Взявшись за руки мы пошли к реке умываться, не обращая никакого внимания на Эвелину. Когда мы немного привели себя в порядок, она сама подошла к нам и поцеловала каждого в щеку. На расспросы взрослых, что же случилось, мы молчали, получив наказание от своих отцов. Тайну нашего поединка мы сохранили на всю жизнь.
Уже в четырнадцать лет я помогал дяде Фридриху общаться с русскими, проезжающими через его пост. Дядя Фридрих говорил моему отцу, что у меня прекрасная память, способность к иностранным языкам и будут хорошие перспективы для продвижения на службе. Моему отцу это было очень приятно слышать, но вслух он говорил, что я недостаточно организован и у меня отсутствуют необходимые качества, чтобы стать настоящим прусским офицером.
Привитие этих качеств заключалось в ежедневном раннем подъеме, утреннем туалете, гимнастических занятиях по системе господина Мюллера, пробежках по дорожкам усадьбы, обтирании холодной водой, легком завтраке и обязательном физическом труде по наведению порядка в усадьбе. У нас были слуги, но я в полную силу помогал нашему садовнику выкапывать и пересаживать кусты, подрезать деревья, убирать снег на дорожках. По настоянию отца я одевался довольно легко, чтобы согревать себя физическими движениями. Отцовские занятия со мной позволили мне стать закаленным молодым человеком, хорошо окончившим среднюю школу.
Мой отец был убежденным сторонником Отто фон Бисмарка и много рассказывал мне о нем. При Бисмарке отношения между Россией и Германией оставались такими, какими они должны были быть всегда - мир и сотрудничество. Отец всегда повторял, что Бисмарк был сторонником учета взаимных интересов России и Германии. Противником канцлера Бисмарка был начальник германского генерального штаба генерал фон Вальдерзее. Он и его сторонники убеждали всех в том, что российско-французское сближение опасно для Германии и требовали нападения на Россию, пока Россия не напала на Германию. Рассказывая об этом, отец всегда поднимал палец вверх и патетически повторял слова Бисмарка: "Пока я министр, я не разрешу "профилактической" войны с Россией".
Отец рассказывал, что российский царизм является врагом всех народов и угнетателем демократии. Россия мешает Германии установить свое господствующее положение в Европе, а также на Ближнем Востоке и в арабском мире.
Славянство, - говорил он, - является неполноценным по сравнению с высокоразвитым западным миром. Идеи панславизма, проповедуемые влиятельными российскими государственными деятелями, несут опасность западной цивилизации. Поэтому Германии выпала историческая миссия остановить панславизм в своем движении на Запад.
Это я воспринимал как аксиомы, не требующие никаких разъяснений.
У меня никогда не возникало сомнений в том, кем я буду после окончания школы. Только офицером. В 1914 году мой отец надел свой парадный мундир, и я вместе с ним поехал в город Прейсиш-Эйлау, где находилось юнкерское пехотное училище. Прейсиш-Эйлау был боевым городом. Еще в 1807 году русско-прусские войска под командованием русского генерала Леонтия Беннигсена сражались с войсками Наполеона Бонапарта.
Начальник училища приказал устроить для меня экзамен по всем предметам, и я был принят в число юнкеров до начала учебного курса.
В этом же году началась война, и потребность в офицерах увеличилась. В училище я узнал, что самым главным должностным лицом в немецкой армии является фельдфебель. Отец родной и мать родная на все время учебы в училище. Моя уверенность в моей хорошей военной подготовке развеялась в прах и пыль, когда я появился на плацу с винтовкой и снаряжением, весившим столько, сколько я поднимать не мог. Мы маршировали по плацу днем и ночью, в зной и в стужу. Зимы в восточной Пруссии примерно такие же, как и в России. Плац имел свой подогрев и был сухим круглый год. Асфальт был так прибит сапогами юнкеров, что, наверное, превратился в алмаз, и его не смогли бы разрезать никакие инструменты.
После последней войны Прейсиш-Эйлау переименовали в Багратионовск. Мое училище, которое после 1933 года находилось в ведении рейхсфюрера СС Гиммлера, передали в ведение советского рейхсфюрера Берии и там стали учиться будущие офицеры-пограничники. Систему отопления плаца сломали. Русские кадеты по утрам лопатами чистили снег и скользили на льду во время строевых занятий.
Физическая подготовка выматывала нас. Переползания и перебежки пачкали и рвали нашу форму, но мы должны были содержать ее в порядке и на следующие занятия приходить опрятно одетыми. Офицеры-преподаватели имели солидный военный стаж. Работа преподавателем была почетным назначением, открывающим путь по командной или штабной линии. Преподавание вели отличившиеся в боях офицеры, награжденные орденом Железного креста, а наш преподаватель тактики капитан Весков был награжден орденом "Пур ле мерит", у которого концы темно-синего мальтийского креста соединяли четыре золотых орла. Такой крест был редкостью даже у генералов. Кавалерам этого ордена выстраивали почетный караул по их прибытию в любую воинскую часть. Фронтовики больше занимались с нами тактикой, не отрицая влияния строевой подготовки на командирские качества будущего офицера.
Через три года в апреле 1917 года мы были выпущены лейтенантами в действующую армию. Германия вела войну на два фронта. После неудачной для нас битвы на Марне война на Западном фронте перешла в позиционную фазу, сопровождающуюся артиллерийскими обстрелами с обеих сторон и вылазками разведчиков.
На Восточном фронте много шума наделало наступление армии Брусилова в 1916 году. В результате наступления русскими была захвачена территория более чем в 25000 квадратных километров, взято в плен свыше четырехсот тысяч солдат и почти десять тысяч офицеров. Об этом наступлении нам говорили осторожно, но строевые офицеры расценивали это как постоянное возрастание военной мощи России.
В феврале 1917 года в России произошла революция, русский царь отрекся от престола, а его армия ждала, что будет подписан мир, и все пойдут домой. Это было на руку Германии, которая смогла бы сосредоточить все свои военные усилия на войсках Антанты и победоносно завершить войну.
Когда я получил предписание явиться во Второй отдел германского Генштаба, между мной и моими товарищами, получившими назначение в действующую армию, пролегла полоса отчуждения. Меня и так называли бароном сыновья интеллигенции и зажиточных лавочников, а назначение в Берлин еще раз подтвердило, что я "белая кость". Мой отец тоже был удивлен моим назначением, но сказал, что командование лучше знает, где использовать того или иного офицера.
Глава 3
В новенькой лейтенантской форме я приехал в Берлин и явился в огромное здание Генерального штаба. Фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и генерала Эриха фон Людендорфа, командовавших нашими Вооруженными Силами, я видел только на фотографиях и в кинохронике, которую показывали в кинотеатрах Прейсиш-Эйлау. Здесь я увидел их выходящими из здания Генерального штаба и садившихся в огромную машину, сверкающую на солнце черным лаком.
Дежурный офицер прочитал мое предписание и куда-то позвонил. Прибывший капитан отвел меня во Второй отдел. Сразу же по прибытию я был представлен начальнику отдела полковнику Вальтеру Николаи.
Зайдя в кабинет, я по-строевому отрапортовал о прибытии. Полковник подошел ко мне и долго всматривался в мое лицо. Спросил, как здоровье моего отца и моего дяди, каким делом, полезным для Германии, я хотел бы заняться.
Я не знал, какое полезное дело для Германии я мог сделать, но я умел командовать людьми и ответил, что готов немедленно отправиться на фронт и принять в командование взвод, чтобы отстаивать интересы Германии.
– А если тебя там убьют? - спросил полковник.
– Я готов погибнуть за императора и Германию, - отрапортовал я.
– И вам, господин лейтенант, не будет жаль того, что вы так мало сделали для Германии? - снова спросил меня полковник Николаи.
– Да, но моя смерть не останется незамеченной для противника, - снова отрапортовал я.
– Не кричите вы так, - спокойно сказал Николаи, - а что вы скажете на то, если мы вам предложим работу, которая нанесет огромнейший урон противнику, и вы будете живы, но никто не будет знать о том, что именно вы проделали эту работу?
– Я готов выполнить любой приказ на благо Германии, - снова отрапортовал я.
– А как вы себе представите, если мы сейчас отдадим приказ по армии, что вы смертью героя погибли на фронте, и ваши родные будут считать вас мертвым? - снова спросил Николаи.
Этот вопрос поставил меня в тупик.
– Если вы готовы пожертвовать собой во имя Германии, то почему вы не можете пожертвовать своими родными во имя великого дела? - снова задал вопрос Николаи.
– Я готов сделать все, но своими родными я не буду жертвовать, - твердо ответил я.
– Очень хорошо, - сказал Николаи, - мы знаем о вас и о ваших родных все и хотим предложить вам работу, во имя которой вы на какое-то время исчезнете из Германии. Ваши родные будут знать, что вы находитесь в заграничной командировке, а мы будем помогать им материально. В работе вам потребуется знание русского языка. Я вижу, что вы согласны способствовать победе Германии, но вам еще придется много учиться, чтобы вы смогли выполнить возложенную на вас высокую миссию.
Какое-то недоброе предчувствие было у меня на душе, но я сказал, что готов выполнить любое задание на благо Великой Германии. Мне показалось, что полковник Николаи не зря упомянул моего дядю Фридриха. Вероятно, что своим назначением я обязан именно ему и его рекомендациям.
Пришедший со мной капитан проводил меня к выходу из здания Генштаба и рассказал, куда я должен явиться. Ваши вещи будут доставлены туда позднее, - сказал мне капитан.
Придерживая левой рукой длинную саблю, я шел по Унтер-дер-Линден, вдыхая аромат расцветающих лип, четко козыряя всем офицерам, встречавшимся мне по пути.
По указанному мне адресу я прибыл в небольшую гостиницу. Постучал в номер тридцать два. Дверь мне открыл пожилой господин с черными закрученными усами и пригласил войти в номер. Господин представился мне как майор Мюллер. Раскрыв шкаф, майор сообщил, что здесь находится одежда, сшитая по моим меркам, и предложил переодеться в нее.
– Ваш мундир будет дожидаться здесь, - сказал он без улыбки, - и перестаньте тянуться по струнке, на какое-то время забудьте, что вы офицер.
После того как я переоделся, майор Мюллер обратился ко мне на чистейшем русском языке и сказал, что отныне мы будем разговаривать только по-русски. С сожалением поглядев на свою форму с лейтенантскими погонами, висевшую в шкафу, мы вышли из номера и сели в небольшой "Мерседес", который доставил нас в пригород Берлина, на одну из вилл, то там, то здесь видневшихся в лесопосадках.
На вилле нас ждал пожилой человек, лет шестидесяти, внешне напоминающий учителя или врача. По-русски он говорил как настоящий русский. По-немецки - как настоящий шваб. Мне он представился как Густав. С вами мы будем видеться очень часто, - сказал Густав, - а господин Мюллер присоединится к нам позже.
Густав предложил говорить только по-русски, попросил рассказать о себе; сказал, что наиболее лестные характеристики на меня дал мой дядя Фридрих, уже подполковник, который работал в каком-то военном ведомстве, и, как мне кажется, в том же, в котором начал работать и я.
В процессе разговора Густав сообщил, что командование планирует поручить мне весьма серьезное задание, очень высокой секретности и большой сложности, о котором я могу узнать, только дав подписку о сохранении в тайне всего того, что мне станет известно. И протянул лист бумаги. На бумаге типографским способом было отпечатано, что я, лейтенант барон Йохим-Альберт фон Гогенхейм, являясь сотрудником Второго отдела Генерального штаба рейхсвера, обязуюсь выполнять все даваемые мне задания и сохранять в строжайшей тайне все сведения, которые станут мне известными по роду моей службы. Я прочитал и расписался.
Удовлетворенно прочитав подписанный мною документ, Густав рассказал о том, чем мне предстоит заниматься во Втором отделе:
– Ваша задача, молодой человек, будет заключаться в выполнении специальных заданий на территории нашего главного противника - России. Я не буду делать секрета из того, что мы изучаем вас с того времени, когда вы гостили у своего дяди и общались с жителями русского приграничного городка, легко усваивая русский язык. Ваш дядя, подполковник фон Гогенхэйм, наш давний сотрудник, рекомендовал вас на эту работу, точно оценив ваши деловые качества. Учеба в военном училище позволила вам войти в состав офицерского корпуса Великой Германии и встать в один ряд с прославленными германскими рыцарями.
Вы пока мало представляете то, о чем я вам говорю. Данный вам в училище курс войсковой разведки путем наблюдения на поле боя, захвата военнопленных для дачи показаний - это самое элементарное в нашей работе. Знать противника изнутри, уметь влиять на ситуацию в нужном нам направлении - вот высшая музыка разведки.
В течение сравнительно короткого времени мы будем заниматься изучением обстановки, в которой вам придется работать. Вы должны вжиться в тот образ, который придется принять на длительное время. Периодически мы будем "вытаскивать" вас в Германию для свиданий с вашими родственниками, получения инструкций, обучения новым методам работы, отдыха. Помните, что Германия будет гордиться вами, называя вас рыцарем плаща и кинжала, хотя прибегать к кинжалу не придется. Если все же придется воспользоваться оружием, то ваша карьера разведчика будет считаться законченной. А сейчас мы перейдем к занятию, которое является, пожалуй, самым опасным в вашей будущей работе.
С этими словами Густав встал и пригласил пройти в соседнюю комнату, в которой кто-то уже звякал посудой, и откуда доносились аппетитные запахи.
В комнате стоял круглый стол, сервированный на двух человек. Каждая тарелочка стояла на подтарельнике, рядками были выложены разнокалиберные вилки и ножи. Перед тарелками стояли хрустальные рюмки и фужеры с узорами и без узоров. На столе в закусочных тарелочках лежали соленые огурцы, порезанные кружочками, соленые грибы, маринованные томаты, нарезанная копченая колбаса, отварная телятина, отварные языки, жареная до красной корочки рыба, копченая осетрина, в вазочках в виде раковин - красная и черная икра, переложенные кусочками сливочного масла. В хрустальном графине разноцветными искрами в электрическом цвете переливалась водка, в другом - янтарно-рубиновым цветом отсвечивал коньяк. Такое в Германии могло только присниться, но не быть увиденным, если ты не являешься владельцем состояния в несколько миллионов марок.
Я остановился, пораженный увиденным изобилием, и обильная слюна плотно забила рот. Я не мог ничего сказать и только вопросительно смотрел на Густава.
– Не удивляйся, мой мальчик, это обычный набор блюд для человека среднего достатка в России. Это не черный хлеб с тонким слоем маргарина и жидкого яблочного повидла, которые являются обычными в большинстве германских семей и даже в военном училище, которое ты только что окончил. Так живет практически вся Россия. Несколько похуже живут бедные слои населения, но это очень богатая страна, которая не хочет сотрудничать с Германией, несмотря на то, что свергнутого в России императора связывали родственные узы с кайзером Великой Германии. При таком изобилии в России, русские обыкновенные свиньи, в чем ты сможешь убедиться сам, сидя с ними за столом. Ты должен усвоить их привычки и быть своим как в образованной среде, так и среди простого народа. А сейчас, мой мальчик, садись за стол и делай все в точности, как я.
Густав сел за стол, ловко постелил белоснежную салфетку себе на колени, положил в тарелку несколько кусочков колбасы, соленых огурцов и грибов, которые назывались "маслята" и которые очень трудно поддеть на вилку. Из графинчика налил себе и мне по рюмке водки. Приподняв рюмку, посмотрел мне в глаза и залпом выпил, понюхал кусочек черного хлеба, степенно закусил колечком огурца, кусочком колбасы и грибочком. Я попробовал сделать также, но у меня сразу обожгло рот, и я бросился запивать водку водой. Затем я взял два кусочка колбасы и с помощью вилки и ножа начал их степенно кушать.
Густав, самодовольно улыбаясь, сказал:
– Обрати на себя внимание, мой мальчик, ты сразу показал, что ты живешь в стране с европейской культурой и не можешь пить водку, как ее принято пить в нормальном русском обществе. Даже в низах водку пьют не для того, чтобы опьянеть быстро, а пьют по какому-либо поводу. Потому что выпивка без повода - это уже болезнь, пьянство. Прежде чем выпить рюмку водки, нужно выдохнуть воздух, затем выпить одним глотком.
1 2 3 4