– Хотите воды? – спросил я.
Она отрицательно помотала головой. Я позвал Ларису:
– Сделай что-нибудь. У человека истерика.
Лариса сбегала за валерьянкой, накапала в ложечку.
– Ничего не надо, – неожиданно сказала Лена. Она перестала выть, только всхлипывала. – Я сейчас уйду. Извините.
Она встала и вышла в приемную. Я пошел за ней. На диване сидели менты, которых мы видели сегодня утром на базе. Один из них сидел на ее дубленке.
– Обязательно приходите, мы вас оформим, – сказал я Лене вдогонку и пригласил сотрудников правоохранительных органов к себе в кабинет.
– Чего это она? – спросил один из них, тот у которого было мужественное лицо.
– У нее несчастье.
– А-а-а, – понимающе кивнул он. – Моя фамилия Полупан. Я – капитан, а это, – он указал на спутника, – лейтенант Сидоров.
Сидоров был серым и невзрачным, как и полагается Сидорову. Он был в два раза меньше Полупана.
– Нам бы хотелось, чтобы вы ответили на несколько вопросов, – сказал Полупан. У него был довольно добродушный вид, я бы даже сказал – простецкий. Без подозрительности и усталости в глазах, свойственной людям его героической профессии.
– Дело в том, ребята, что я, если честно, ни хрена не помню. Был пьян.
– А дело-то серьезное, – перебил меня Сидоров. – По предварительным данным пожарных причиной возгорания является поджог. Да и по нашему ведомству ничего хорошего. Наконечного скорее всего убили. Ждем заключения экспертов.
– Мы должны составить протокол, – добавил капитан.
– Как убили?! – поразился я.
– Ударили тупым предметом по голове, – хором ответили они.
– Вам лучше поговорить со Спицыным. Он вам все в деталях расскажет. Да и потом, оказывается, после того как мы уехали, к Виталику приходила женщина. Вы ее только что созерцали. Так что мы не последние, кто его видел.
– Дайте нам ее данные, – попросил Полупан.
– У нас их нет. Может спросить у родителей Виталика, вдруг они знают. А вообще-то завтра или послезавтра она придет оформляться к нам на работу, тогда я вас обязательно найду.
Когда все было кончено, мы с Аркашкой расписались в протоколах и пожали милиционерам руки.
– Не прощаюсь, – сказал Полупан. – Завтра буду звонить.
– Сообщите, пожалуйста, результаты экспертизы, – попросил я.
Скоро вошла Лариса. Она была в шубе. Рабочий день давно закончился.
– Эта странная девушка забыла свои бумаги, – Лариса положила на стол несколько исписанных листов одиннадцатого формата. – Я подумала, что вам будет интересно посмотреть. Все-таки она у нас собирается работать. До свидания.
Как только она ушла, я первым делом открыл бутылку вина, благо штопор у меня на полке имелся, и одним глотком увеличил концентрацию алкоголя в крови процента на два.
– Кому и зачем понадобилось убивать Виталика? – подняв глаза к потолку, спросил Аркашка.
– Нужно все это обсудить с Чебоксаровым, – сказал я, набирая номер Колькиного сотового. – Ты где? – спросил я, когда он взял трубку.
– Я в медицинском центре, записался на компьютерную томографию.
– Хотели кое-что с тобой обсудить.
– Давай завтра с утра. У меня еще процедуры.
Я положил трубку.
– Лечится? – спросил Аркашка.
– Угу.
Мы попрощались с охранником и спустились в пургу. Я был пьян. Я понял это, как только встал со стула. Что ж, уже вечер, сегодня задачей номер один было не нажраться к обеду. Я с ней справился.
Позвонил Шамрук и заплетающимся голосом сообщил, что соскучился и ждет меня в баре «У дедушки». Неожиданно меня осенило, что я никогда в жизни не видел Шамрука трезвым. Как впрочем, и он меня. Попытавшись осмыслить этот интересный факт, я сделал неожиданное открытие, даже целых два. Первое – Шамрук никогда не звонил мне трезвым, как и я ему. Если он звонил (естественно пьяный), а я в этот момент был трезв, то видеть мне его не хотелось, и я всячески его избегал, как, видимо, и он меня, если я был пьян и звонил ему трезвому. Второе – я абсолютно не помню, откуда Шамрук взялся в моей жизни. Очень долгое время он нигде не фигурировал, а потом вдруг возник, откуда ни возьмись. В этот раз и он был пьян и я вроде тоже, но я опять отказался от встречи, сославшись на работу, потому что находился в процессе выхода из запоя. Как-нибудь на досуге мне нужно навести порядок в отношениях с этим человеком.
Пока прогревался двигатель, я выкурил сигарету, стряхивая пепел в сугроб.
– Действительно, – продолжил я Аркашкину мысль. – Кому нафиг мог понадобиться наш склад и Виталик? Я думаю, что – никому. Значит, менты что-то темнят.
– А может, сторож его по пьяни тюкнул?
– Может, и сторож.
Аркадий высадил меня в двух шагах от подъезда. Этих двух шагов хватило, чтобы почувствовать зиму.
На этаже я выскочил из дверей лифта, не дав им до конца открыться, и стремглав бросился к двери тамбура с ключом на перевес. Но генерал оказался первее. Когда я открыл дверь он уже стоял на пороге в синих трусах, белой майке и, улыбаясь искусственными зубами, смотрел на меня. Между ног у него сидела Пуля, высунув язык до пола.
В дверном проеме меня качнуло. Я схватился рукой за косяк.
– Штормит? – спросил Макарыч.
– Угу.
– Молодец, – с пафосом сказал он. – Чтобы хорошо опохмелиться, нужно выпить немного больше чем вчера.
– Смешно.
– У тебя там дама, – генерал раскинул руки на ширину двери. – Вот с таким бампером.
– Откуда? – удивился я.
– Ты ведь сам прислал убираться. Она четыре раза выносила мусор и столько же ходила в магазин.
– А, – сказал я.
Генерал подмигнул.
Бампер торчал посреди зала. Играла музыка. Пропорции были самые мои. Стопроцентное возбуждение. Мне даже на лицо смотреть не было необходимости.
Женщина драила паркет. Я кашлянул. Она подняла голову. Приятное лицо, около сорока. Глаза одинокие, глубокие, полные затаенного желания, попросту говоря: блядские.
– Здравствуйте, – улыбнулась она.
Я кивнул.
– Минут через двадцать закончу.
– Ничего, – не сразу ответил я. Мне нужно было перевести дух. – Я приму ванну.
– Я разогрею еду.
Я включил джакузи и лег в пену. В руках я держал запотевшую бутылку. Вино теперь совсем не действовало. Хотелось водки. И еще я хотел эту женщину. Тут важно выстроить разговор. Я отхлебывал и придумывал слова, но кроме пошлостей ничего не придумывалось.
– У вас сломалась микроволновка, – сказала она, когда я вышел. – Кто-то поставил в нее железную кастрюльку.
– Не удивляюсь.
– Вы будете плов?
– А как вас зовут?
– Рита.
– Буду, Рита, только если вы со мной.
– Хорошо.
Мы ели плов и пили вино. Опять придется искать такие же бутылки.
На мне был махровый халат, на голове – полотенце. Мы разговаривали. Она смеялась. В отличие от меня, она на самом деле знала, кто такой Кафка.
– Знаете, сейчас такое время, что ни от какой работы нельзя отказываться, – сказала она. – Даже если у тебя высшее образование. Особенно когда живешь одна с двумя детьми.
– Не собраго… Не соблаговолите разделить со мной постель? – с надеждой спросил я.
Она подняла голову, посмотрела на меня и убрала с лица волосы. На лбу у нее было написано: «А почему бы и нет»?
– Вы знаете, где гостевая ванная, – предположил я. – В шкафу висит мой второй халат и рубашки, – я не стал предлагать ей одежду жены.
Рита налила полный стакан вина и залпом выпила.
Я ушел в спальню, лег в постель и стал ее ждать.
Она пришла через пятнадцать минут, выключила свет и легла рядом. Мы стали целоваться. Она была мягкая и робкая. Пока я ее ждал, все возбуждение прошло. Я ерзал на ней, пытался что-то делать, но у меня ничего не получалось. Я пробовал по всякому. Вдруг ее затрясло, прямо заколотило. Я испугался и, приподнявшись на локтях, посмотрел ей в лицо.
– Ты чего?
Ее затрясло сильнее, а потом прорвало. Она захохотала. Она смеялась так искренне и заразительно, что я невольно тоже стал похихикивать.
– Ты чего??
– О! Ты мне дышишь в шею и делаешь щекотно! О! – Она опять закатилась. – И еще, такое ощущение, что ты пытаешься засунуть в меня какую-то тряпочку! О!
Тут уж я тоже не выдержал и расхохотался.
– Тряпочку? – сквозь смех спрашивал я.
– Тряпочку! – скорчившись выдавливала она.
– О!
– О-хо-хо!
Мы смеялись минуты две. Потом она оделась и ушла.
Я закрыл за ней дверь и остался стоять среди декораций своей большой квартиры. Мне представлялось, что я на сцене. Я все еще хихикал, кривлялся, хотя впору рыдать. Наверное, все это понарошку, вот-вот грянут аплодисменты, я раскланяюсь и спущусь по ступенькам в нормальную жизнь.
Я подошел к окну. Между небом и землей дрожала луна, как будто кто-то упустил ярко-желтый воздушный шарик, он улетел вверх, обмяк и потерял форму.
Я выпил таблетку «реланиума», дождался, пока в голове заиграла музыка и упал в кровать.
2
Драки во сне я всегда проигрывал. Руки не слушались. Как бы я не напрягался, они все равно были ватными и двигались как в замедленном кино. Зато в ночных кошмарах я хорошо бегал. Прытко.
Вот и сегодня я бежал куда-то в ужасе, непонятно от кого. Причем под конец я уже прекрасно понимал, что это – сон, но просыпаться не торопился. Мне было интересно, чем же все закончится. Я бежал со скоростью ветра, уши трепетали как флаги, упругим встречным потоком из глаз вышибало слезы, а из носа – сопли. В конце концов, я устал и открыл глаза. Лицо было мокрым, как будто я плакал. С чего бы это? Я встал и включил свет, потом опять выключил, мне казалось, что на меня кто-то смотрит с той стороны окна. Я уставился в проем – за стеклом пугающие очи черной зимней ночи, натянутые нервы электрических проводов и головная боль.
Я посмотрел на часы и обрадовался, что уже утро. Мне было немного легче, чем вчера, не так сильно ломало, но руки все равно тряслись. Сегодня день решающий и рискованный. Можно опять сорваться в пьянку. Есть два варианта: первый – пиво по минимуму, чтоб не сдохнуть, второй – совсем ни капли. Второй вариант, конечно, лучше. Если его выдержать, то завтра будет уже легко. Что ж, попробуем. Нужна хорошая горячая еда прямо с утра и чай, много чая с молоком.
В холодильнике кроме жаровни с пловом я нашел какой-то суп и миску с котлетами. Надо сказать, что Рита потрудилась на славу. Я щедро начерпал себе всего понемногу, в три тарелки сверх аппетита просто потому, что так было надо, и приготовился все это разогреть в микроволновке. Я совсем забыл, что печь была сломана, она стояла нараспашку, выставив наружу свое бесполезное чрево и воняла расплавленной пластмассой.
С газом тоже дело обстояло не так просто. Едва я включил конфорку, как у меня бешено заколотило в груди, к лицу прилила кровь и глаза сами собой стали закатываться. Я выключил огонь и пошел в ванную. Зеркало показало пунцовую, полную ужаса физиономию. Я включил воду и умылся. Сердце сразу встало на место.
Я вспомнил свои манипуляции с сигаретами и понял, что мне нужна вода. Пять минут ушло у меня на поиски двух огромных кастрюль, почти тазиков, с прозрачными крышками. Я наполнил их до краев и поставил по обе стороны от поверхности газовой плиты, осторожно повернул ручку и дождался появления синего огонька. Ничего не произошло. Уже лучше. Для обеспечения чистоты эксперимента, я выключил газ и отнес кастрюли в коридор, потом вернулся и включил конфорку. Меня опять шибануло, причем пуще прежнего. Если я чего еще понимаю в своем организме, то давление в момент появления огня поднялось у меня до двухсот двадцати, не меньше.
Я сел и задумался. У меня явно сорвало крышу. Теперь чтобы зажечь огонь, мне необходимо было произвести какие-то странные действия, в противном случае меня ждала смерть от гипертонического криза. Я почему-то очень сильно и долго ругал себя за то, что купил хату именно в этом доме. В соседней шестнадцатиэтажке газа не было, все плиты – электрические. Это психоз. Еще я вспомнил свою вчерашнюю неудачу в постели, и мне стало совсем херово.
После завтрака, который с горем пополам все-таки случился в моей жизни, я пошел в душ и опять стал представлять себя на тропическом острове. Мне казалось, что стоит уехать из этой зимы, и все в моей жизни наладится. Только уехать надо не по тур – путевке, а насовсем, тогда я буду своим каменным членом сшибать бананы и сколько угодно греть руки у костра.
Я позвонил Аркашке и попросил его приехать. Вдруг я все-таки выпью пива, да и потом, садиться за руль в таком состоянии опасно.
Пока Аркашка ехал, а волосы мои сохли, я признался себе в том, что у меня патологическая боязнь огня и импотенция. От этого вывода мне легче не стало. На выходе я, как всегда, столкнулся с генералом.
– Привет, – сказал Макарыч.
– Здравствуйте.
Макарыч ждал, что я скажу что-нибудь еще. Ему нужно было услышать от меня ключевую фразу, чтобы блеснуть словесной удалью. Видя, что я молчу и опасно приближаюсь к бронированной двери, он не выдержал и спросил:
– Как дела?
– Сухо во рту.
– Сухое говно к сапогам не прилипает! – радостно сказал генерал.
– Смешно, но не в тему, – охладил я его пыл.
– Согласен.
Я открыл дверь тамбура и вышел. Потом вернулся.
– Макарыч, можно к тебе на две минуты? Есть разговор.
Генерал отодвинул ногой Пулю и пропустил меня внутрь. Мы прошли на кухню.
– Слушай, Макарыч, у меня проблемы с членом.
– Не слушается?
– Да.
– Есть такой закон: до четырнадцати лет – пиписька, с четырнадцати до шестидесяти пяти – член, потом опять – пиписька. Вселенная развивается по спирали. Этот закон…
– Я серьезно, – перебил я генерала.
– Тебе сколько лет?
– Тридцать девять.
– Рановато. Сходи к урологу. Все проблемы отпадут. Экология, нервы, курево и водка. Обязательно сходи к урологу. Очень хорошо помогает. Говорю по собственному опыту.
– А у тебя есть хороший специалист?
– Я лечусь в ведомственной больнице. Тебя туда не пустят.
– Забыл. Тебе сколько лет, генерал? – спросил я напоследок.
– Шестьдесят четыре, – ответил он и поспешно добавил мне вслед: – Но этот закон на меня не распространяется.
– Кто бы сомневался, – отозвался я уже из лифта.
В конторе мое появление стало неожиданностью. Так быстро и так рано меня не ждали. Я прошел к себе, сел за стол, достал чистый лист и начал писать план. Дел было дофига.
Погрузившись в рутину, я как-то забыл о неприятностях и похмелье. В десять часов десять минут мне стало плохо. Все тело покрылось испариной, подступила тошнота. Я знал, что это только начало и попросил Ларису принести большую кружку крепкого чая. Если я сегодня выдержу, то завтра все пройдет, только руки будут трястись еще дня два и по утрам будет мучить страшный депресняк. Вместо Ларисы чай мне занес Чебоксаров.
– Здорово, – радостно сказал он. – Сделал рентген. Все нормально. Врачи говорят – невралгия. Продуло, видимо.
– Поздравляю, – вяло отозвался я.
– Кто-то мне обещал, что страховкой я заниматься не буду. На деле только я и занимаюсь.
– Я тебе обещал, что вступлю в контакт с представителями страховой компании, когда они появятся, и буду утрясать дела в случае проблем. Мы платим семь тысяч в месяц юристам из фирмы «Право» только за то, что они проверяют наши договора, текст которых не меняется уже года три. Пусть один раз в три года повкалывают.
– Не будем же мы вводить в курс дела юристов, – промямлил Колька.
– В курс какого дела? Нет никакого дела. У нас бумага сгорела. Сгорела! Понял? Если кто-то в этом усомнится, сразу зови меня.
– Ты смотрел отчеты по результатам прошлого месяца? – сменил тему мой напарник.
– Ты прекрасно знаешь, что нет, – раздраженно ответил я.
– Там ничего хорошего. Мы стоим. Роста нет.
– Посмотрю. Потом обсудим.
Я попытался отхлебнуть из кружки, слишком дрожали руки. Когда Дальтоник уйдет, пригублю без рук, просто нагнусь. Колька посмотрел на меня с жалостью.
– У тебя нет хорошего уролога? – спросил я.
– Целых два. Что случилось? Простатит?
– Ну, – расплывчато протянул я.
– Тебе давно надо подумать о своем здоровье, – назидательно улыбнулся Чебоксаров. – Я дам тебе телефоны, скажешь, что от меня, все будет нормально. Я, между прочим, каждый год для профилактики хожу на массаж простаты. Мне ведь все-таки надо когда-нибудь жениться.
Колька ушел за телефонами, а я поспешно, с горем пополам, выхлебал чай и стал рассматривать листки, которые остались от вчерашней странной посетительницы. Я машинально отметил про себя, что бумага была ксероксной, плотностью восемьдесят грамм на квадратный сантиметр, скорее всего «Снегурочка», наверняка наша. С одной стороны листки были весьма неэкономно исписаны мелким корявым почерком. Чувствовалась рука Виталика. Он щедро чертил какие-то стрелки и линии, под которыми выводил странные надписи. «Фуджик на второй пенек. Асус на третий», – прочитал я. Часто упоминались дрова и гектары. Галиматья какая-то.
С обратной стороны на листках были рисунки. Лица, пейзажи и принцессы. Моя дочь обзавидовалась бы их сказочной красоте.
Дальтоник принес номера телефонов. Я показал ему художества нашей будущей работницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32