Зато, когда сумку открывали, она ревела аки бизон. На месте покушающихся на мое имущество я бы запаслась штанами. Кстати, как ревет бизон, я не слышала. Но предполагаю, что орет он, как моя сумка.
Еще на повороте с автобусной остановки я увидела вишневый "мерс". Так и есть: под дверью редакции слоняется Сеня, мой первый муж. Лучше бы он бегал за мной в бытность его моим мужем. Что делает с человеком полная независимость от него! Неужели он не понимает - поздно. Или понимает, потому и бегает: возбуждает - и никаких обязательств, приятно во всех отношениях.
Все-таки любопытная штука - отношение полов. Вот я, например, любила Сеню, родила ему Василия. Именно в такой последовательности. А он бегал от меня с кем попало и где попало. В результате все человеческие комплексы: стопроцентная глупость, нулевая сексапильность и толстая задница - стали моими. Думаю, в то время Сеня появлялся дома только затем, чтобы, шарахнувшись от приторной верности, посеять очередной комплекс на перегное моей души. Красиво, однако, звучит!
Когда душа изнемогала под гнетом обильного урожая, вслед за летом внезапно наступила осень. Я внимательно присмотрелась к мужу и обнаружила у него толстые губы. Кто-то скажет, что толстые губы - не повод для развода. Но когда проходит любовь, толстые губы - весомый фактор.
Самое любопытное, что этот губошлеп был против развода. Вдобавок принялся петь дифирамбы, лейтмотивом коих являлись мои зеленые глаза. Конечно, глаза у меня зеленые. С рождения. Вот такая рокировка: он ко мне я от него. Любовь - нелюбовь.
- Варенька! - бросился ко мне Сеня.
Судя по напомаженности, он ждал меня с большим нетерпением. Вот ведь задача: когда человек тебе близок, находишь очарование даже в его драных носках, в Сене же меня раздражало все - от парфюма до плаща. Разоделся как баба. Нет, мужчина должен, прямо-таки обязан радикально отличаться от женщины. А этот взвизг: "Варенька!" Пришлось осадить.
- Остынь, сейчас выйду.
Я распахнула дверь и поднялась в свой кабинет. Никого, штат роет материалы на местах событий. На Ирочкином столе благоухает букет лилий, поклонники не дремлют. Может, это главный расщедрился за доставленное ранним утром удовольствие - или удовлетворение?
Тщательно оглядевшись, дабы не пропустить вездесущую уборщицу, я сняла сумочку с плеча и аккуратно водрузила ее на свой стол, прямо в центр, на самое видное место. Дело за малым. Чтобы привлечь уборщицу в кабинет, необходимо обеспечить ей фронт работ: намусорить, напачкать, разбить. Остановилась на последнем - извлекла из шкафа бутылку чернил. Быть бы на полу фиолетовому несмываемому пятну, но тут мой взгляд сфокусировался на Ирочкином букете. Пришлось пожертвовать. Я взяла вазу, заключившую в хрусталь нежные лилии, в свои кровожадные руки и грохнула об пол.
На зеленом паласе в обрамлении темного мокрого пятна покоились желтые лепестки, осколки хрусталя ярко отражали солнечные лучи. С точки зрения живописца, все выглядело очень даже ничего, но наша уборщица, влетевшая в кабинет со звоном разбивающегося стекла, была явно далека от искусствоведческой оценки напольного рисунка. А вот от двери, судя по скорости перемещения, близко. Возможно, даже находилась под дверью.
Я приуготовила себя к укорам и ворчанию, недоуменно развела руки как пингвин, но уборщица, не удостоив меня даже взглядом, споро приступила к ликвидации учиненного мною кавардака.
- Наверное, сквозняк... уберите, пожалуйста, меня внизу муж ждет, пролепетала я и вышла из кабинета, оставив дверь нараспашку.
Намеренно громко стуча каблуками, я миновала коридор и лестницу, вышла на крыльцо. Затем навалилась на тугую дверь, которая всеми своими пружинами норовила вернуться в исходное положение. Сеня за время моего отсутствия собрал эмоции в кулак и не спешил вылезать из машины. Пришлось пошевелить пальчиком.
Нехотя, чуть скосоротившись, он побрел ко мне. Исключительно из желания придать бойкость его легкой походке, я крикнула:
- Что стряслось, радость моя?
Выпустив эмоции из кулака, Сеня ринулся ко мне. Проклятая дверь, стремившаяся к преимуществу в нашем единоборстве, толкала меня в его объятия.
- Из сада позвонили, сказали срочно принести Васино свидетельство о рождении.
- Гад! - Я бросилась на Сеню, совершенно забыв о своем противнике.
Не по своей воле, исключительно в силу сопротивления двери, вышедшей из-под контроля, всем своим телом я придавила Сеню к стене.
- Так это ты рылся в моих вещах! В моей квартире!
- Варька, ты что, рехнулась... нигде я не рылся... когда позвонили, я приехал к тебе... а тебя уже нет, - лопотал бледный Сеня, пытаясь вырваться.
Вот и пойми: сам мечтает о жарких объятиях, и сам же вырывается. Будет потом вспоминать в эротических снах, да поздно.
- И ты решил: замок стандартный, дверь стандартная и сам ты стандартный! Твое преследование - вот мне где! - Я резанула ладонью по горлу, но как-то неубедительно. Что ни говори, а полегчало: бывший муж - это не так страшно, как настоящий взломщик.
Почувствовав послабление, Сеня предпочел близости со мной свободу на нижней ступеньке.
- Господин грабитель, свидетельство хоть нашел? - выкинула я флаг перемирия.
Ошалевший Сеня только замотал головой.
- И не ищи - не найдешь. Я сама отнесу его.
- Угу, - теперь уже закивал Сеня и попятился к машине. - Василия можно?
- Да можно, можно, докучливый ты мой.
Прыгнув в машину, Сеня отчалил от моего берега. Вот дурак, напугал. Хотя могла бы и догадаться: кто, как не Сеня, пренебрег бы моей заначкой? Неразумно красть свои же алименты. А Сеня - человек разумный, тем более в денежном вопросе.
Словно в подтверждение сомнений, развеявшихся с признанием Сени, моя сумочка, так и не издав ни единого звука, стояла там, где я ее оставила. Цела и невредима. Зазря погибшие лилии немым укором торчали из мусорной корзины.
Вечером, собирая дорожную сумку, - ведь утром лететь в гарнизон, обнаружила под столом монету. На одной стороне профиль какого-то деятеля, судя по сохранившейся надписи, профиль сей при жизни звался Константином, императором всероссийским. Рядом с именем "Константин" две заглавные буквы "Б.М." Что за "Б.М." - ясности нет, то ли "быть может", то ли "боже мой", а может, и просто "были мужики". Судя по чеканке - были. Ничего себе монетка! Рубль серебром, 1825 года выпуска. И как этот антиквариат оказался под столом? Что любопытно, не в пыльный, темный угол закатился, а культурно прилег на видное место. Я серебром не сорю, Сеня в этом также не замечен. Учитывая монету, контрабандой проникшую в мой дом, утренний визитер, безжалостно разбомбивший содержимое стола, - не Сеня. Тогда - кто?
Зябким утром, когда город лениво скидывает ночную негу, а от заиндевевшего асфальта поднимается морозный пар, я иду по пустынным улицам и переулкам к дому Юнеевых. Подниматься в квартиру лень, да и не имеет смысла: в это время точно по расписанию, как курьерский поезд, Роман совершает моцион по периметру квартала.
Между прочим, бесхозного холостяка Романа Юнеева захомутали узами брака не без моего участия. Неловко хвастать, но метод помрачения разума жениха, кормление его заговоренными пирожными, после чего жених созрел до бракосочетания, изобретен и внедрен в жизнь лично мною. Эх, такой уникум и дрогнет у подъезда! Честно сказать, я и сама не знаю, как это получилось. Ромка пять лет волочился за Надеждой, дарил подарки и просто замечательно ухаживал, но игнорировал все разговоры о свадьбе, напрочь. И это при том, что Надька - красавица, умница, одной игрой на фортепиано доводит до оргазма - даром, что ли, консерваторию закончила!
Женихов навалом, но бывшая консерваторка любила этого балбеса. Не знаю, любил ли Роман Надежду, а вот пламенную страсть имел. Надеждину конкурентку звали нумизматика. Это ей он посвящал все свои помыслы, это на нее он тратил основной капитал, моей подруге доставались лишь жалкие объедки, не вложенные по причине малости в очередное пополнение коллекции.
Однажды Роман чуть было не стал мужем Надежды. И пошли б они под венец, если бы в неведомых нам далях не замаячил жениху "семейник". Когда Роман среди ночи, после междугородного звонка, начал судорожно собираться в дорогу, приговаривая как безумный: "Семейник, семейник", - Надежда подумала, что жених решил приобрести, пусть и в неурочный час, что-то полезное для семьи. Пользы же в этом, оказалось, никакой, зато разочарований - хоть отбавляй. Ради серебряного рубля полуторавековой давности, на реверсе которой отчеканен Николай Первый в окружении семейства (поэтому и "семейник"), Роман продал свой "Лендкрузер" и отбыл в неизвестном направлении. Представляете ужас невесты, чей жених пропал за день до свадьбы!
Между прочим, мне было не лучше. Бритоголового Романа Надежда нашла у меня дома, на моем диване, что возлагает на автора этих строк определенную ответственность.
Несколько лет назад послали меня строчить репортаж с чемпионата города по боксу. Бокс - не мой любимый вид спорта, поэтому все состязания, в ходе которых боксеры истязали друг друга, я провела в кафе напротив. К чему мне, рассудила я, девушке слабой и беззащитной, мучить себя такими ужасами, достаточно знать итог, а уж досочинить кошмар я могу и без видеоряда.
Я стояла у стойки бара, решая сакраментальный вопрос: "Есть пирожное или не есть?" - когда в кафе зашел плечистый денди в белом костюме, бритоголовый, но лысина была ему к лицу. Несмотря на его белый костюм, в зале возникли ранние сумерки: со стороны улицы окно закрыл "Лендкрузер". Я связала воедино их появление; оказывается, денди приехал на крутом джипе. Он подошел и вроде бы, хотя прямого касания не было, отодвинул меня от стойки.
- Что ты будешь? - спросил денди.
Я обернулась - в числе ранних посетителей только он и я. Значит, разговаривают со мной.
- Пирожное и мороженое.
Я не стала кочевряжиться, если товарищ хочет меня накормить, я готова есть. Почему бы и нет?
Мне он принес все, что я заказывала, себя же баловал горячим бутербродом с курятиной и молочным коктейлем.
- Боксом не интересуетесь? - осведомилась я, разглядывая через окно транспарант "Физкульт-привет героям ринга!", развевающийся на фасаде спорткомплекса.
- Нет, - сказал он, сосредоточенно жуя бутерброд.
Напрашивалась аксиома: куриное филе, запеченное в сыре, занимает его куда больше моей персоны.
- Вообще спортом не интересуетесь или боксом - в частности? допытывалась я. Если я ем за его счет, имею право спросить? Или он думает, что со мной можно не церемониться: поела - и до свидания?
- Вообще, - угрюмо обронил он.
- А как же хулиганы, бандиты разные? - не могла угомониться я. Нападут, костюмчик испачкают.
Оставив недоеденный кусок, он опустил взгляд на костюмчик.
- Думаете, испачкают?
- Уверена, - заявила я и, одним махом закинув в себя ледяной шарик мороженого, покинула кафе.
Ради жирной точки, поставленной мною в произошедшем диалоге, соглашаюсь с ангиной.
Наверное, была некая правда жизни в том, что я ушла, не попрощавшись с этим продуктовым меценатом. Иначе пришлось бы приветствовать друг друга радостными воплями, а так мы обоюдно удивлены до крайности, но моя крайность крайн?ее, или у него стальные нервы. Ведь он, этот денди в белом костюме, не кто иной, как тренер местной команды Роман Юнеев. Заехал человек в перерыве между рингами перекусить, а тут я с вопросами из жизни хулиганов. После официального знакомства я интервьюировала его в опустевшем зале, теперь уже на спортивную тему.
Через несколько дней, когда я вечером возвращалась из редакции, он встретился мне на пути. Не знаю, как там в других городах, думала я, глядя на его крепкую, накачанную фигуру, бычью шею и все понимающие глаза, а у нас спортсмен выглядит гомо сапиенсом.
- Варя, не успел прочесть вашу статью, - сказал Роман.
- Можете завтра зайти ко мне домой.
Достав записную книжку, Роман записал мой адрес. Тут меня осенило: в сложившейся ситуации можно использовать не только Романа, но и самую крутую тачку города.
- Роман, а вы не могли бы завтра приехать ко мне на "Лендкрузере"? - с революционным пылом, как если бы агитировала за комсомол, спросила я. - Ко мне подружка придет, хочу, чтобы она умерла. От зависти.
У него была классная реакция, просто суперреакция супербоксера, он просек все без нудных толкований.
- У меня есть еще клубный пиджак от Ива Сен-Лорана, на днях из Парижа прислали. Надеть, Варвара? - подхватил он.
В знак согласия я кивала. А кто сказал, что в жизни должна быть большая порция скуки?
Вечером следующего дня, когда Роман, в клубном пиджаке, с огромной коробкой конфет, прибыл на шикарном "Лендкрузере", Надежда выжила, но ранение получила смертельное, несовместимое с жизнью. Вернее, жить она могла, но только с Романом.
- Я без него чахну, - говорила Надежда.
Точно, чахнет. Я тому свидетель.
Бракосочетанию, конечно, пришлось сыграть отбой. Несолоно нахлебавшиеся гости, которым не то что в рот не попало, более того - и по усам не текло (представляете, сколько подарков утилитарно не востребовано!), советовали Надежде обычным же образом поступить с ценителем раритетов, и она вначале так хорошо держала марку, что Роман наяривал за ней круче, чем за редкой монетой. Женщина практичная вымостила бы из его комплекса вины дорогу в загс; Надежда же, что свойственно раненным в сердце, простила с легкостью, без всяких оговорок. Стоит ли говорить, что вслед за "прости" их отношения вошли в прежнее русло, ведущее куда угодно, но только не к браку.
Потом в каком-то умном журнале мы вычитали, что Роман - интимофоб: все составляющие диагноза описаны выше. Еще там было написано, что интимофобы никогда не женятся и женщинам, желающим выйти замуж, надо бежать от них, и как можно быстрее. А куда бежать, если за минувшую пятилетку все женихи распуганы и спринтерские данные ввиду неперспективного стародевического возраста безвозвратно утрачены?
- Ну к чему было женихов перебирать, чтобы остановиться на интимофобе? - потрясая журналом аки приговором теснила я Надежду.
Между прочим, я сама ненавижу людей, которые суют нос в мою жизнь, особенно не терплю тех, кто лезет с советами. Но с Надеждой особый случай на кое-какие вольности имею право, хотя бы в силу обилия пролитых на меня слез. Другая бы раскисла от этой сырости и резких перемен климата.
- Ромка гад! Он такой гад! Он недостоин меня! Ты видела, какие у него уши?
Не скромная училка музыки, а истинная фурия. Дымящая на паровозный манер сигарета довершает ее кровожадный образ. В такие минуты я сама боюсь Надежды.
- Конечно, гад. Я тебе это еще пять лет назад говорила. Если честно, даже Музе Пегасовне смешно, как ты могла полюбить такого тушканчика, соответствую я. И ведь страшно не соответствовать, может и поколотить.
Это всегда происходит вдруг! Такое впечатление, что данная фраза не моя, а цитата из кого-то: и то сказать, не в Древней Греции живем, где поле неизреченных истин колосилось буйным цветом, сейчас же только рот откроешь уже плагиат. Но вернемся к вдруг. На какой-то затяжке, без всякой на то предпосылки и логики, Надежда резко меняет курс.
- Боже, какая я гадина! Я гадина-прегадина! Ромочка, я недостойна тебя!
Черт бы побрал ее навигационную резвость!
- Да, Ромка - прекрасной души человек! Я тебе это еще пять лет назад говорила. И даже Муза Пегасовна уверена, что большие уши - признак повышенной сексуальности... и музыкальности. - Я стараюсь говорить проникновенно и убедительно.
- Знаешь, какой он ... музы-кальный... - Надя рыдает от единения с возлюбленным и подругой.
Вот что значит, на мой взгляд, "невмешательство в личные дела", даже когда очень хочется вмешаться. Тем более подруга и вроде бы ждет совета, но не очаровывайтесь: не ждет. Если говорить кулинарным языком, можно сравнить любовь с выпечкой пирога. В двух этих, по сути, родственных явлениях, когда произведение рук и сердца томится от накала то ли страстей, то ли духовки, любые ингредиенты, а тем паче - сквозняк, только во вред.
Вернемся к умному журналу. Прочитав статью, Надька решила форсировать диагноз непосредственно в инкубационный период.
- Я поговорю с ним просто, по-человечески: так и так, Ромка, я старею, но и ты не молод, пора бы и под венец. Иногда даже маньяки реагируют на добрую беседу.
- Так то ж маньяки! Надя, не очеловечивай мужчин, тем более нумизматов, для них чем старше, тем дороже. Лет через пятьдесят, а еще вернее - через сто ты вполне сможешь претендовать на место в его коллекции.
Вот такой диалог произошел у нас. Фраза феминистского толка об "очеловечивании мужчин" - опять же из Музы Пегасовны.
Представляете, что стало с этой иллюзионисткой, когда до нее дошло, что мужчина ее сердца - прежде всего мужчина, и как следствие: человеческому языку не обучен, если в кромешную полночь меня разбудил Моцарт. Не подумайте, что сам покойник, нет, обошлось одной арией из "Свадьбы Фигаро".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Еще на повороте с автобусной остановки я увидела вишневый "мерс". Так и есть: под дверью редакции слоняется Сеня, мой первый муж. Лучше бы он бегал за мной в бытность его моим мужем. Что делает с человеком полная независимость от него! Неужели он не понимает - поздно. Или понимает, потому и бегает: возбуждает - и никаких обязательств, приятно во всех отношениях.
Все-таки любопытная штука - отношение полов. Вот я, например, любила Сеню, родила ему Василия. Именно в такой последовательности. А он бегал от меня с кем попало и где попало. В результате все человеческие комплексы: стопроцентная глупость, нулевая сексапильность и толстая задница - стали моими. Думаю, в то время Сеня появлялся дома только затем, чтобы, шарахнувшись от приторной верности, посеять очередной комплекс на перегное моей души. Красиво, однако, звучит!
Когда душа изнемогала под гнетом обильного урожая, вслед за летом внезапно наступила осень. Я внимательно присмотрелась к мужу и обнаружила у него толстые губы. Кто-то скажет, что толстые губы - не повод для развода. Но когда проходит любовь, толстые губы - весомый фактор.
Самое любопытное, что этот губошлеп был против развода. Вдобавок принялся петь дифирамбы, лейтмотивом коих являлись мои зеленые глаза. Конечно, глаза у меня зеленые. С рождения. Вот такая рокировка: он ко мне я от него. Любовь - нелюбовь.
- Варенька! - бросился ко мне Сеня.
Судя по напомаженности, он ждал меня с большим нетерпением. Вот ведь задача: когда человек тебе близок, находишь очарование даже в его драных носках, в Сене же меня раздражало все - от парфюма до плаща. Разоделся как баба. Нет, мужчина должен, прямо-таки обязан радикально отличаться от женщины. А этот взвизг: "Варенька!" Пришлось осадить.
- Остынь, сейчас выйду.
Я распахнула дверь и поднялась в свой кабинет. Никого, штат роет материалы на местах событий. На Ирочкином столе благоухает букет лилий, поклонники не дремлют. Может, это главный расщедрился за доставленное ранним утром удовольствие - или удовлетворение?
Тщательно оглядевшись, дабы не пропустить вездесущую уборщицу, я сняла сумочку с плеча и аккуратно водрузила ее на свой стол, прямо в центр, на самое видное место. Дело за малым. Чтобы привлечь уборщицу в кабинет, необходимо обеспечить ей фронт работ: намусорить, напачкать, разбить. Остановилась на последнем - извлекла из шкафа бутылку чернил. Быть бы на полу фиолетовому несмываемому пятну, но тут мой взгляд сфокусировался на Ирочкином букете. Пришлось пожертвовать. Я взяла вазу, заключившую в хрусталь нежные лилии, в свои кровожадные руки и грохнула об пол.
На зеленом паласе в обрамлении темного мокрого пятна покоились желтые лепестки, осколки хрусталя ярко отражали солнечные лучи. С точки зрения живописца, все выглядело очень даже ничего, но наша уборщица, влетевшая в кабинет со звоном разбивающегося стекла, была явно далека от искусствоведческой оценки напольного рисунка. А вот от двери, судя по скорости перемещения, близко. Возможно, даже находилась под дверью.
Я приуготовила себя к укорам и ворчанию, недоуменно развела руки как пингвин, но уборщица, не удостоив меня даже взглядом, споро приступила к ликвидации учиненного мною кавардака.
- Наверное, сквозняк... уберите, пожалуйста, меня внизу муж ждет, пролепетала я и вышла из кабинета, оставив дверь нараспашку.
Намеренно громко стуча каблуками, я миновала коридор и лестницу, вышла на крыльцо. Затем навалилась на тугую дверь, которая всеми своими пружинами норовила вернуться в исходное положение. Сеня за время моего отсутствия собрал эмоции в кулак и не спешил вылезать из машины. Пришлось пошевелить пальчиком.
Нехотя, чуть скосоротившись, он побрел ко мне. Исключительно из желания придать бойкость его легкой походке, я крикнула:
- Что стряслось, радость моя?
Выпустив эмоции из кулака, Сеня ринулся ко мне. Проклятая дверь, стремившаяся к преимуществу в нашем единоборстве, толкала меня в его объятия.
- Из сада позвонили, сказали срочно принести Васино свидетельство о рождении.
- Гад! - Я бросилась на Сеню, совершенно забыв о своем противнике.
Не по своей воле, исключительно в силу сопротивления двери, вышедшей из-под контроля, всем своим телом я придавила Сеню к стене.
- Так это ты рылся в моих вещах! В моей квартире!
- Варька, ты что, рехнулась... нигде я не рылся... когда позвонили, я приехал к тебе... а тебя уже нет, - лопотал бледный Сеня, пытаясь вырваться.
Вот и пойми: сам мечтает о жарких объятиях, и сам же вырывается. Будет потом вспоминать в эротических снах, да поздно.
- И ты решил: замок стандартный, дверь стандартная и сам ты стандартный! Твое преследование - вот мне где! - Я резанула ладонью по горлу, но как-то неубедительно. Что ни говори, а полегчало: бывший муж - это не так страшно, как настоящий взломщик.
Почувствовав послабление, Сеня предпочел близости со мной свободу на нижней ступеньке.
- Господин грабитель, свидетельство хоть нашел? - выкинула я флаг перемирия.
Ошалевший Сеня только замотал головой.
- И не ищи - не найдешь. Я сама отнесу его.
- Угу, - теперь уже закивал Сеня и попятился к машине. - Василия можно?
- Да можно, можно, докучливый ты мой.
Прыгнув в машину, Сеня отчалил от моего берега. Вот дурак, напугал. Хотя могла бы и догадаться: кто, как не Сеня, пренебрег бы моей заначкой? Неразумно красть свои же алименты. А Сеня - человек разумный, тем более в денежном вопросе.
Словно в подтверждение сомнений, развеявшихся с признанием Сени, моя сумочка, так и не издав ни единого звука, стояла там, где я ее оставила. Цела и невредима. Зазря погибшие лилии немым укором торчали из мусорной корзины.
Вечером, собирая дорожную сумку, - ведь утром лететь в гарнизон, обнаружила под столом монету. На одной стороне профиль какого-то деятеля, судя по сохранившейся надписи, профиль сей при жизни звался Константином, императором всероссийским. Рядом с именем "Константин" две заглавные буквы "Б.М." Что за "Б.М." - ясности нет, то ли "быть может", то ли "боже мой", а может, и просто "были мужики". Судя по чеканке - были. Ничего себе монетка! Рубль серебром, 1825 года выпуска. И как этот антиквариат оказался под столом? Что любопытно, не в пыльный, темный угол закатился, а культурно прилег на видное место. Я серебром не сорю, Сеня в этом также не замечен. Учитывая монету, контрабандой проникшую в мой дом, утренний визитер, безжалостно разбомбивший содержимое стола, - не Сеня. Тогда - кто?
Зябким утром, когда город лениво скидывает ночную негу, а от заиндевевшего асфальта поднимается морозный пар, я иду по пустынным улицам и переулкам к дому Юнеевых. Подниматься в квартиру лень, да и не имеет смысла: в это время точно по расписанию, как курьерский поезд, Роман совершает моцион по периметру квартала.
Между прочим, бесхозного холостяка Романа Юнеева захомутали узами брака не без моего участия. Неловко хвастать, но метод помрачения разума жениха, кормление его заговоренными пирожными, после чего жених созрел до бракосочетания, изобретен и внедрен в жизнь лично мною. Эх, такой уникум и дрогнет у подъезда! Честно сказать, я и сама не знаю, как это получилось. Ромка пять лет волочился за Надеждой, дарил подарки и просто замечательно ухаживал, но игнорировал все разговоры о свадьбе, напрочь. И это при том, что Надька - красавица, умница, одной игрой на фортепиано доводит до оргазма - даром, что ли, консерваторию закончила!
Женихов навалом, но бывшая консерваторка любила этого балбеса. Не знаю, любил ли Роман Надежду, а вот пламенную страсть имел. Надеждину конкурентку звали нумизматика. Это ей он посвящал все свои помыслы, это на нее он тратил основной капитал, моей подруге доставались лишь жалкие объедки, не вложенные по причине малости в очередное пополнение коллекции.
Однажды Роман чуть было не стал мужем Надежды. И пошли б они под венец, если бы в неведомых нам далях не замаячил жениху "семейник". Когда Роман среди ночи, после междугородного звонка, начал судорожно собираться в дорогу, приговаривая как безумный: "Семейник, семейник", - Надежда подумала, что жених решил приобрести, пусть и в неурочный час, что-то полезное для семьи. Пользы же в этом, оказалось, никакой, зато разочарований - хоть отбавляй. Ради серебряного рубля полуторавековой давности, на реверсе которой отчеканен Николай Первый в окружении семейства (поэтому и "семейник"), Роман продал свой "Лендкрузер" и отбыл в неизвестном направлении. Представляете ужас невесты, чей жених пропал за день до свадьбы!
Между прочим, мне было не лучше. Бритоголового Романа Надежда нашла у меня дома, на моем диване, что возлагает на автора этих строк определенную ответственность.
Несколько лет назад послали меня строчить репортаж с чемпионата города по боксу. Бокс - не мой любимый вид спорта, поэтому все состязания, в ходе которых боксеры истязали друг друга, я провела в кафе напротив. К чему мне, рассудила я, девушке слабой и беззащитной, мучить себя такими ужасами, достаточно знать итог, а уж досочинить кошмар я могу и без видеоряда.
Я стояла у стойки бара, решая сакраментальный вопрос: "Есть пирожное или не есть?" - когда в кафе зашел плечистый денди в белом костюме, бритоголовый, но лысина была ему к лицу. Несмотря на его белый костюм, в зале возникли ранние сумерки: со стороны улицы окно закрыл "Лендкрузер". Я связала воедино их появление; оказывается, денди приехал на крутом джипе. Он подошел и вроде бы, хотя прямого касания не было, отодвинул меня от стойки.
- Что ты будешь? - спросил денди.
Я обернулась - в числе ранних посетителей только он и я. Значит, разговаривают со мной.
- Пирожное и мороженое.
Я не стала кочевряжиться, если товарищ хочет меня накормить, я готова есть. Почему бы и нет?
Мне он принес все, что я заказывала, себя же баловал горячим бутербродом с курятиной и молочным коктейлем.
- Боксом не интересуетесь? - осведомилась я, разглядывая через окно транспарант "Физкульт-привет героям ринга!", развевающийся на фасаде спорткомплекса.
- Нет, - сказал он, сосредоточенно жуя бутерброд.
Напрашивалась аксиома: куриное филе, запеченное в сыре, занимает его куда больше моей персоны.
- Вообще спортом не интересуетесь или боксом - в частности? допытывалась я. Если я ем за его счет, имею право спросить? Или он думает, что со мной можно не церемониться: поела - и до свидания?
- Вообще, - угрюмо обронил он.
- А как же хулиганы, бандиты разные? - не могла угомониться я. Нападут, костюмчик испачкают.
Оставив недоеденный кусок, он опустил взгляд на костюмчик.
- Думаете, испачкают?
- Уверена, - заявила я и, одним махом закинув в себя ледяной шарик мороженого, покинула кафе.
Ради жирной точки, поставленной мною в произошедшем диалоге, соглашаюсь с ангиной.
Наверное, была некая правда жизни в том, что я ушла, не попрощавшись с этим продуктовым меценатом. Иначе пришлось бы приветствовать друг друга радостными воплями, а так мы обоюдно удивлены до крайности, но моя крайность крайн?ее, или у него стальные нервы. Ведь он, этот денди в белом костюме, не кто иной, как тренер местной команды Роман Юнеев. Заехал человек в перерыве между рингами перекусить, а тут я с вопросами из жизни хулиганов. После официального знакомства я интервьюировала его в опустевшем зале, теперь уже на спортивную тему.
Через несколько дней, когда я вечером возвращалась из редакции, он встретился мне на пути. Не знаю, как там в других городах, думала я, глядя на его крепкую, накачанную фигуру, бычью шею и все понимающие глаза, а у нас спортсмен выглядит гомо сапиенсом.
- Варя, не успел прочесть вашу статью, - сказал Роман.
- Можете завтра зайти ко мне домой.
Достав записную книжку, Роман записал мой адрес. Тут меня осенило: в сложившейся ситуации можно использовать не только Романа, но и самую крутую тачку города.
- Роман, а вы не могли бы завтра приехать ко мне на "Лендкрузере"? - с революционным пылом, как если бы агитировала за комсомол, спросила я. - Ко мне подружка придет, хочу, чтобы она умерла. От зависти.
У него была классная реакция, просто суперреакция супербоксера, он просек все без нудных толкований.
- У меня есть еще клубный пиджак от Ива Сен-Лорана, на днях из Парижа прислали. Надеть, Варвара? - подхватил он.
В знак согласия я кивала. А кто сказал, что в жизни должна быть большая порция скуки?
Вечером следующего дня, когда Роман, в клубном пиджаке, с огромной коробкой конфет, прибыл на шикарном "Лендкрузере", Надежда выжила, но ранение получила смертельное, несовместимое с жизнью. Вернее, жить она могла, но только с Романом.
- Я без него чахну, - говорила Надежда.
Точно, чахнет. Я тому свидетель.
Бракосочетанию, конечно, пришлось сыграть отбой. Несолоно нахлебавшиеся гости, которым не то что в рот не попало, более того - и по усам не текло (представляете, сколько подарков утилитарно не востребовано!), советовали Надежде обычным же образом поступить с ценителем раритетов, и она вначале так хорошо держала марку, что Роман наяривал за ней круче, чем за редкой монетой. Женщина практичная вымостила бы из его комплекса вины дорогу в загс; Надежда же, что свойственно раненным в сердце, простила с легкостью, без всяких оговорок. Стоит ли говорить, что вслед за "прости" их отношения вошли в прежнее русло, ведущее куда угодно, но только не к браку.
Потом в каком-то умном журнале мы вычитали, что Роман - интимофоб: все составляющие диагноза описаны выше. Еще там было написано, что интимофобы никогда не женятся и женщинам, желающим выйти замуж, надо бежать от них, и как можно быстрее. А куда бежать, если за минувшую пятилетку все женихи распуганы и спринтерские данные ввиду неперспективного стародевического возраста безвозвратно утрачены?
- Ну к чему было женихов перебирать, чтобы остановиться на интимофобе? - потрясая журналом аки приговором теснила я Надежду.
Между прочим, я сама ненавижу людей, которые суют нос в мою жизнь, особенно не терплю тех, кто лезет с советами. Но с Надеждой особый случай на кое-какие вольности имею право, хотя бы в силу обилия пролитых на меня слез. Другая бы раскисла от этой сырости и резких перемен климата.
- Ромка гад! Он такой гад! Он недостоин меня! Ты видела, какие у него уши?
Не скромная училка музыки, а истинная фурия. Дымящая на паровозный манер сигарета довершает ее кровожадный образ. В такие минуты я сама боюсь Надежды.
- Конечно, гад. Я тебе это еще пять лет назад говорила. Если честно, даже Музе Пегасовне смешно, как ты могла полюбить такого тушканчика, соответствую я. И ведь страшно не соответствовать, может и поколотить.
Это всегда происходит вдруг! Такое впечатление, что данная фраза не моя, а цитата из кого-то: и то сказать, не в Древней Греции живем, где поле неизреченных истин колосилось буйным цветом, сейчас же только рот откроешь уже плагиат. Но вернемся к вдруг. На какой-то затяжке, без всякой на то предпосылки и логики, Надежда резко меняет курс.
- Боже, какая я гадина! Я гадина-прегадина! Ромочка, я недостойна тебя!
Черт бы побрал ее навигационную резвость!
- Да, Ромка - прекрасной души человек! Я тебе это еще пять лет назад говорила. И даже Муза Пегасовна уверена, что большие уши - признак повышенной сексуальности... и музыкальности. - Я стараюсь говорить проникновенно и убедительно.
- Знаешь, какой он ... музы-кальный... - Надя рыдает от единения с возлюбленным и подругой.
Вот что значит, на мой взгляд, "невмешательство в личные дела", даже когда очень хочется вмешаться. Тем более подруга и вроде бы ждет совета, но не очаровывайтесь: не ждет. Если говорить кулинарным языком, можно сравнить любовь с выпечкой пирога. В двух этих, по сути, родственных явлениях, когда произведение рук и сердца томится от накала то ли страстей, то ли духовки, любые ингредиенты, а тем паче - сквозняк, только во вред.
Вернемся к умному журналу. Прочитав статью, Надька решила форсировать диагноз непосредственно в инкубационный период.
- Я поговорю с ним просто, по-человечески: так и так, Ромка, я старею, но и ты не молод, пора бы и под венец. Иногда даже маньяки реагируют на добрую беседу.
- Так то ж маньяки! Надя, не очеловечивай мужчин, тем более нумизматов, для них чем старше, тем дороже. Лет через пятьдесят, а еще вернее - через сто ты вполне сможешь претендовать на место в его коллекции.
Вот такой диалог произошел у нас. Фраза феминистского толка об "очеловечивании мужчин" - опять же из Музы Пегасовны.
Представляете, что стало с этой иллюзионисткой, когда до нее дошло, что мужчина ее сердца - прежде всего мужчина, и как следствие: человеческому языку не обучен, если в кромешную полночь меня разбудил Моцарт. Не подумайте, что сам покойник, нет, обошлось одной арией из "Свадьбы Фигаро".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26