могу всплыть. Но вот вода становится вязкой, совсем густой, и я с ужасом вижу, что и не вода это вовсе, а кровь. В этом ужасе я и вскакиваю, силясь понять - где же я? С трудом, но реальность вплывает медленно в мое сознание: рассвело, вот луговина с легким парком, подымающимся над травами, вот птичий гомон все громче и громче: -Фу-у, - стряхиваю я с себя остатки сна с его цепенящими душу ужасами, приснится же такое! Я огляделся вокруг. А где же Наташа? Или это тоже мне приснилось? На примятом сене рядом я увидел голубую шелковую ленточку, впопыхах и в смятенных чувствах забытую девушкой, и взял ее с нежностью, припав к ленточке губами. Вот оно доказательство моего сладостного грехопадения. -Эге-ге-ей! - во всю мощь моей широкой груди возвестил я окрестности ликующим криком, даже птицы на миг замолкли от изумления, только приятели мои храпели невдалеке в палатке то басом, то баритоном. Этих и из пушки не разбудишь! С разбегу, сбросив на берегу одежду, кидаюсь в речную воду, вздымая вверх тучи брызг. Жить хорошо, а хорошо жить: Кто-то скажет (да и многие, поди): "В нынешней нашей современной России сельская жизнь стала не та, что в твоих, Ваня, детских впечатлениях и ностальгических выдумках". Даже ядовито так заметят: "Не бреши и не смеши! Сейчас те, кто скотинку какую-никакую более двух голов имеют, косы только в огороде используют, а на лугах на технике работают. Да и не нужно, дескать, на покосы далеко ходить (тем более, в лугах ночевать), когда вокруг деревень столько заброшенных полей: коси-не хочу". А я им без долгих раздумий и, нимало не смущаясь, отвечу: "Так то - в Дубках, Осинках, либо еще в деревеньке Каменный Овраг:. В Заборовье, наконец. А село Ильинское - особенное, и люди в нем необычные, хитрющие и простые одновременно, чем меня они и привлекают. Ну вот, спроси у какого пожилого мужика из "моего" села: "А чего тебе нынче, при этаком-то изобилии, хочется?" "А колбасы бы кусманчик по два-двадцать", - ответит он, поковыряв в мечтах своих обнавоженным пальцем в мясистом носу. А мама моя, Зинаида Александровна Криницына, библиотекарь от Бога, узнай она о моих проделках, раздраженно бы сказала: " Сколько живу - все на вас, мужиков, удивляюсь. Где это нынче можно встретить такую сельскую девушку 19-20 лет, которая учится в городе на юриста, а косой машет, как советская колхозница?" И далее: "Как взрослая женщина, я, конечно, понимаю вашу мужскую мечту о скромных девушках с чистой душою и с сексуальным поведением опытных проституток. Но изумляюсь я мужской глупости. Все бы вам скромные девушки по ночам в копны к мужикам забирались. А голубые шелковые ленточки? Да их сегодня можно увидеть только в гривах лошадей, да и то только на ярмарках. Все это тебе во сне, наверное, приснилось, мой дорогой". Против последних, убийственных аргументов моей мамочки мне и возразить нечем, кроме как: Позвольте, а ленточка - вот она! Не-ет, ребята, не согласный я с вами. Я против современной жизни ничего не имею. Но вот, не далее как пару-тройку дней тому назад, включил радио, передавали репортаж из зала суда в славном городе Питере. Подсудимый - молодой какой-то парень - возомнил себя санитаром города и убивал по ночам бродяг, "бомжей", да просто - стариков и старушек. Это кто ему дал несправедливое и незаконное такое право над этими убогими суд вершить?! И мне много чего не нравится, но хоть и к доброму, некровожадному, маленькому человеку, закралась в мою никчемную душонку Мечта: Не-ет, ребята: не согласный я с вами.
***
Наскоро перекусив, мы отправились в плавание: с боков мы с Валерием отталкивались шестами, а сзади управлялся с "рулем" Егорий Васильевич. Попутное течение и наши усилия ходко гнали плот вперед. Вот мимо проплыла деревня Березовка, скоро и столь любимое и привычное место Александра Максимовича Заботина. Там он должен ждать нас на берегу с удочкой. Вырулив из-за поворота, мы увидели его сидящим, со склоненной вниз головой. -Спит, что ли, дорогой наш учитель? - спросил Егорий. -Может, и спит. Александр Макси-имович, - прокричал Валерий. Но фигура старого учителя оставалась так же неподвижной. Мы, как сговорились, почуяв что-то неладное, и поспешили к сидящему на берегу Заботину. Причалили плот, и я подошел к старику, тронув его за плечо. Учитель слегка покачнулся и опрокинулся на бок. Глаза у Александра Максимовича Заботина были широко открыты, а на груди расплылось широкое пятно крови. Я даже прикоснулся рукой к этому пятну - так неожиданно все мне показалось. Как в ужасном сне, знаете ли. Кому это нужно было убивать старика? Кому помешал этот добрейший и честнейший человек, всю свою жизнь отдавший людям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
*** Ночь за разговорами пролетела, как один миг. Вот уж и появились едва видимые признаки рассвета: ночной мрак стал не так густ, небо на востоке как будто посветлело. Мы с Валерием так и не ложились в приготовленную палатку, лишь Егорий Васильевич сладко похрапывал, переливчатый его и потешный храп забавлял нас иногда с Валерой, но мы по преимуществу разговоры свои вели все ближе к теме о задевшей нас трагедии, произошедшей с Викторией и Филькой. -Что же Зинаида? - ты видел ее? Пойти бы ей в военкомат, что ли. Ведь в районном военкомате знают, что одна воспитывала она Филиппа. Да и сама больна болезнью хронической, - спрашивал меня Валерий. -Видел я Зину. Я боюсь, как бы не подстрелил кого Филя по случайности. Злой он на обидчиков девушки своей, вот что. Это разве случайно автомат он захватил? Ладно бы на обидчиков зло только имел, а то, если с ним "бзик" какой психический произошел, так он всех, кто повстречается под горячую руку, постреляет. Военкомат сейчас Зинаиде не поможет ничем. Если бы найти Филиппа да уговорить его с повинной явиться, пока дел каких не натворил. -В любом случае и Виктории помочь надо. Пусть утром Егорий позвонит из села приятелю - Александру Кирпичникову. Можно бы и в милицию городскую позвонить, да там такие дураки встречаются - хуже еще чего наделают.
Совсем почти рассвело, небо на востоке уже заалело, вот-вот первые солнечные лучи брызнут золотом на росные луговые травы. Птичий гомон все громче и громче, новый день нарождается. Через луг, напрямки, идут Нюра с Петром Николаевичем. -Если хочешь - иди спи, Валера, а я с Варенцовыми покошу. Подошедшая к нам Нюра разулыбалась, стала вытаскивать из большой корзины кринку с парным молоком. Я не буду пить: знаю, что от смеси молока с самогоном деется. А вот Валерий, тот с удовольствием за кринку ухватился. Ну, у всех по-разному бывает. Погляжу, как его организм прореагирует на такой коктейль. Надо бы и Егорию присоветовать - пусть молочка попьет. -Валера, ты бы Егорию снес молочка - пусть испьет с утречка. Нет-нет, Нюра, я не буду. Дядя Петя, косу мне давай, да пойдем-ка, пожалуй, косить. Первый прокос - за кем? -Я - косарь неплохой, но истина дороже: пусть Нюра моя первой идет. Я, хоша и мужик, но лучше, чем Нюра, в селе никто ведь не косит, - видно, что с гордостью за супругу, проговорил Петр Николаевич, с лукавинкой доброй на нее при этом взглянув. Мы косить будем, а приятели мои будут под моим наблюдением: с луговины все видно, что на берегу делается.
Впереди косила Нюра, ее широченные прокосы меня поражают. Трава - как выбрита. Росточка ведь небольшого - ну, как это у нее получается? И я попробовал ей подражать: и приседал слегка левой ногой к концу прокоса, и косу вел не быстро - с оттяжкой. Нет, не получается. Может, коса у меня не так остра, как у нее? -Нюра, а пройдись-ка ты лопатником по моей косе. Вроде, как не остра она. Или не отбита хорошо? - едва дыша от усталости промямлил я. Нюра хитровато усмехнулась, но ничего мне не ответила. Взяла мою косу да и выточила. Ну, попробую еще: Нет, все не так, как у Нюры. Я изредка подымаю глаза и посматриваю на своих приятелей: как там они строят-вяжут плотик? Егорий машет топориком, Валерий пилит. Вот Егорий осмотрелся по сторонам - убежал в кусты, придерживаясь одной рукой за задницу. Долгонько его не было, как и Валера убежал. Правда - из деликатности - в другую сторону от Егорьева места. А как вы хотели? - это вам урок: не мешайте самогонку с парным молоком. А они из жадности-то по литру молока выпили - вот оно им и дает прикурить. -Все, шабаш! - это Нюра, несмотря на свою железную выносливость, не выдерживает нагрузки - устала. - Отдыхаем. Вот это намахали! - громадная выкошенная поляна перед нами. Так еще бы, ведь часов шесть, почитай, без перерыву косили. Если еще будем после отдыха косить, то с таким темпом - я упаду. Лучше бы уж без всякого перерыва, когда мышцы сами, как в автоматизме, машут и машут, как заведенные. Боли в мышцах я пока не ощущал, но чувствовал какую-то закаменелость в спине и в руках - от пальцев до плечевых суставов. Нюра смилостивилась над нами с дядей Петей. Он, как я вижу, хоть и не так устал, как я, но дышит тоже часто. Пот нам лицо, грудь заливает. Воды, полцарства за глоток воды! Мы пошли к приятелям моим и вместе уселись в тени черемух. Нюра расстелила на траве широкое вышитое вафельное полотенце и выставила на него еду: окрошка, отварная курица, картофель, сваренный в "мундире", зеленый лук, редис, ржаной хлеб. -Пожалуй, что косить пока не будем: пусть то, что скосили, просохнет малость. Просохшую траву мы в валки к вечеру сгребем. Солнце так палит, что к вечеру хорошо просохнет. Ну, а будет вечером время, так и покосим, - сказала Нюра. -А вы что "натворили? - сросил я у приятелей. -Плот почти готов, настил да шалашик небольшой смастерим и - вперед! - подвел черту "флотоводец" Егорий. -А ты не забыл, что тебе надо идти в село и позвонить Кирпичникову? - спросил я Егория. -Вместе с Русиновым сейчас сходим - это нам недолго. -Александр Максимович-то очень вчера вечером убивался по Филе и Вике, виду хоть и не подавал, а глаза у него беспокойные были, а голос - так, прямо, дрожал, - вставил фразу Петр Николаевич. -Утречком, как пойдем на плоту по речке, встретить нас он обещался, - заметил я. Мы славно перекусили, и я разлегся на травке отдохнуть, а приятели мои немного посидели да и отправились в село. Разморенный усталостью и полуденной жарой, я задремал. Полчаса всего и дремал, а открыл глаза - Нюра с лукошком подходит. Успела уже в лес сбегать. Походила по закраинкам и насобирала большое лукошко черники и земляники лесной. -Ваня, поешь вот ягодок с молоком. -Не откажусь, пожалуй, - соблазнился я ароматом лесных ягод.
Плот мы осматривали с дядей Петей. Хороший плотик: длиной метра четыре с половиной будет, в ширину увязаны капроновым шнуром и сбиты скобами шесть толстых сухих еловых бревен. Осталась малость - настил положить. А шалашик, пожалуй, и ни к чему, разве что - продукты и вещи укрыть от солнца. Дождь будет - палатку на берегу поставим. Вскоре Валерий и Егорий Васильевич возвратились из села и сообщили мне, что дозвонились до Кирпичникова. Тот обещался найти Вику. -Я зашел ведь к военкому районному, он тоже переживает за Филю. В селе все друг друга знают. Ищут Филиппа: и милиция, и спецназовцы армейские. Пока не нашли, сказал Русинов. -Ладно, давайте достроим наш "корабль", как выразился Александр Максимович, а там - видно будет, что делать дальше, - резюмировал я. Часам к пяти вечера мы с приятелями закончили работу и придирчиво, со стороны, оглядели свое творение. Плот был - на загляденье! Сзади мы смастерили руль. Приготовили шесты, которыми будет отталкиваться от речного дна для ускорения плавания. -Рулить буду я, - решил Егорий. Ну, Егорий, так Егорий. Он нам нарулит! -Отдыхайте, а я пойду подсоблю Варенцовым: сгребем сено в валки, - сказал я своим друзьям. *** Нюра с дядей Петей еще, оказывается, покосили вдвоем. -Этак, пожалуй, за неделю и с покосом управитесь, - высказал я свое предположение Нюре. -Не сглазь, Ваня. Лишь бы погода не подвела. Нам много для одной-то коровушки да теленка не надо. Мы пошли сгребать просохшую за день траву в валки. На соседнем участке сгребали сено двое пожилых уже людей - мужчина и женщина. Рядом с ними в помощницах работала спиной ко мне стройная девушка с загорелыми ногами и руками. Она была в светленьком ситцевом платьице в голубой горошек. Голова повязана белой косынкой, изпод которой выбивались непокорные пряди волос пшеничного цвета. Сзади она была хороша. Я нет-нет да и взгляну на нее - не обернется ли она лицом ко мне? Нет, все не поворачивалась. Но вот, наконец, удача улыбнулась мне. Девушка, обернувшись в мою сторону, мимолетным цепким взглядом окинула меня и неожиданно улыбнулась, обнажив в улыбке ослепительно белые и ровные зубы. Мне и за десяток метров видны были веселые искорки в ее голубых васильковых глазах. Вот хороша девчонка! -Понравилась? - увидела мои восхищенные взгляды Нюра. -Кто это? - спросил я у нее. -Соседей наших, Голубевых, дочь будет, Натальей кличут. Вань, вот бы тебе невесту такую. Ей уже ведь лет девятнадцать-двадцать будет. Учится в городе вашем на юриста. Скромная девушка. Эй, Иван Васильевич, тетя Сима, Бог вам в помощь, - громко крикнула Нюра соседям по покосу. -Спасибо, Нюра, тебе за доброе слово. И тебе Бог в помощь, - ответила пожилая женщина, которую Нюра называла тетей Симой. - Это кто это в помощниках-то у тебя? -Иван Андреевич, родственник наш из города, - с горделивой ноткой за меня проговорила Нюра. Наталья вновь окинула меня взглядом, но взгляд у нее уже был, пожалуй что, какойто испуганный. Чего это она испугалась? А у меня сердце запрыгало вдруг от непонятного пока чувства. Все окружающие звуки и запахи, бывшие до того привычными и не ощущаемыми остро, вдруг обрушились на меня каким-то неведомым доселе шквалом, и жар сковал все мое тело так, что дышать стало невмоготу. Я все пытался поймать взгляд девушки. Вот она опять взглянула на меня, и вновь какая-то искра проскочила между нами, а меня вновь окатило жаром. Да это что же за наваждение-то со мной?! Ну, девчонка и девчонка. Таких, наверное, тысячи по земле ходит. Глянула только, а я и обомлел. Уж и успокаивал я себя, защищаясь мысленно, но беззащитно, как я уже понял, от возникшего неожиданно чувства к этой девушке. А имя какое замечательное! Наталья:
С Варенцовыми мы распрощались, когда солнце катилось к закату. И эту ночь мы с приятелями решили провести на берегу реки, чтобы пораньше выйти в плавание. Я в несколько смятенных чувствах (в воспоминаниях о Наталье Голубевой) решил побросать спиннинг с берега. Егорий разжигал котер, а ко мне сзади тихонько подошел Валерий и молча встал рядом, наблюдая за тем, как я забрасываю спиннинг и нет-нет да вытаскиваю на берег рыбу. А рыба хорошо шла: за полчаса ловли на уху наловил. И тут удача благоволила ко мне - поймал-таки стерлядочку. По локоть будет - хороша! -Как думаешь? - стоит мне с Леночкой роман "закручивать"? -Валера, женщина она хорошая, порядочная. Это - мое мнение. В женах она будет верная, потому - работящая и из простой семьи. А там - кто ж его знает? Ты сам смотри, не спеши, присмотрись, чтобы не ошибиться опять.
После прошлой бессонной ночи и от усталости после сенокоса, сковывавшей меня, я буквально падал и решил пойти спать после сытной ухи на свежее, почти просохшее сено. Попышнее уложив сено, я свалился на него в ароматах клевера, кашки и луговых ромашек, как все вдруг заслонили мне волны не менее ароматных волос. И глаза, блестевшие в темноте ночи! -Ната-алья, - с придыханьем и восторгом от неожиданной радости прошептал я, - как ты здесь оказалась? -Молчи-и, - так же шепотом ответила она и припала своими губами к моим губам. Все окружающее потеряло для меня всякий смысл, меня закружило в бурном водовороте ощущений, каких я еще не испытывал никогда. И свод неба с миллиардами звезд то опускался, то вновь взлетал ввысь: только я и она, только я и она. И небо, и медовые ароматы свежескошенных трав: В этих-то ощущениях пьянящего аромата луговых трав и пышных волос девушки я провалился затем в тягучий сладостный сон. Но что это? Пространство на глазах искривляется вдруг, и земля становится вогнутой. На этой вогнутости явственно различимы наш город вдали и, с топографической точностью, неизвестное мне здание из красного кирпича в окружении цветущих лип, какие-то и совсем неизвестные места, озеро: Меня начинает раскачивать на гигантских качелях: туда-сюда, туда-сюда: Неожиданно я стремительно начинаю падать вниз, и земная поверхность подо мной становится плоской. Я отчетливо вижу приближающуюся речку Черную, медленно несущую свои прозрачные голубоватые воды. Кричу от страха, но крик и мне не слышен, и вонзаюсь с этим беззвучным криком в речную воду, мне не хватает воздуха, я барахтаюсь в воде и не могу всплыть. Но вот вода становится вязкой, совсем густой, и я с ужасом вижу, что и не вода это вовсе, а кровь. В этом ужасе я и вскакиваю, силясь понять - где же я? С трудом, но реальность вплывает медленно в мое сознание: рассвело, вот луговина с легким парком, подымающимся над травами, вот птичий гомон все громче и громче: -Фу-у, - стряхиваю я с себя остатки сна с его цепенящими душу ужасами, приснится же такое! Я огляделся вокруг. А где же Наташа? Или это тоже мне приснилось? На примятом сене рядом я увидел голубую шелковую ленточку, впопыхах и в смятенных чувствах забытую девушкой, и взял ее с нежностью, припав к ленточке губами. Вот оно доказательство моего сладостного грехопадения. -Эге-ге-ей! - во всю мощь моей широкой груди возвестил я окрестности ликующим криком, даже птицы на миг замолкли от изумления, только приятели мои храпели невдалеке в палатке то басом, то баритоном. Этих и из пушки не разбудишь! С разбегу, сбросив на берегу одежду, кидаюсь в речную воду, вздымая вверх тучи брызг. Жить хорошо, а хорошо жить: Кто-то скажет (да и многие, поди): "В нынешней нашей современной России сельская жизнь стала не та, что в твоих, Ваня, детских впечатлениях и ностальгических выдумках". Даже ядовито так заметят: "Не бреши и не смеши! Сейчас те, кто скотинку какую-никакую более двух голов имеют, косы только в огороде используют, а на лугах на технике работают. Да и не нужно, дескать, на покосы далеко ходить (тем более, в лугах ночевать), когда вокруг деревень столько заброшенных полей: коси-не хочу". А я им без долгих раздумий и, нимало не смущаясь, отвечу: "Так то - в Дубках, Осинках, либо еще в деревеньке Каменный Овраг:. В Заборовье, наконец. А село Ильинское - особенное, и люди в нем необычные, хитрющие и простые одновременно, чем меня они и привлекают. Ну вот, спроси у какого пожилого мужика из "моего" села: "А чего тебе нынче, при этаком-то изобилии, хочется?" "А колбасы бы кусманчик по два-двадцать", - ответит он, поковыряв в мечтах своих обнавоженным пальцем в мясистом носу. А мама моя, Зинаида Александровна Криницына, библиотекарь от Бога, узнай она о моих проделках, раздраженно бы сказала: " Сколько живу - все на вас, мужиков, удивляюсь. Где это нынче можно встретить такую сельскую девушку 19-20 лет, которая учится в городе на юриста, а косой машет, как советская колхозница?" И далее: "Как взрослая женщина, я, конечно, понимаю вашу мужскую мечту о скромных девушках с чистой душою и с сексуальным поведением опытных проституток. Но изумляюсь я мужской глупости. Все бы вам скромные девушки по ночам в копны к мужикам забирались. А голубые шелковые ленточки? Да их сегодня можно увидеть только в гривах лошадей, да и то только на ярмарках. Все это тебе во сне, наверное, приснилось, мой дорогой". Против последних, убийственных аргументов моей мамочки мне и возразить нечем, кроме как: Позвольте, а ленточка - вот она! Не-ет, ребята, не согласный я с вами. Я против современной жизни ничего не имею. Но вот, не далее как пару-тройку дней тому назад, включил радио, передавали репортаж из зала суда в славном городе Питере. Подсудимый - молодой какой-то парень - возомнил себя санитаром города и убивал по ночам бродяг, "бомжей", да просто - стариков и старушек. Это кто ему дал несправедливое и незаконное такое право над этими убогими суд вершить?! И мне много чего не нравится, но хоть и к доброму, некровожадному, маленькому человеку, закралась в мою никчемную душонку Мечта: Не-ет, ребята: не согласный я с вами.
***
Наскоро перекусив, мы отправились в плавание: с боков мы с Валерием отталкивались шестами, а сзади управлялся с "рулем" Егорий Васильевич. Попутное течение и наши усилия ходко гнали плот вперед. Вот мимо проплыла деревня Березовка, скоро и столь любимое и привычное место Александра Максимовича Заботина. Там он должен ждать нас на берегу с удочкой. Вырулив из-за поворота, мы увидели его сидящим, со склоненной вниз головой. -Спит, что ли, дорогой наш учитель? - спросил Егорий. -Может, и спит. Александр Макси-имович, - прокричал Валерий. Но фигура старого учителя оставалась так же неподвижной. Мы, как сговорились, почуяв что-то неладное, и поспешили к сидящему на берегу Заботину. Причалили плот, и я подошел к старику, тронув его за плечо. Учитель слегка покачнулся и опрокинулся на бок. Глаза у Александра Максимовича Заботина были широко открыты, а на груди расплылось широкое пятно крови. Я даже прикоснулся рукой к этому пятну - так неожиданно все мне показалось. Как в ужасном сне, знаете ли. Кому это нужно было убивать старика? Кому помешал этот добрейший и честнейший человек, всю свою жизнь отдавший людям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10