Медленно начал пятиться на нее от бордюра, потом будто нечаянно задел ее локтем. Да так задел, что выбил у нее из рук пакет. Содержимое рассыпалось по земле. Маргарита мгновенно раскрыла рот для брани, но заглянув в его глаза, сразу в них утонула.
– Ничего страшного, молодой человек, – залопотала она. – Придется еще раз сходить в магазин. Не подбирать же с земли это!
Он, как и подобает приличному молодому человеку, тут же вызвался ее проводить, а потом и заплатить за все покупки, чтобы возместить ущерб. Они долго и смешно препирались у кассы. На них начали орать из очереди. Расплатились и, ухватившись за руки, почти бегом помчались к двери, давясь от смеха.
Маргарита ликовала.
Сергей снисходительно хмыкал про себя. Все шло по плану. Ведь даже этот смех был им предугадан.
Потом все погрузили в машину. Поехали к ней домой и…
Вот! Вспомнил! Вот что его сегодня покоробило и отравило весь триумф.
Оказалось, что Маргарита сейчас не живет в своей большущей квартире в центре города. Там у нее шел ремонт с перепланировкой, переделкой полов и заменой всего, что только можно было заменить. Ремонт был бы давно закончен, имей Маргарита не такой сволочной характер, которым обладала. Она ухитрялась собачиться с каждой бригадой строителей и выгоняла их уже через три-четыре дня после того, как они приступали к работе. Но почему-то после ее продолжительного, нудного рассказа Сергей заподозрил в непрофессионализме строителей некий подвох.
– Они, что же, вообще за это время ничего не успевали сделать? – поинтересовался он будто с возмущением.
– Ну почему же? – Маргарита дергала полными плечами. – Позволю я им сидеть сложа руки, как же! Что-то да делали.
– И сколько получали от оговоренной суммы?
– Ага, щас! Кукиш с хреном им, а не деньги! – И смачный кукиш заплясал у Сергея перед носом.
Вот, собственно, что и требовалось доказать! Медленно, черепашьими темпами, но ремонт в ее квартире продвигался. Причем совершенно бесплатно!
Хитрая рыжая бестия!
А пока шел ремонт в таком непозволительно авантюрном ключе, Маргарита снимала комнату в огромной квартире. Квартира эта принадлежала бывшему военному и когда-то была коммунальной. Он ухитрился пережить или выжить всех соседей, сам стал собственником, но неожиданно жить в ней не стал.
– Мне эти стены омерзопакостили настолько, что выть на них хочется, – пояснил он Маргарите, вручая ей ключ от комнаты. – Пускай люди поживут пока…
И люди жили там уже больше десяти лет. Как, к примеру, одна из соседок Маргариты. У которой та умудрилась отобрать ребенка. Не сама, конечно, а посредством службы опеки, но отобрала.
– Будет знать, сука, свое место, – фыркнула Маргарита, поясняя ему сегодня странное поведение, и свое, и соседки. – Нашла на кого пасть разевать! Вот погоди, я ее еще в тюрягу упеку, тогда вот только успокоюсь.
– В тюрьму-то за что? – тихонько возмутился Сергей, с неохотой поглаживая белокожий толстый бок Маргариты. – И как это у тебя получится?
– В тюрьму-то? Да хотя бы за то, что она сегодня при свидетелях мне угрожала! Угрожала же, Сергунчик? Ведь так и сказала, что я скоро сдохну. Вот за это самое ее туда. А как, спрашиваешь? Да элементарно. Ради такого случая я готова даже собственную башку под удар подставить, лишь бы ее в тюрьму отправить.
– Башку под удар?! – Он опешил. – Это как же?
– А так! Подговорю какого-нибудь урода по голове меня несильно шарахнуть и заявлю на нее. Скажу, что это она мне смерти желала, вот и покушалась. Много не дадут, конечно, но года на три полетит в застенки белым лебедем, – и Маргарита еще раз с нажимом напомнила: – Тем более что свидетели ее угрозам имеются. Так ведь, красавчик?
– Свидетели – это я, что ли?! – Он чуть не поперхнулся густой, тошнотворной слюной, которой моментально наполнился рот.
– Ты, ты, а кто же еще?
И Маргарита, тут же позабыв про соседку и про то, что посредством его свидетельской помощи собирается ее упечь за решетку, потянула Сергея на себя.
Вот такая у него сегодня вышла неприятная история с этим хорошо спланированным свиданием. И не столько от подлости Маргариты было неприятно, сколько от жалости. Ведь жаль Сергею стало той церковной – как назвала ее Маргарита – мыши. Очень жаль!
Она стояла – Машей, кажется, ее называла Маргарита, – вжавшись в серую стену, которую никто давно не красил, не белил и не переклеивал. И цветом почти слилась с этой стеной. Серый затасканный халат, серое, плохо выстиранное полотенце на голове, землисто-серого цвета лицо с сизыми полукружьями под глазами. И глазищи тоже серые.
«Будто однажды где-то во сне он прислонился к серой стене», – тут же вспомнилась Сергею детская песенка.
Так вот Маша тоже будто посерела в одночасье от того, что жалась напуганно к серой коридорной стене старой коммунальной квартиры. Она слилась с ней по цвету, и если бы не глаза, полыхающие болью и ненавистью, то ее точно можно было бы принять за фрагмент этого унылого коридора.
И потом она сказала эти страшные слова, от которых Сергею сделалось не по себе. А Маргарита после развивала эту тему очень долго, отвлекаясь лишь на то, чтобы пользовать свою новую симпатию.
– Завтра с трудовой книжкой приходи ко мне в фирму. Трудоустрою за пять минут, – пообещала она, провожая его до двери.
Он знал, что она как сказала, так и сделает. Неспроста же он собирал о ней информацию, многое разузнать удалось. Баба – кремень на слово. Вот оттого-то теперь и скребли на душе кошки.
Ведь если она не привыкла бросать слов на ветер, то и насчет сероглазой Маши все серьезно. Она точно решила ее посадить в тюрьму. И она посадит!
Надо как-то…
Нет, нужно что-то предпринять. Как-то предупредить эту сероглазую Марию. За какой хрен ей в тюряге гнить? Только из-за того, что кого-то в чем-то уязвить получилось? Нет, надо предупредить. Жалко Машку-то!
Только нужно быть очень осторожным. Нужно подкараулить эту сероглазую во дворе и рассказать ей о планах Маргариты. Ну и еще попросить ее держать этот разговор в тайне. Не дурой она Сергею показалась, не сдаст его за добрые дела. Маргарите на глаза попадаться никак нельзя. Если увидит и заподозрит что-то неладное, тогда все – конец. Она его не то что на работу не возьмет, она его из города выживет, с нее станется. А этого он позволить себе никак не мог. У него планы. Далекоидущие планы и на Маргариту, и на новое место работы, куда ему без нее дорога заказана.
– Слышь, Валек, мне тут уйти надо. – Сергей обобрал с пальцев мясной фарш. – Давай до завтра, идет?
– А как же котлеты, Серый? Ты же обещал!
Валек жил в соседнем подъезде с ослепшей лет десять назад старой бабкой. Готовила та как попало. Он вообще к плите не подходил, испытывая к этому занятию чувство глубочайшей непереносимой неприязни. А Серегину стряпню просто обожал.
– Так, как готовишь ты, Серый, так ни одна баба не приготовит, – приговаривал он всегда, когда хлебал его борщ, к примеру. – Тебе и жениться не надо.
– Почему?
– А зачем тебе жена? – совершенно искренне изумлялся друг. – Ты сам все умеешь!
– Сам я не могу избавиться от одиночества, Валек, – резонно возражал тогда Сергей.
– Одиночество! – фыркал тот недоверчиво. – Что такое одиночество? Человек не может быть одиноким, когда вокруг него столько народу!
А вот с этим Сергей мог бы долго и с надрывом спорить. И еще мог поведать другу Валентину, чем страшно одинокое детство, почему отвратительно одиночество в юности и чем пугает одиночество в старости. О-о, он об этом много знал. И долго мог рассказывать. Очень долго. Жаль, что слушателей до сих пор не нашлось. Эмма не захотела…
Глава 4
– Санек, ты проснулась?
Марков потолкал задом жену. Та засопела, заворочалась, забормотала что-то неразборчивое и снова затихла.
Значит, спит. Или притворяется. Знает, что, едва проснувшись, непременно надо будет выполнять какую-нибудь мужнину просьбу. Он их с утра раздавать горазд. На работе приказания раздавал. Дома просьбы, но они мало чем отличались от приказаний. Что там, что дома отказа не терпелось.
Да ему и отказать было сложно. Попросит так, что ноги у Александры сами из-под одеяла высовывались, падали с кровати, нашаривали тапочки и несли не проснувшееся еще тело с одуревшей со сна головой в кухню. А там либо кофе варить приходилось, потому что любимый муж Александр Иванович Марков кофе в постель запросил. Либо кефир с сахаром разбалтывался интенсивно, чтобы сахар потом у него на драгоценных зубах не скрипел. Либо омлет в спешке готовился. Ну вот захотелось ему омлета горячего с румяной корочкой. Вот желал он прямиком из постели плюхнуться за стол и уткнуться неумытой физиономией в тарелку.
Желания каждое утро бывали разными. Просилось все разным тоном. Она уже научилась распознавать степень тяжести при выполнении его капризов.
Если тон обычный – просьба пустячная. Если чуть виноватый, значит, придется что-то готовить. Ну, а уж ежели поскуливать начинает дорогой супруг и носом за ухо к ней тыкаться, то придется и побрить его в кровати. Да, и такое бывало. И не раз. И делалось ею это, между прочим… с удовольствием.
– Сане-еек, малыш, ты ведь проснулась, – заскулил, заскулил любимый. – Ну чего притворяешься, а?
– Чего тебе? – прошептала она, как обычно, и как обычно, улыбнулась в подушку.
– Кашки хочу, – простонал Марков и полез левой рукой под одеяло, пытаясь настигнуть ускользающую жену. – Овсяной, Санек. Сладкой, с изюмом. Сделаешь?
– Уже лечу.
Она спустила ноги с кровати, но Марков тут же поймал их и вернул обратно.
– Ты чего? – будто изумилась Александра, хотя прекрасно понимала – чего он.
– А ты чего? – шепнул он ей в ухо. – Не спеши так.
– А как же кашка? Овсяная, сладкая, с изюмом? Марков, ты выбиваешь меня из графика, – она шутливо шлепнула его по руке, ведущей себя довольно нагло. – Я не успею подать тебе завтрак в постель.
– Ты себя мне подай в постели, милая! – строго прикрикнул он на нее, но не громко, правда. – А кашка… Да подождет она, Санек. Иди ко мне…
Завтракали они вместе часом позже. Не рассчитал Марков свои аппетиты, сначала долго из постели ее не отпускал. Потом к овсяной каше еще и мяса запросил. Пришлось повозиться. К столу уселась взлохмаченной, с вспотевшим, раскрасневшимся лицом. И занервничала тут же. Не любила она такой наседкой перед мужем появляться. Уже скоро двадцать лет их отношениям, а она все равно ему на глаза старалась попадаться только причесанной и опрятной.
– Эй, Санек, ты чего нервничаешь? – тут же безошибочно угадал Марков ее настроение. – Кудряшки у нас выбились из прически, так, что ли?
– Саш, отстань, – отмахнулась она, ниже нагибаясь над тарелкой.
– Ээ-эх, дуреха. – Марков улыбнулся и легонько тюкнул ее по носу пальцем. – А я так люблю твои кудряшки, Санек. Люблю, когда ты у меня такой вот растрепыш. И вообще, я тебя всякую люблю!
Марков не лукавил. Он в самом деле любил свою Саньку с семнадцати лет. И с каждым годом, кажется, любил ее все сильнее. Юношеская пылкость заматерела, чувства стали глубже, четче обозначились их контуры. Все для него сделалось давно предельно ясным и понятным: он любит свою жену и будет любить ее вечно. Может, это и несовременно. Не в духе, так сказать, времени. Да, он старомоден! Многие знакомые поменяли своих законных спутниц на молоденьких. Петушились перед ними, хвосты распускали. Принимались посещать танцзалы. Молодежные вечеринки. Усиленно делали вид, что это их вполне устраивает, и это все как раз то, чего они и ждали от новых отношений. Со старой женой все было не так, с ней все приелось, набило оскомину. А тут-то, а тут! Все фонтанирует, все искрит, бурлит и плещется!
Фальшивили, нет?..
А он вот так не хотел. Его все устраивало в Саньке, все. И даже тот самый средний возраст, которого она так страшилась и приближение которого уже как будто было не за горами, Марков тоже любил. Пускай жена немного поправилась, его это устраивало. Пускай морщинки у себя вокруг глаз находила, он только пошучивал. Он любил ее всю: от пяток до растрепанной макушки, со всеми ее новыми складочками, морщинками, лишними граммами. Любил ее брюзжание, любил беспечную болтовню, хлопоты и ничегонеделание. Ему хорошо с ней было: мило, удобно, комфортно, счастливо. И совсем у него не было тяги к какой-нибудь молодой красотке с плоским животом и грудками торчком. И вовсе не хотелось тащиться через весь город к какой-то ее подруге Маське, и только потому, что у той тусняк сегодня соберется – отпад просто. А еще Лева приволок из-за бугра кучу обалденных шмоток, надо бы порыться.
Бр-рр, что за жизнь!!! Марков не хотел танцзала, не хотел отпадного тусняка и в обалденных тряпках рыться не хотел.
И еще зимой не хотелось Маркову ехать на горнолыжный курорт из-за того лишь, чтобы молоденькая киска показала там свои новые цацки и покрутила подолом новой норковой шубы.
– Ты чего, Кирюша, мы же договаривались у матери твоей на Рождество быть?! – изумился Марков, когда Гнедых сразу после Нового года промямлил ему в телефон о поменявшихся планах. – Она же расстроится очень. Ты чего, а?! И Санька планов настроила. Ей дом твоей матушки очень нравится. Красивейшее же место, Кирюша! И на лыжах там с гор катайся, не хочу!
– Понимаешь, Саша, тут такое дело… – вздохнул Кирилл виновато, – Ляля просит отвезти ее, сам знаешь куда. Она там ни разу не была, так что…
Ну почему как молодая длинноногая разлучница, так непременно Лика, Ляля, Софи, Николь? Почему не называться своим родным именем: Саша, Маша, Даша?
Маркову ведь доподлинно было известно, что новую жену Кирилла Гнедых зовут Нина. И что родом та из деревни под Псковом. И голоногое детство она провела на берегу заросшего камышом пруда. И мать у нее там осталась больная и старая. Почему к ней-то не поехать? Почему непременно на горнолыжный курорт? Что она там станет делать-то, Нинка эта? Пыжиться и тужиться, чтобы ее к разряду гламурных жен преуспевающих бизнесменов причислили?
– И на кой черт им все это надо, Санек? – сокрушался он потом, расстроенный тем, что планы на Рождество им всем, включая мать Кирилла, поменяла новоиспеченная Ляля. – Как бы хорошо после сугробов у каминчика погреться в доме Анны Федоровны.
– Они и там после сугробов у каминчика погреются, – сказала его жена, а потом продолжила: – Снимут роскошный номер с видом на горы. Вечерами будут выходить в свет. Танцевать энергичные танцы, вести пустые, ненужные разговоры с совершенно посторонними, ненужными людьми. Затем вернутся в номер, займутся любовью. А после эта Нина-Ляля будет хвастаться своим подругам, как все это шикарно и замечательно у них было. А замечательно вряд ли будет, Саша, потому что все там чужое, включая кровати и простыни.
– Думаешь, Кирюхе это надо?
– Его Ляле это надо, – пожала плечами жена. – Значит, и ему тоже.
– И зачем он с женой расстался, хорошая пара такая была.
Маркову и в самом деле было непонятно решение друга, равно как и его выбор. Нет, новая жена Кирилла была красивой. Пожалуй, даже очень красивой. Но она была настолько пуста и беспечна, что Марков так и ждал от их нового брака подвоха…
– Санек, подойди сюда, – позвал он тоном, не допускающим возражений.
Саша послушно пришла с кухни, где загружала посудомоечную машину и вытирала стол. Послушно встала напротив мужа.
Она вообще была очень послушной женой. Послушной, уважительной и очень любящей. Если бы Марков поступил с ней, как Кирилл поступил со своей бывшей, она бы просто умерла. И отступных никаких не потребовала бы: они бы ей не пригодились, потому что она бы точно умерла.
– Что ты, ну что? – подняла она на мужа глаза.
– Целовать тебя хочу перед уходом, – заявил он и тут же потянул ее к себе, обхватив за поясницу. – Целовать, повелевать, чтобы без меня не скучала. Чтобы без нужды нигде не шлялась по городу. Если что нужно, позвони, пришлю машину.
– Я же сама за рулем, Саша! – взбрыкнула она.
– Знаю я этих баб за рулем!
– Я не баба, я женщина, – она провела губами по его щеке, шепнула в ухо: – Твоя женщина.
– Моя! Ты моя женщина, но… – он отодвинулся к двери, отпуская ее, и снова строго: – Но за рулем ты, Санек, все равно баба! Так что звони!..
Она не позвонит, с раздражающей душу тревогой подумал он, опускаясь в лифте на первый этаж. Никогда не звонит, бессовестная, когда уезжает. Считает, что мешает ему работать своими звонками. А он бесится потом, когда по домашнему телефону она ему не отвечает, а мобильный у нее где-то глубоко в сумочке, а у нее руки заняты пакетами с продуктами, и она спешит к машине из магазина, и потому ответить ему сразу никак не может.
А ему надо, чтобы тут же отвечала!
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5
– Ничего страшного, молодой человек, – залопотала она. – Придется еще раз сходить в магазин. Не подбирать же с земли это!
Он, как и подобает приличному молодому человеку, тут же вызвался ее проводить, а потом и заплатить за все покупки, чтобы возместить ущерб. Они долго и смешно препирались у кассы. На них начали орать из очереди. Расплатились и, ухватившись за руки, почти бегом помчались к двери, давясь от смеха.
Маргарита ликовала.
Сергей снисходительно хмыкал про себя. Все шло по плану. Ведь даже этот смех был им предугадан.
Потом все погрузили в машину. Поехали к ней домой и…
Вот! Вспомнил! Вот что его сегодня покоробило и отравило весь триумф.
Оказалось, что Маргарита сейчас не живет в своей большущей квартире в центре города. Там у нее шел ремонт с перепланировкой, переделкой полов и заменой всего, что только можно было заменить. Ремонт был бы давно закончен, имей Маргарита не такой сволочной характер, которым обладала. Она ухитрялась собачиться с каждой бригадой строителей и выгоняла их уже через три-четыре дня после того, как они приступали к работе. Но почему-то после ее продолжительного, нудного рассказа Сергей заподозрил в непрофессионализме строителей некий подвох.
– Они, что же, вообще за это время ничего не успевали сделать? – поинтересовался он будто с возмущением.
– Ну почему же? – Маргарита дергала полными плечами. – Позволю я им сидеть сложа руки, как же! Что-то да делали.
– И сколько получали от оговоренной суммы?
– Ага, щас! Кукиш с хреном им, а не деньги! – И смачный кукиш заплясал у Сергея перед носом.
Вот, собственно, что и требовалось доказать! Медленно, черепашьими темпами, но ремонт в ее квартире продвигался. Причем совершенно бесплатно!
Хитрая рыжая бестия!
А пока шел ремонт в таком непозволительно авантюрном ключе, Маргарита снимала комнату в огромной квартире. Квартира эта принадлежала бывшему военному и когда-то была коммунальной. Он ухитрился пережить или выжить всех соседей, сам стал собственником, но неожиданно жить в ней не стал.
– Мне эти стены омерзопакостили настолько, что выть на них хочется, – пояснил он Маргарите, вручая ей ключ от комнаты. – Пускай люди поживут пока…
И люди жили там уже больше десяти лет. Как, к примеру, одна из соседок Маргариты. У которой та умудрилась отобрать ребенка. Не сама, конечно, а посредством службы опеки, но отобрала.
– Будет знать, сука, свое место, – фыркнула Маргарита, поясняя ему сегодня странное поведение, и свое, и соседки. – Нашла на кого пасть разевать! Вот погоди, я ее еще в тюрягу упеку, тогда вот только успокоюсь.
– В тюрьму-то за что? – тихонько возмутился Сергей, с неохотой поглаживая белокожий толстый бок Маргариты. – И как это у тебя получится?
– В тюрьму-то? Да хотя бы за то, что она сегодня при свидетелях мне угрожала! Угрожала же, Сергунчик? Ведь так и сказала, что я скоро сдохну. Вот за это самое ее туда. А как, спрашиваешь? Да элементарно. Ради такого случая я готова даже собственную башку под удар подставить, лишь бы ее в тюрьму отправить.
– Башку под удар?! – Он опешил. – Это как же?
– А так! Подговорю какого-нибудь урода по голове меня несильно шарахнуть и заявлю на нее. Скажу, что это она мне смерти желала, вот и покушалась. Много не дадут, конечно, но года на три полетит в застенки белым лебедем, – и Маргарита еще раз с нажимом напомнила: – Тем более что свидетели ее угрозам имеются. Так ведь, красавчик?
– Свидетели – это я, что ли?! – Он чуть не поперхнулся густой, тошнотворной слюной, которой моментально наполнился рот.
– Ты, ты, а кто же еще?
И Маргарита, тут же позабыв про соседку и про то, что посредством его свидетельской помощи собирается ее упечь за решетку, потянула Сергея на себя.
Вот такая у него сегодня вышла неприятная история с этим хорошо спланированным свиданием. И не столько от подлости Маргариты было неприятно, сколько от жалости. Ведь жаль Сергею стало той церковной – как назвала ее Маргарита – мыши. Очень жаль!
Она стояла – Машей, кажется, ее называла Маргарита, – вжавшись в серую стену, которую никто давно не красил, не белил и не переклеивал. И цветом почти слилась с этой стеной. Серый затасканный халат, серое, плохо выстиранное полотенце на голове, землисто-серого цвета лицо с сизыми полукружьями под глазами. И глазищи тоже серые.
«Будто однажды где-то во сне он прислонился к серой стене», – тут же вспомнилась Сергею детская песенка.
Так вот Маша тоже будто посерела в одночасье от того, что жалась напуганно к серой коридорной стене старой коммунальной квартиры. Она слилась с ней по цвету, и если бы не глаза, полыхающие болью и ненавистью, то ее точно можно было бы принять за фрагмент этого унылого коридора.
И потом она сказала эти страшные слова, от которых Сергею сделалось не по себе. А Маргарита после развивала эту тему очень долго, отвлекаясь лишь на то, чтобы пользовать свою новую симпатию.
– Завтра с трудовой книжкой приходи ко мне в фирму. Трудоустрою за пять минут, – пообещала она, провожая его до двери.
Он знал, что она как сказала, так и сделает. Неспроста же он собирал о ней информацию, многое разузнать удалось. Баба – кремень на слово. Вот оттого-то теперь и скребли на душе кошки.
Ведь если она не привыкла бросать слов на ветер, то и насчет сероглазой Маши все серьезно. Она точно решила ее посадить в тюрьму. И она посадит!
Надо как-то…
Нет, нужно что-то предпринять. Как-то предупредить эту сероглазую Марию. За какой хрен ей в тюряге гнить? Только из-за того, что кого-то в чем-то уязвить получилось? Нет, надо предупредить. Жалко Машку-то!
Только нужно быть очень осторожным. Нужно подкараулить эту сероглазую во дворе и рассказать ей о планах Маргариты. Ну и еще попросить ее держать этот разговор в тайне. Не дурой она Сергею показалась, не сдаст его за добрые дела. Маргарите на глаза попадаться никак нельзя. Если увидит и заподозрит что-то неладное, тогда все – конец. Она его не то что на работу не возьмет, она его из города выживет, с нее станется. А этого он позволить себе никак не мог. У него планы. Далекоидущие планы и на Маргариту, и на новое место работы, куда ему без нее дорога заказана.
– Слышь, Валек, мне тут уйти надо. – Сергей обобрал с пальцев мясной фарш. – Давай до завтра, идет?
– А как же котлеты, Серый? Ты же обещал!
Валек жил в соседнем подъезде с ослепшей лет десять назад старой бабкой. Готовила та как попало. Он вообще к плите не подходил, испытывая к этому занятию чувство глубочайшей непереносимой неприязни. А Серегину стряпню просто обожал.
– Так, как готовишь ты, Серый, так ни одна баба не приготовит, – приговаривал он всегда, когда хлебал его борщ, к примеру. – Тебе и жениться не надо.
– Почему?
– А зачем тебе жена? – совершенно искренне изумлялся друг. – Ты сам все умеешь!
– Сам я не могу избавиться от одиночества, Валек, – резонно возражал тогда Сергей.
– Одиночество! – фыркал тот недоверчиво. – Что такое одиночество? Человек не может быть одиноким, когда вокруг него столько народу!
А вот с этим Сергей мог бы долго и с надрывом спорить. И еще мог поведать другу Валентину, чем страшно одинокое детство, почему отвратительно одиночество в юности и чем пугает одиночество в старости. О-о, он об этом много знал. И долго мог рассказывать. Очень долго. Жаль, что слушателей до сих пор не нашлось. Эмма не захотела…
Глава 4
– Санек, ты проснулась?
Марков потолкал задом жену. Та засопела, заворочалась, забормотала что-то неразборчивое и снова затихла.
Значит, спит. Или притворяется. Знает, что, едва проснувшись, непременно надо будет выполнять какую-нибудь мужнину просьбу. Он их с утра раздавать горазд. На работе приказания раздавал. Дома просьбы, но они мало чем отличались от приказаний. Что там, что дома отказа не терпелось.
Да ему и отказать было сложно. Попросит так, что ноги у Александры сами из-под одеяла высовывались, падали с кровати, нашаривали тапочки и несли не проснувшееся еще тело с одуревшей со сна головой в кухню. А там либо кофе варить приходилось, потому что любимый муж Александр Иванович Марков кофе в постель запросил. Либо кефир с сахаром разбалтывался интенсивно, чтобы сахар потом у него на драгоценных зубах не скрипел. Либо омлет в спешке готовился. Ну вот захотелось ему омлета горячего с румяной корочкой. Вот желал он прямиком из постели плюхнуться за стол и уткнуться неумытой физиономией в тарелку.
Желания каждое утро бывали разными. Просилось все разным тоном. Она уже научилась распознавать степень тяжести при выполнении его капризов.
Если тон обычный – просьба пустячная. Если чуть виноватый, значит, придется что-то готовить. Ну, а уж ежели поскуливать начинает дорогой супруг и носом за ухо к ней тыкаться, то придется и побрить его в кровати. Да, и такое бывало. И не раз. И делалось ею это, между прочим… с удовольствием.
– Сане-еек, малыш, ты ведь проснулась, – заскулил, заскулил любимый. – Ну чего притворяешься, а?
– Чего тебе? – прошептала она, как обычно, и как обычно, улыбнулась в подушку.
– Кашки хочу, – простонал Марков и полез левой рукой под одеяло, пытаясь настигнуть ускользающую жену. – Овсяной, Санек. Сладкой, с изюмом. Сделаешь?
– Уже лечу.
Она спустила ноги с кровати, но Марков тут же поймал их и вернул обратно.
– Ты чего? – будто изумилась Александра, хотя прекрасно понимала – чего он.
– А ты чего? – шепнул он ей в ухо. – Не спеши так.
– А как же кашка? Овсяная, сладкая, с изюмом? Марков, ты выбиваешь меня из графика, – она шутливо шлепнула его по руке, ведущей себя довольно нагло. – Я не успею подать тебе завтрак в постель.
– Ты себя мне подай в постели, милая! – строго прикрикнул он на нее, но не громко, правда. – А кашка… Да подождет она, Санек. Иди ко мне…
Завтракали они вместе часом позже. Не рассчитал Марков свои аппетиты, сначала долго из постели ее не отпускал. Потом к овсяной каше еще и мяса запросил. Пришлось повозиться. К столу уселась взлохмаченной, с вспотевшим, раскрасневшимся лицом. И занервничала тут же. Не любила она такой наседкой перед мужем появляться. Уже скоро двадцать лет их отношениям, а она все равно ему на глаза старалась попадаться только причесанной и опрятной.
– Эй, Санек, ты чего нервничаешь? – тут же безошибочно угадал Марков ее настроение. – Кудряшки у нас выбились из прически, так, что ли?
– Саш, отстань, – отмахнулась она, ниже нагибаясь над тарелкой.
– Ээ-эх, дуреха. – Марков улыбнулся и легонько тюкнул ее по носу пальцем. – А я так люблю твои кудряшки, Санек. Люблю, когда ты у меня такой вот растрепыш. И вообще, я тебя всякую люблю!
Марков не лукавил. Он в самом деле любил свою Саньку с семнадцати лет. И с каждым годом, кажется, любил ее все сильнее. Юношеская пылкость заматерела, чувства стали глубже, четче обозначились их контуры. Все для него сделалось давно предельно ясным и понятным: он любит свою жену и будет любить ее вечно. Может, это и несовременно. Не в духе, так сказать, времени. Да, он старомоден! Многие знакомые поменяли своих законных спутниц на молоденьких. Петушились перед ними, хвосты распускали. Принимались посещать танцзалы. Молодежные вечеринки. Усиленно делали вид, что это их вполне устраивает, и это все как раз то, чего они и ждали от новых отношений. Со старой женой все было не так, с ней все приелось, набило оскомину. А тут-то, а тут! Все фонтанирует, все искрит, бурлит и плещется!
Фальшивили, нет?..
А он вот так не хотел. Его все устраивало в Саньке, все. И даже тот самый средний возраст, которого она так страшилась и приближение которого уже как будто было не за горами, Марков тоже любил. Пускай жена немного поправилась, его это устраивало. Пускай морщинки у себя вокруг глаз находила, он только пошучивал. Он любил ее всю: от пяток до растрепанной макушки, со всеми ее новыми складочками, морщинками, лишними граммами. Любил ее брюзжание, любил беспечную болтовню, хлопоты и ничегонеделание. Ему хорошо с ней было: мило, удобно, комфортно, счастливо. И совсем у него не было тяги к какой-нибудь молодой красотке с плоским животом и грудками торчком. И вовсе не хотелось тащиться через весь город к какой-то ее подруге Маське, и только потому, что у той тусняк сегодня соберется – отпад просто. А еще Лева приволок из-за бугра кучу обалденных шмоток, надо бы порыться.
Бр-рр, что за жизнь!!! Марков не хотел танцзала, не хотел отпадного тусняка и в обалденных тряпках рыться не хотел.
И еще зимой не хотелось Маркову ехать на горнолыжный курорт из-за того лишь, чтобы молоденькая киска показала там свои новые цацки и покрутила подолом новой норковой шубы.
– Ты чего, Кирюша, мы же договаривались у матери твоей на Рождество быть?! – изумился Марков, когда Гнедых сразу после Нового года промямлил ему в телефон о поменявшихся планах. – Она же расстроится очень. Ты чего, а?! И Санька планов настроила. Ей дом твоей матушки очень нравится. Красивейшее же место, Кирюша! И на лыжах там с гор катайся, не хочу!
– Понимаешь, Саша, тут такое дело… – вздохнул Кирилл виновато, – Ляля просит отвезти ее, сам знаешь куда. Она там ни разу не была, так что…
Ну почему как молодая длинноногая разлучница, так непременно Лика, Ляля, Софи, Николь? Почему не называться своим родным именем: Саша, Маша, Даша?
Маркову ведь доподлинно было известно, что новую жену Кирилла Гнедых зовут Нина. И что родом та из деревни под Псковом. И голоногое детство она провела на берегу заросшего камышом пруда. И мать у нее там осталась больная и старая. Почему к ней-то не поехать? Почему непременно на горнолыжный курорт? Что она там станет делать-то, Нинка эта? Пыжиться и тужиться, чтобы ее к разряду гламурных жен преуспевающих бизнесменов причислили?
– И на кой черт им все это надо, Санек? – сокрушался он потом, расстроенный тем, что планы на Рождество им всем, включая мать Кирилла, поменяла новоиспеченная Ляля. – Как бы хорошо после сугробов у каминчика погреться в доме Анны Федоровны.
– Они и там после сугробов у каминчика погреются, – сказала его жена, а потом продолжила: – Снимут роскошный номер с видом на горы. Вечерами будут выходить в свет. Танцевать энергичные танцы, вести пустые, ненужные разговоры с совершенно посторонними, ненужными людьми. Затем вернутся в номер, займутся любовью. А после эта Нина-Ляля будет хвастаться своим подругам, как все это шикарно и замечательно у них было. А замечательно вряд ли будет, Саша, потому что все там чужое, включая кровати и простыни.
– Думаешь, Кирюхе это надо?
– Его Ляле это надо, – пожала плечами жена. – Значит, и ему тоже.
– И зачем он с женой расстался, хорошая пара такая была.
Маркову и в самом деле было непонятно решение друга, равно как и его выбор. Нет, новая жена Кирилла была красивой. Пожалуй, даже очень красивой. Но она была настолько пуста и беспечна, что Марков так и ждал от их нового брака подвоха…
– Санек, подойди сюда, – позвал он тоном, не допускающим возражений.
Саша послушно пришла с кухни, где загружала посудомоечную машину и вытирала стол. Послушно встала напротив мужа.
Она вообще была очень послушной женой. Послушной, уважительной и очень любящей. Если бы Марков поступил с ней, как Кирилл поступил со своей бывшей, она бы просто умерла. И отступных никаких не потребовала бы: они бы ей не пригодились, потому что она бы точно умерла.
– Что ты, ну что? – подняла она на мужа глаза.
– Целовать тебя хочу перед уходом, – заявил он и тут же потянул ее к себе, обхватив за поясницу. – Целовать, повелевать, чтобы без меня не скучала. Чтобы без нужды нигде не шлялась по городу. Если что нужно, позвони, пришлю машину.
– Я же сама за рулем, Саша! – взбрыкнула она.
– Знаю я этих баб за рулем!
– Я не баба, я женщина, – она провела губами по его щеке, шепнула в ухо: – Твоя женщина.
– Моя! Ты моя женщина, но… – он отодвинулся к двери, отпуская ее, и снова строго: – Но за рулем ты, Санек, все равно баба! Так что звони!..
Она не позвонит, с раздражающей душу тревогой подумал он, опускаясь в лифте на первый этаж. Никогда не звонит, бессовестная, когда уезжает. Считает, что мешает ему работать своими звонками. А он бесится потом, когда по домашнему телефону она ему не отвечает, а мобильный у нее где-то глубоко в сумочке, а у нее руки заняты пакетами с продуктами, и она спешит к машине из магазина, и потому ответить ему сразу никак не может.
А ему надо, чтобы тут же отвечала!
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5