А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Когда ты командир, то должен быть впереди, и тут уж было не до опасений насчет ирландца. У меня не было уверенности, чью сторону займет Кесслер, если ирландец схватится за оружие. В Тиббзе я был уверен куда больше. Помимо безрассудства и вечной бравады было в нем нечто такое, что вызывало уважение, и он мне начал нравиться. Вообще-то, я не думаю, что этот черный умник из Дотана так уж сильно нравился мне, мне нравились лишь некоторые его качества. В какой-то момент Тиббз может выступить против меня, но в свое время и по какой-то собственной причине (он сам это решит), а не будет подыгрывать этому шуту Смиту.
Впереди мне послышались неясные звуки и показалось, что я вижу какие-то тени. Я приготовился стрелять, но Ван Рейс успокоил меня, сообщив, что это не что иное, как маленькое стадо зебр, перебежавшее дорогу.
- Через минуту ты услышишь их запах.
Мы прошли в хорошем темпе пять миль, и я объявил привал. В этом месте рядом с дорогой был глубокий узкий овраг, и я сказал своим, что если кто хочет курить, то пусть спускается вниз.
- И смотрите - траву не подожгите.
Чего нам не хватало, так это пожара. Пламя побежало бы по степи со скоростью двадцать миль в час.
Мы с Ван Рейсом присели на корточки и отхлебнули воды из фляг. У меня в кармане рубашки лежал настоящий качественный жевательный табак. Ножом я отрезал кусок и протянул его Ван Рейсу, который, как и большинство южноафриканских голландцев, знал толк в этом деле. Было довольно холодно. Шакалы выступали со своим обычным репертуаром, но чуяли нас и держались на дистанции. Хорошо, если и Гванда так же поступает, подумал я. Мне "полковник" совсем ни к чему, пока я как следует не подготовился к встрече с ним.
- Как ты думаешь, Гванда может попытаться сегодня же воспользоваться проходом? - спросил я южноафриканца.
- Маловероятно, - глухо ответил он. Он сплюнул табак, и комок прочертил серебристую линию в лунном свете. - У Гванды сегодня был большой день, он захочет отпраздновать его. Гванда пьяница, он упивается насмерть при каждом удобном случае. На сержантское жалование он не мог позволить себе пить от души. А теперь, когда идет эта война, у него совсем другая жизнь. Он берет что хочет. Отвечая на твой вопрос, скажу, что мы выйдем на Гванду задолго до того, как он направится в проход Зану. По крайней мере, я думаю, что мы достанем его по эту сторону прохода.
Никем не потревоженные, мы прошли еще пяток миль и снова сделали перекур. Через десять минут мы опять были в пути. Итого мы прошли миль десять, и нам оставалось пройти еще десять-пятнадцать до встречи с Гвандой. Пока шагалось легко, но вскоре я почувствовал, что появляется усталость, людьми овладевает напряжение. Все они прошли солдатскую службу, но у меня была всего неделя, чтобы привести их в боевую форму. Впрочем, такие форсированные марши редко бывают в современных армиях.
Через некоторое время после второго привала кое-кто начал тихо ворчать. Это явление нормальное, пусть поворчат. Пусть клянутся про себя отомстить мне самым страшным образом за свои муки, лишь бы на ногах держались. Я знал, что их усталость как рукой снимет, когда мы определим, где находится лагерь Гванды.
Через час пути показалось, что проход Зану вот-вот откроется перед нами, хотя до него оставалось еще несколько миль. Дорога стала подниматься в гору, степная местность кончилась, начали попадаться деревья. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. Дорога шла то вверх, то вниз. Впереди был Мозамбик. Снова показалась железная дорога, шедшая здесь параллельно нашей. Железная дорога была намного новее автомобильной, строители сделали ее более прямой. Через милю я услышал журчание воды. Мы с Ван Рейсом вышли первыми на берег мелкого каменистого ручья и увидели уходящие в воду следы шин, вновь появляющиеся на другом берегу. Я дал Ван Рейсу еще кусочек жевательного табака.
- Там пониже есть еще один поток, побольше, почти река, - сказал он. Прошло уже много лет, как я охотился в этих местах, но помню, где это. В потоке есть омуток, я ночевал на берегу. Там густо растут деревья, много сухих, хорошо разводить костер.
Я спросил, далеко ли это от дороги. Пора было начинать рискованную игру, спускаться туда в поисках Гванды. Туда вел и след - то ли одного, то ли всех грузовиков Гванды. А может быть, Гванда на командирском грузовике уехал вперед, а остальных оставил праздновать. Спрашивать Ван Рейса было бесполезно, потому что тут он знал не больше моего.
Ван Рейс сказал, что до того места мили две. И на этот раз он не дал мне никакого совета, поэтому я решил:
- Что ж, попытаемся. Скажи людям, чтобы у них ничего не гремело, пойдем тихо и красиво. И пусть рассредоточатся побольше, чем сейчас. Когда мы будем от их лагеря в полмили - если он там, - то обойдем его по большому кругу и зайдем с другой стороны.
Мы перешли через ручей. Когда один из моих людей передернул затвор, я выругался и велел этому кретину извлечь пулю. Если этот идиот споткнется и упадет, то лучшего предупреждения для Гванды, чем автоматная очередь, и не придумаешь. Почва возле ручья была влажной, и на ботинки налипла грязь. Это смягчало шум шагов, но все равно в напряженной тишине африканской ночи они звучали, как дальние удары барабана. Мы прошли примерно с милю, когда между деревьями проклюнулся - вначале слабый - свет костра. Потом шла прогалина, а когда деревья вновь сошлись вокруг нас, я смог разглядеть первый костер и увидел другой, поменьше. Потом, подойдя поближе, я я услышал крики, смех и песни этих безумных подонков. Тихий ночной ветер отчетливо доносил до нас звуки пиршества.
- О'кей, здесь растягиваемся и заходим с другой стороны, сказал я Ван Рейсу.
В кармане рубашки у меня лежало объявление о розыске Гванды с увеличенной фотографией, сделанной с его армейского удостоверения. Не было необходимости вновь разглядывать ее, чтобы обновить в памяти его физиономию. Майор рассказывал мне, что "полковник", выйдя из военной тюрьмы, отпустил огромную прическу "афро" и бороду. А раз так, то установить Гванду будет нетрудно, если он там. Такие люди, как Гванда, выделяются в любой толпе.
Ван Рейс понял, о чем я думаю.
- Ты всё еще хочешь взять его живьем? - спокойно поинтересовался он.
Я ответил, что особенно стараться ради этого не стоит. Майору это хдорово не понравится, ну и что? Майору хо, он лежит себе сейчас в теплой кровати в своем Солсбери и видит сны про милые старые компании, в которых он участвовал. А я - здесь, в проклятых Богом горах Иньянга, с кучкой усталых, натерших до крови ноги наемников, которые скоро поставят на карту свои жизни ради майора Хелма и презирающего нас его окружения. Мои наемнички - это, конечно, шайка сорви-голов и убийц, но они мои, и я не собираюсь дать им погибнуть только ради того, чтобы майор достиг высот популярности, после того как Гванду вздернут на виселице.
Мы проходили с южной стороны лагеря, когда мне послышалось тихое хихиканье во тьме деревьев. Я сделал знак, чтобы все остановились и залегли. Мы с Ван Рейсом поползли вперед, держа перед собой оружие. Вначале я подумал, что за деревьями мужчина и женщина. Но, приблизившись, я услышал разговор двух мужчин на каком-то африканском языке. Ван Рейс, наверное, знал его, а я нет. Потом и до меня дошло. Два гомика из воинства Гванды занимались своими делами, пока в лагере шла гульба.
Мы с Ван Рейсом обменялись знаками и достали ножи. У меня был десантный нож, смазанный ружейным маслом и намеренно покрытый пылью. Он ни капельки не блеснул, когда я достал его из ножен. Нож Ван Рейса тоже был что надо. Мы находились всего в нескольких ярдах от любовного гнездышка гомиков, мысленно посылая обоим пожелания большого счастья в другой жизни.
Один из них открыл бутылку, и послышалось бульканье. Потом выпил другой, потом был счастливый смех, потом проявления нежных чувств, потом один голубой перевернул другого на живот, и они начали. Им было так хорошо, было столько любви, что мне противно было убивать их, честное слово. Пора! Мы с Ван Рейсом метнулись одновременно. Я по рукоятку всадил нож в верхнего, и он умер без звука. Так всегда бывает, если все сделано правильно. Нижний успел вскрикнуть, прежде чем Ван Рейс вдавил его лицо в грязь и вогнал нож в горло. Оба были вполне мертвые, но для гарантии мы добавили им по удару. Пока все хорошо - если никто не слышал крика. Крик'был не особо сильный, и, пока мы лежали с оружием на изготовку, пир в лагере шел своим чередом.
Я встал, убрал нож и щелкнул пальцами - сигнал к продолжению движения. Дальше все шло без приключений, и скоро мы вышли к противоположной стороне лагеря. Достаточно близко, чтобы чувствовать запах костра, слышать отдельные голоса или звук разбиваемой о камень бутылки.
Спустя несколько минут, лежа под прикрытием деревьев, окружавших лагерь, мы уже могли их видеть.
Этих подонков было не меньше полусотни. Одни были совершенно пьяны, другие подходили к кондиции, но многие держались нормально. Я взялся считать, и у меня получилось, что более тридцати из них выглядели достаточно трезвыми, чтобы владеть автоматом. Всё лучше, чем пятьдесят, но всё равно для нас это будет не пикник, подумал я.
На краю лагеря стояли три старых грузовика. Я очень надеялся, что хотя бы один из них останется после боя в целости и сохранности. Господи, все ноги у меня были в мозолях, а мне еще хотелось вернуться в Солсбери. Я вначале с удивлением посмотрел на палатку по другую сторону костра, но удивление рассеялось, когда из нее вышли три кубинца в форме, как у Фиделя, а за ними - высокий хмурый черный, который не мог не быть Гвандой. У него было пышное "афро" и неопрятная борода - точно по описанию майора. В руке он держал бутылку и орал как сумасшедший. Он выкрикивал угрозы на английском, очень хорошем английском, и только один кубинец, как будто, понимал его.
Было очевидно, что "полковник" очень разгневан на своих латиноамериканских коллег. Я дал знак, что, мол, подождем еще несколько минут. Гванда, вне себя от бешенства и больше чем слегка пьяный, вопил что-то насчет вторжения.
ГЛАВА V
В ярком свете костра бросалась в глаза прекрасно сшитая форма "полковника", выкроенная в английском стиле. Она была покрыта пятнами пота, грязи и, возможно, крови, потому что Гванда любил подержать в руках пангу. В глазах у него был дикий блеск, лицо подергивалось от бушевавших в нем эмоций. На голове с трудом держалась фуражка типа той, какую носил фельдмаршал Геринг, и такая грязная, будто об нее разбивали яйца.
Голос "полковника" производил впечатление даже теперь, когда был искажен яростью. У него был самый низкий бас и английское произношение, даже слишком английское. Он говорил как актер, играющий английского сановника старых времен. Но в этом человеке не было ничего смешного. С расстояния в полных сорок футов я чувствовал угрозу, исходившую от него, власть, которую он имел над этими людьми. В те дни, когда он был сержантом родезийской армии, его белые начальники, возможно, посмеивались над ним. Еще бы: черный сержант, мечтающий о славе, работающий с пластинками, чтобы улучшить произношение, копающийся в книгах, чтобы набраться ума.
Теперь в Гванде не было ничего смешного. Он доказал это белому правительству в Солсбери за несколько месяцев войны. Там настолько хорошо это поняли, что решили свернуть шею этому сильному и властному человеку. Я почувствовал, что кубинцы тоже боятся его. Можно было войти в их положение - я тоже не любил бы его на их месте, но у меня сейчас в руках был такой серьезный аргумент в споре с ним, как R-1, и настало время или убить его, или доставить к майору.
Кубинец, который говорил по-английски, был, несомненно, главой "советнической" миссии. Он был лет на пятнадцать старше других "фиделистас". Я посчитал его за полковника или, минимум, за майора. За полковника я принимал его по возрасту, а так - попробуй, различи офицеров в кубинской армии: у них нет офицерских знаков различия. Старшему из кубинцев было лет сорок, другим - лет по двадцать пять. Старший был невысок и полноват, но в хорошей спортивной форме, иначе его не послали бы в Африку. У него были седые волосы и густые черные усы, в зубах он держал такую толстую сигару, как у самого Фиделя. Два других кубинских офицера, если они были таковыми, смахивали на близнецов: оба худощавые, маленькие и щеголеватые в своих зеленых маскировочных костюмах.
Старший пытался урезонить Гванду. Я не слышал, что он говорил, потому что его голос тонул в мощном басе Гванды. Гванда сделал глоток из бутылки и продолжил тираду, размахивая перед лицом кубинца кулаком:
- Говорю вам, что надо немедленно начинать наступление Чего вы ждете? Пока вы строите свои проклятые планы, а потом планы на основе прежних планов, Солсбери вербует все новых и новых наемников. На американцев все больше и больше давят, чтобы они выдвинули ультиматум Советскому Союзу и подтвердили его демонстрацией силы. Вы, кубинцы, должны лучше понимать, что может означать американский ультиматум. Кеннеди сказал им, что их ожидает, если они не уберут свои ракеты из вашей страны. Что будет - скажи, если можешь, - поступи они таким же образом здесь? Не будьте идиотами. Они дали пасть Анголе, потому что не были готовы к новой войне сразу после Вьетнама. Американцы знают, что, если падет Родезия, падет и Южная Африка. Они не допустят этого, если вовремя спохватятся.
Кубинцу надо было показать свою знаменитую гордость. Теперь настала его очередь выходить из себя, и он со злостью швырнул свою толстую сигару в костер. Несмотря на испанский акцент, в его произношении был сильный американский налет. Не исключено, что он много времени провел в Штатах. Оба его подчиненных нервозно следили за старшим, то и дело заискивающе улыбаясь убийцам из окружения Гванды, но те не отвечали на их улыбки, за исключением совсем пьяных.
- Я подчиняюсь своим приказам! - кричал старший кубинец.
Крепкие же у него были нервы, если он мог так кричать на Гванду, имея в союзниках только пистолет в кобуре. - Никакого вторжения сейчас не будет. Надо быть разумным, полковник. Мы оба солдаты и должны подчиняться приказам. Вы подчиняетесь приказам своего командования, я - своего.
Гванде это понравилось, и он засмеялся. Он по-прежнему был не в себе, но не настолько, как минутами раньше.
- В Африке все не так. Для меня, по крайней мере. Я подчиняюсь только тем приказам, которые считаю умными. А то, что вы мне говорите, - глупость. Сколько у вас людей с той стороны прохода? Сколько кубинцев в Мозамбике?
- Достаточно. Не об этом речь.
Гванда как следует отхлебнул из бутылки и завелся пуще прежнего. Он заорал на кубинца:
- Плевать мне, о чем там у вас речь! Вы считаетесь командующим войсками, расположенными по ту сторону прохода. И там, за проходом Зану, у вас больше войск, чем во всей родезийской армии. Вся эта паршивая родезийская армия - не больше пяти тысяч чело век. Так называемые резервисты - это ерунда, кучка фермеров и иммигрантов из Европы, которые даже английского не знают. Забудьте о приказах Сами оцените ситуацию - и посылайте своих сюда. А раз так, то и остальные кубинцы поддержат вас. Пока американцы закончат споры в конгрессе, освобождение Родезии станет свершившимся фактом. А после этого они сюда не полезут. - Гванда ухмыльнулся. - Так что выйдет не по-американски.
Кубинец медленно покачал головой, вытаскивая тем временем новую сигару из кармана рубашки. Другой кубинец поднес ему зажигалку. Некоторое время он молча раскуривал сигару, потом заговорил, вновь оспаривая доводы Гванды и усиленно жестикулируя сигарой.
Гванда опять заорал на него:
- Русский лакей! Не тычь в меня этой своей вонючей штукой! Ты можешь хоть раз в жизни быть мужчиной?
В кубинце опять взыграла успокоившаяся было гордость:
- Мне нечего доказывать вам. Где вы были, когда мы дрались и умирали в Анголе?
Гванда набрал в рот мокроты и смачно плюнул возле ног кубинца. Тот отступил и положил руку на кобуру. В этой ситуации это был не лучший шаг с его стороны. Другие кубинцы не знали, что предпринять, но они оказались умнее своего шефа и не потянулись к пистолетам.
- Сейчас они начнут убивать друг друга, - прошептал Ван Рейс.
- Да, - шепнул я в ответ, улыбнувшись.
Южноафриканец улыбнулся мне в ответ:
- Тогда и мы начнем.
Гванда гремел, явно пытаясь спровоцировать гордого кубинца:
- Ты мужчина, пока русские водят твоей рукой. Вы вроде ирландских или шотландских крестьян, которых англичане посылают сюда воевать за свои интересы. Они все равно остаются для англичан дерьмом, даже если защищают их интересы. Так и вы для русских. Вы - самое настоящее дерьмо. Все вы лакеи. Возьмись за ум, парень, и присоединяйся к нам. Ведь ты даже не белый...
Кубинец хлопнул рукой по кобуре, но не успел даже открыть ее. Гванда сделал шаг в сторону и кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13