- Вот как? - слегка удивится капитан. - И что ты там делал?
Всегда...
И Алешка ответит:
- Ждал вас.
Брови под лаковым козырьком разойдутся, и капитан не станет
больше спрашивать. Капитаны понимают с полуслова. Он возьмет Алешку
за плечо и поведет на мостик...
А что будет потом, Алешка придумать не мог. Но, наверно, что-то
хорошее. Лишь бы капитан действительно заметил его.
И, кажется, это случилось. В прошлый раз.
Алешка поднял руку и нерешительно махнул теплоходу. Произошло
удивительное: дрогнул воздух, и басовитый голос сирены трижды
прозвучал над водой: та-а... та-а... та-а...
Кому сигналил "Рахманинов"? Раньше он никогда не гудел здесь,
честное слово! Зачем ему гудки, если до поворота далеко, а впереди
ни суденышка? И вообще никого кругом. Только Алешка на обрыве.
Значит, это ему? Может быть, правда ему?
А в следующий раз, если снова махнуть рукой? Ответит?
Но следующего раза не было. Помешали машины.
Домой Алешка не поехал. Не хотелось. Борис и Юрка собираются на
старый карьер купаться, а может, рыбачить. Борис у Алешки спросит:
"Пойдешь?" Алешка мотнет головой: "Не пойду". "Почему?" Ну, как ему
объяснишь? Сказать, что настроения нет? Борис только плюнет в лопухи
- настроения еще какие-то! А Юрка ехидно зашепчет: "Ну и пусть сидит
дома с невестой своей. Мы и без него... Ага, Борь?" И чего они
злятся на Алешку? Будто он что-то плохое им сделал! Будто он должен
ходить везде вместе с ними и делать все, что они делают! А если ему
интересно что-то другое?
И, проезжая у березовой опушки, он свернул на чуть заметную
тропинку. Увидел ее и сразу повернул, даже сам не ожидал этого. По
лицу, по плечам, по коленям стеганули мелкие листья. Зазвенели
спицы, отбивая и перемалывая тонкие сухие ветки. Лицо залепила
невидимая лесная паутина. Отплевываясь, Алешка успел заметить
толстого серого паука. Паук раскачивался на обрывке порванной
мухоловной сети, сердито шевелил ногами и, наверно, ругался.
Березняк скоро кончился, тропинка пошла под уклон, и велосипед,
прыгая по корням, сам выехал на желтую песчаную дорогу.
Если свернуть налево, дорога выведет на тракт. Но чего Алешка
не видел на этом тракте? Опять смотреть, как ползут грузовики? Он
повернул направо и нажал на педали.
Там, где песок, ехать нелегко, даже если сидишь в седле. А если
велосипед большой и надо стоять на педалях и в то же время крутить
их, то совсем тяжело. И все же он ехал. Он вспомнил про машины и
снова здорово разозлился на них. А когда злишься, то часто не
замечаешь трудностей. И, кроме того, было интересно: что там
впереди? И дальше, за поворотом?
За поворотом была машина.
Съехав задними колесами в травянистый кювет и наклонившись, на
дороге стоял лесовоз. Прицеп его совсем лежал на боку, завалился в
яму с рыжими осыпавшимися краями. Наверно, эта машина, которая везла
несколько длинных сосновых стволов, задела прицепом о дерево на
повороте. Прицеп съехал в яму из-под выкорчеванных пней и потянул
грузовик в кювет.
Тяжелые стволы порвали стягивающую нить и грозили совсем
развалиться.
Алешка остановился. Он не мог не остановиться, не порадоваться.
Он еще слишком сердит был на всех шоферов на свете, и ему казалось
справедливым, что хоть один из них прочно засел в яме. Так и надо!
Это им не по шоссе ездить!
Из-за кабины вышел водитель. Невысокий, круглолицый, с
рыжеватым ежиком волос. И совсем еще молодой. На лице у него было
такое выражение, будто он только что получил взбучку от начальства.
Водитель подошел к переднему колесу и с беспомощной злостью
ударил ботинком по шине. Это было смешно. Алешка злорадно сказал:
- Теперь не выбраться. Никак.
Шофер оглянулся. Он только сейчас увидел Алешку, но, кажется,
не удивился. Лишь спросил:
- А чего скалишься? Весело?
"Скалишься!" Алешка, наоборот, сдерживал смех. Но теперь он
сказал:
- Весело, конечно.
- Ну и катись отсюда, если весело, - мрачно произнес парень.
Ничего особенного он, кажется, не сказал, но обида вдруг
прихлынула к Алешке, большая и горячая.
- Катись?! - крикнул он удивленному парню. - Куда ни сунешься,
везде катись, да? Весь тракт забили - не проскочишь, и отсюда тоже
катиться? Ваша, что ли, дорога?
Шофер стоял у колеса, моргал рыжими ресницами и молчал. Алешке
стало неловко: раскричался, как капризная девчонка. Только зареветь
не хватало. И чтобы как-то оправдать перед перед водителем эту
вспышку обиды, Алешка сердито пробормотал:
- И так опоздал из-за этих ваших грузовиков... Ползут и ползут,
всю дорогу закрыли. Хоть бы один остановился...
- Не остановятся, - миролюбиво объяснил шофер. - это же
колонна. Я и сам на тракт выходил, думал, попрошу кого-нибудь, чтобы
выбраться помог. Черта с два! Идут и идут. Торопятся.
Алешка оттопырил губу:
- Торопятся! Как черепахи...
- Да нет, торопятся, - серьезно сказал водитель. - Вот и я
торопился. Надо было по тракту ехать, а я... - он сунул руки в
карманы и виновато поежился, будто оправдывался перед Алешкой.
"Видно, мало еще водил лесовозы, - подумал Алешка. - Это,
наверно, трудно - водить их..."
Шофер, не глядя на Алешку, вдруг тихо попросил:
- Слышь, парень... Одолжи велосипед?
- Что-о?
- Ненадолго. Съезжу только за тягачом.
- Куда? - машинально сказал Алешка. Он совсем не собирался
давать велосипед. Даже качнул его для пробы: легко ли тронуть с
места, если придется отступить? Но водитель понял его "куда" как
согласие. И заговорил, коротко взмахивая веснушчатыми ладонями:
- Близко совсем, там наши работают. Ну не сидеть же мне здесь,
там люди ждут, им столбы нужны позарез.
Алешка поглядел на желтые со смолистыми подтеками стволы и
понял: "Это столбы".
- Не мой велосипед, - насупившись, сказал он.
Парень как-то сразу сник. И поговорил, будто ища сочувствия:
- И чего меня здесь понесло? Искать будут - в жизни не найдут.
Пешком, что ли, топать на ток?
- Куда? - удивился Алешка.
- Да на ток... Полевой стан там, а рядом зерноочистительный ток
оборудуют. Не понимаешь, что ли? Движки есть, зернопульты есть, а
столбов нету. По земле, что ли, провода тянуть?
Алешка молчал. Он понимал, что по земле провода тянуть нельзя.
- Ты, может, за велосипед боишься, - спросил шофер. - Да не
бойся. Я же от машины никуда не денусь. Да на Малом Торфянике меня
любой знает. Улица Гоголя, дом три, Феликс Ерохин.
"Феликс!" - усмехнулся про себя Алешка. Людей с таким именем он
представлял высокими, сильными и молчаливыми. Вот Дзержинский - это
Феликс. А тут что? Маленький, лицо как блин, глаза испуганные -
боится, наверно, что попадет за аварию.
- Жмот! - вдруг резко сказал Феликс. Нет, глаза не были
испуганными. Они стали зелеными и злыми.
Алешка хотел обидеться и не сумел. Не получилось. Он только
снова объяснил:
- Если чужой велосипед... Мне к четырем часам домой надо.
- Я бы успел до четырех десять раз обернуться. Туда и обратно
всего километров пятнадцать. А сейчас пятнадцать минут третьего. Это
же легкая машина, - он показал на велосипед. - У меня такая же была.
Соседские пацаны добили.
Алешка молчал.
- Надо сегодня поставить столбы. Завтра на ток зерно повезут.
- Может, кто-нибудь поедет здесь и вытащит, - глядя вниз.
сказал Алешка.
- Поедет! Кто сюда сунется? Это я, дурак, полез. Зеркала нет в
кабине, смотреть назад нельзя. Дорога такая, что на оглянешься. Вот
и зацепил.
"Он все-таки плохой шофер, - подумал Алешка. - Догадался же
сунуться с такой махиной на эту дорогу... Но что ему было делать?
Назад не то что повернуть, но и посмотреть было нельзя!"
- Сидишь тут, как на другой планете, - с унылой злостью сказал
Феликс и опять пнул колесо.
Как на другой планете... Алешка прислушался. На дороге стояла
густая, пропитанная смолистым запахом тишина. Медленно качались
верхушки сосен. Совсем бесшумно качались. Мохнатые тени тихо ползли
по дороге. Где-то совсем далеко журчал мотор автомашины.
Это, конечно, очень плохо - сидеть здесь и ждать случайной
помощи. Ждать почти напрасно.
- Ну, дашь? - в упор спросил Феликс.
- А мне сидеть здесь, пока ты... пока вы ездите? - тихо спросил
Алешка.
Феликс наморщил маленький лоб, глянул на Алешку быстро и
осторожно.
- Слушай, парень. Я бы тебе все объяснил. Если по тропинке
вдоль насыпи, то еще ближе будет, чем по дороге. Машину-то оставлять
мне тоже неохота. Может, съездишь?
Тропинки вдоль насыпи... Если вы часто ездите в поездах и
любите стоять у вагонного окна, то знаете, что: эти узкие тропинки
везде бегут вдоль железных дорог. То взлетают на снегозащитный
гребень, то спускаются в ложбину, вьются между кустами, тянутся от
столба к столбу, обрываются у темных речек и чудом возникают на
другой стороне. По ним, как и по рельсам, объехать можно всю страну.
Твердые, будто асфальт, они сами просятся под колесо, и
километры летят незаметно...
А все-таки этот Феликс наврал. Стан оказался гораздо дальше,
чем он говорил. Алешка насчитал десять километровых столбов, прежде
чем увидел в стороне от насыпи длинные навесы и зеленые вагончики.
Далеко среди желтого пшеничного поля.
Алешка подкатил к переезду. От шлагбаума разбегались дороги.
Одна, пыльная и неширокая, вела к стану.
У горизонта ползли комбайны, похожие на припавших к земле
кузнечиков...
Алешка остановил велосипед у крайнего вагончика. Несколько
человек стояли рядом и все враз кричали друг на друга. На Алешку
даже не глянули. Он этого не ожидал. Он думал, что спросят сразу:
"Ты здесь зачем?" Тогда бы он объяснил. А так что делать?
- Здравствуйте, - сказал Алешка кричащим людям.
Они не слышали.
- Мне надо Колыванцева! - громко заявил Алешка.
Никто не обернулся.
Тогда он положил велосипед, шагнул к ним и, собравшись с духом,
кого-то потянул за рукав.
На Алешку глянули сердитые, непонимающие глаза:
- Ну?
- Мне надо Колыванцева! - отчаянным голосом повторил Алешка.
- А я при чем? - Вдруг человек посмотрел куда-то через Алешку и
крикнул с явным облегчением: - Дмитрий Васильич! Иди! К тебе тут...
Колыванцев был высокий, в пыльных до белизны сапогах, в сером
пиджаке и полотняной фуражке, которая когда-то была белой, а теперь
стала одного цвета с пиджаком. Худое небритое лицо его показалось
Алешке сердитым.
- Что нужно? - спросил Колыванцев и, не дождавшись ответа,
повернулся к спорящим: - Хоть орите, хоть нет. Зернопульты я вам
вручную, что ли, буду крутить? - И опять нетерпеливо взглянул на
Алешку. - Чего тебе?
- Мне Великанова, - пробормотал Алешка.
- Какого еще Великанова? Трое их.
- Миш... Михаила, - сказал Алешка. Феликс говорил ему про
какого-то Мишку Великанова.
- Ну, а я-то для чего? Ищи этого Михаила.
- Ну, вы послушайте, - громко и жалобно произнес Алешка. - Ваш
Ерохин застрял со столбами и говорит: "Найди Колыванцева, пусть
пошлет Великанова, чтоб меня вытащил!"
- Кого вытащил? - хрипло спросил Колыванцев.
- Да Ерохина же! Два километра от тракта, на старой дороге.
Колыванцев отчаянно хлопнул себя по карманам.
- Какой дьявол его туда понес?! Где я тебе возьму Великанова?!
Он здесь раз в сутки бывает! Чего чепуху-то молоть!
Алешка отступил на шаг.
- Что вы на меня кричите? - тихо сказал Алешка.
Он еще хотел добавить, что не заставлял Ерохина опрокидывать
прицеп, а Великанова - лишь раз в сутки приезжать на полевой стан...
Но Колыванцев замолчал, вздохнул и неожиданно спросил:
- Есть хочешь?
Алешка посмотрел в глаза Колыванцеву - припухшие, усталые и
немного виноватые. Вытер локтем вспотевший лоб и кивнул. Он и правда
хотел есть.
Они прошли через широкую утрамбованную площадку. Словно кто-то
расчистил здесь футбольное поле. По краю площадки было вырыто
несколько узких глубоких ям. "Для столбов, - понял Алешка. - Может
быть, еще успеют поставить сегодня? Интересно, что такое
зернопульты?"
- Уморился, пока ехал? - на ходу спросил Колыванцев.
- Да нет, - сказал Алешка и постарался шагать пошире.
- Все же без седла, на ногах. Километров двенадцать накрутил.
- Подумаешь, - сказал Алешка и вспомнил Юркин язвительный
шепот. Собирались на рыбалку, и Юрка шептал: "Ну его, Борь, маминого
сыночка. Еще заплачет по дороге, что устал..."
Шиш тебе, Юрка!
У дальнего вагончика дымила походная кухня, похожая немного на
старинный паровоз.
- Катюша! - позвал Колыванцев.
Маленькая смуглая Катюша выскочила из-за кухни. "Будто
прокоптилась здесь у огня", - подумал Алешка, и ему стало почему-то
смешно.
- Осталось у тебя что-нибудь? - спросил ее Колыванцев.
Блестя белками глаз, Катюша затрещала:
- Ой, господи, Дмит-Васильич, ковалевцы не приезжали, Мохов не
приезжал, студенты тоже. Совсем, что ли, не будут обедать? Куда я
буду все это девать?
- Покорми человека. - Дмитрий Васильевич подтолкнул Алешку в
спину шершавой ладонью.
Алешка получил полную чашку супа из разваренной картошки с
коричневыми крупинками мяса.
Раньше, когда мама водила его к кому-нибудь в гости, он всегда
отчаянно смущался за столом. Давился пирогом, захлебывался чаем и от
неловкости начинал болтать ногами, что, по утверждению мамы, было уж
совсем скверно.
А тут он не стеснялся. Нисколько. Сел прямо на землю, опустил
ноги в яму для столба, поставил посудину на колени и взялся за
ложку. Но алюминиевое дно обжигало колени. Тогда Алешка отошел к
траве, лег на живот, поставил чашку перед собой. Сейчас же из травы
попрыгали в суп крошечные зеленые букашки. И сварились. Алешка
вздохнул:
- Вот сумасшедшие. - И стал вылавливать их кончиком ложки. Но
рыгали все новые, и он махнул рукой.
Суп был горячий, и Алешка глотал, не разбирая вкуса. Краем
глаза он увидел, как лихо подкатил тяжелый грузовик. Из кузова
сбросили доски и осторожно спустили какой-то мотор.
К водителю подошел Колыванцев. Что-то сказал, и громадная
машина послушно попятилась, развернулась и пошла назад, поднимая
летучую пыль.
Алешка отнес посуду Катюше.
- Добавку? - спросила она.
Он засмеялся и замотал головой.
- И куда я все это дену? - жалобно глядя на котел, протянула
Катюша.
На другом конце тока Алешка разыскал велосипед. Подъехал к
Колыванцеву.
- Уже? - рассеянно спросил тот.
- До свидания, - сказал Алешка. - Мне к четырем обязательно
надо домой.
- К четырем?
Дмитрий Васильевич вздернул рукав и показал часы. Было три
минуты пятого.
Дорога прямая и ровная. Груженый "ЗИЛ" идет мягко. Лишь изредка
его тряхнет на случайной кочке. Тогда у велосипеда бренчит звонок и
начинает медленно крутиться заднее колесо. Велосипед лежит у кабины,
воткнувшись рулем в зерно. Алешка сидит рядом. Сидеть хорошо. Он
зарыл в пшеницу ноги. Зерно сухое и прохладное. И поэтому даже
солнце кажется не таким жарким. Да и не высоко оно, не так, как в
полдень. Ветер бьет навстречу короткими хлесткими волнами. Эти волны
пахнут теплой сухой землей, дымом торфа и смолистым воздухом леса.
Так бы ехать и ехать все время.
Но Алешке надо скорее домой. Василий, наверно, пришел уже и
спрашивает, где велосипед. Он требует, чтобы к его приходу "машина"
всегда была на месте. Поэтому и едет Алешка на грузовике.
Устроил его Колыванцев. Он вышел на дорогу и махнул первой же
машине, и та затормозила, подняв перед собой серое пылевое облако.
Водитель высунулся из кабины. Это был очень пожилой шофер. И,
наверное, он казался еще старше, чем был на самом деле. В морщины
набилась пыль, и они стали резкими и темными. Лицо недовольное, даже
суровое.
- Закурить есть? - спросил Колыванцев.
Шофер молча протянул ему пачку и щелчком выбил сигарету.
- В Юрты сейчас? - поинтересовался Колыванцев, отыскивая в
кармане спички.
- В Юрты.
- Мальца захвати. Ему туда же.
Шофер мельком взглянул на Алешку.
- Я еще в Боровое заскочу. Зерно-то надо ссыпать.
- Ну, заскочишь, а потом в Юрты. Все равно скорее, чем он на
педалях пилить будет. Приехал, понимаешь, Ерохина выручать. Устал,
пока крутил.
- Я не устал. Просто мне надо быстрее, - объяснил Алешка.
Шофер не обратил внимания. Спросил Колыванцева:
- А с Ерохиным что?
- Сел в песке.
- Вот рыжий балалаечник, - сквозь зубы сказал водитель.
Почему балалаечник, было непонятно.
- Дмитрий Васильевич, а поехали уже его вытаскивать?
1 2 3