Группы высаживались с брони, прямо на ходу, блокируя участки вероятного обстрела и пробуя опередить засады противника в тех местах, где "зеленка" опасно приближалась к щебню горной трассы. В такой игре наша первая карта изначально должна быть битой.
Первый выстрел прозвучал неожиданно и почти беззвучно - та самая убойная карта. Пуля, посланная опытной рукой воина Аллаха, попала в одного из молодых. Войдя в тело немного правее правого соска, она вышла через левую лопатку, раздробив кость ко всем чертям. Молодой сразу побелел и скатился с каменной глыбы, на которую только что так шустро взобрался.
Все сразу залегли, афганский снайпер сделал еще несколько выстрелов. Просто так, для острастки. Пауза: карабин перезаряжает. За короткое течение этой паузы спецназовцы рассредоточились за беспорядочным каменным нагромождением, отделяющим трассу от виноградника, в недрах которого и засел снайпер.
Я шел в паре с Ефремовым, сразу за головным дозором, в состав которого и входил раненый боец. При звуке выстрела мы тоже упали, не став отставать от коллектива, но все же ползком подобрались к истекающему кровью молодому. Он был еще жив и цеплялся, царапался за жизнь скрюченными судорогой пальцами. Я осторожно перевернул его лицом к себе и понял, что парню не жить. И действительно, не прошло и минуты, как он умер, умер тихо и быстро, успев лишь прошептать обветренными губами:
- Мама... Как больно-то...
Я впервые увидел смерть так близко. Растерялся, испугался, тряхнул бойца, все еще не веря, что этого здоровенного парняги уже нет. Навсегда нет...
Кто-то положил мне руку на плечо. Я оглянулся: Ефремов. Лицо лейтенанта каменело холодом и ненавистью. Он сказал всего три слова, но сказал предельно ясно и жестко:
- Пойдем. Убьем его.
Я посмотрел ему в глаза и понял, что его настроение полностью совпадает с моим собственным. Да! Именно так! Я поднялся, клацнул затвором автомата и ответно скривил губы в гримасе нервной злости:
- Убьем!
Снайпер опять выстрелил. Пуля звонко щелкнула неподалеку от нас. Ефремов отрывисто скомандовал и все подразделение обрушило на виноградник целое море разнокалиберного огня, под прикрытием которого мы с Ефремовым нырнули в заросли виноградника.
Приблизительно определив траекторию выстрела, я понял, как он будет уходить из зоны обстрела. Самое удобное место - проход в камнях на противоположной стороне виноградника. Я пригнулся и перебежками двинулся внутрь, в глубину виноградных зарослей.
Откуда-то слева короткие автоматные очереди Ефремова. Он тоже просек фишку отхода и теперь гнал духа туда, в проход. Под ногами хрустела ботва прошлогодней лозы, я старался ступать осторожно, ни на секунду не выпуская из виду треугольника в каменной стене. А еще надо было смотреть и по сторонам - кто знает: что там внутри этих поганых колючих зарослей.
Но дух все-таки умудрился появиться внезапно. Я чуть было не пропустил это зрелище, а поэтому начал стрелять еще от бедра, по ходу стрельбы поднимая автомат к плечу. Дух немного замешкался, оступился, одна из пуль попала ему в лодыжку, он упал на колени, опираясь на карабин. "Калашников" неожиданно захлебнулся, опустев магазином, я мгновенно сменил рожок, вскинул автомат, поймал живую мишень скрещением мушки и прицела, он обернулся... Мы встретились с ним глазами, и он понял, что сейчас неминуемо умрет.
Три секунды, четыре, пять... Он смотрел прямо на меня, я видел сквозь прицел его расширенные зрачки, серая кожа подергивалась судорогой нервного тика, он ждал. Восемь, девять секунд...
Дух криво ухмыльнулся и стал подниматься, по-прежнему опираясь на карабин.
Десятая секунда - как команда. Я сжал челюсти одновременно со спусковым крючком автомата. Пули автоматной очереди мгновенно разорвали ему грудь наверное в десяти местах, но я продолжал разряжать рожок до тех пор, пока пыль, поднятая выстрелами не скрыла и каменный проход, и сам труп, бессильно-мертво сползающий вниз.
Все. Я убил его. Именно я - и никто другой. За что? За то, что он убил молодого. И не убил меня. И Ефремова не убил. И еще бог знает кого. Спас. Я. Один.
В раю мне уже не бывать. Это ясно, как божий день. А вот ад мы устроили вечером, когда Ефремов притащил откуда-то празднично блестящую пятилитровую канистру спирта. Но кроме канистры этот психопат приволок еще и тело убитого мною духа.
Теперь этот мертвый дух лежал за палаткой, уставясь в темнеющее облаками небо, все еще открытыми глазами. Его землистое лицо хранило на себе печать насмешливой и даже ехидной злобы.
Я смотрел на свою первую жертву, и чем больше смотрел, тем больше мне становилось не по себе. Что-то странное и страшное было в чертах его лица, даже не азиатского покроя, а скорее европейского. На мгновение мне почудилось, что его глаза внимательно наблюдают за мной, сквозь зрачки забираясь прямо в душу, уже что-то ощупывая холодными скользкими руками...
Голова закружилась. Стремительно и до тошноты. Я даже как будто услышал его голос, такой размеренный и спокойный:
- Вот так, дружок. Познакомились. Теперь я навсегда поселюсь в твоих мозгах, чтобы продолжать жить, жить вместе с тобой...
Над головой откуда-то из недр сгустившихся туч грянул гром, сверкнула молния... Я упал на колени, захлебываясь в своей собственной блевотине и дождевой влаге... Голову вело, еще пара мгновений, и я потерял сознание...
А очнулся от равномерных сильных ударов по щекам. Попробовал открыть слипшиеся веки глаз: Ефремов. Лейтенант не просто дубасил меня пощечинами, вдобавок он еще и громко орал:
- Ты, щенок! Очнись, проснись! Он мертв, просто мертв...
Во дворе кто-то чем-то громыхнул, я действительно очнулся. Взгляд на часы: шесть тридцать две. Надо же, заснул! Ну да ладно, в запасе еще минут сорок. Я на славу хлебнул кофе из термоса, неоднократно покурил и уже только тогда вспомнил о деле.
Пора, пора! Ленке давно уже пора выйти из вражеского логова. Я ей даже немного завидовал: вот небось оттянулась-то в полный рост...
Оп... Я настороженно собрался - во двор угрюмо вполз ментовский "бобик". Где-то под желудком неприятно екнуло плохое предчувствие. И действительно, "бобик" остановился аккурат у соколовского подъезда. Менты еще не успели выйти, когда с другой стороны подъехала машина "скорой помощи". Образовавшаяся бело-мышиная куча народа степенно и уверенно вошла в дом.
Вот гадость-то! Это не могло быть случайностью... В квартире Вовы Соколова явно что-то произошло. Я отогнал "десятку" за угол, надел вязаную шапочку-бомжовку, очки в толстой роговой оправе и промасленную спецовку, которая без дела валялась в багажнике. Для пущей достоверности даже мазнул лицо гарью с глушителя.
Вот-с... Образ дяди слесаря с распространенной фамилией Замухрыгин готов. Я сгорбился, захромал поближе к подъезду и аккуратно ввинтился в быстро образующуюся толпу зевак. Зеваки над чем-то весело хихикали.
Я бесцеремонно ткнул в бок самого веселого дедулю в шлепанцах на босу ногу:
- Слышь, отец! А чего случилось-то?
Дедуля радостно обернулся, чуть не выпав из своих шлепанцев:
- Да вот... Это... - он чуть не лопался от смеха. - Анекдот... Гы... Мужик на бабе помер, представляешь? Гы, гы...
- Да ты что?!
- Вот те и то! А ведь молодой ешшо... - в голосе дедули прозвучало явное пренебрежение к обсуждаемому предмету. - Тридцати пяти небось нету...
- Да, - согласился я. - Не та нынче пошла молодежь... На бабу влезть и то толком не умеют.
- Но! - компетентно согласился дед. - Вот я, бывало...
Он мгновенно съехал в суть собственных юношеских переживаний, но я прислушивался только к своим собственным. Мне стало гораздо легче. Убивать занятие все-таки не из приятных. Можно быть равнодушным, забывая о самом факте произошедшего, но каждый труп тебя неминуемо догонит, догонит неожиданно и внезапно, и ты проснешься в горячечном сне от его крика, его глаз - и все это страшно мертвое, вонючее, укоряющее...
Я не довел свой план до конца, но тем не менее он умер. И не совсем оттого, что лично я убил его, убило, скорее, провидение, беспощадно жестокая судьба...
- Гля, несут! - возбужденно тряхнул меня за рукав дед.
Действительно, выносили труп бездыханного Владимира Евгеньевича Соколова. Несмотря на плотную толпу сопровождающих, я сумел разглядеть, насколько причудливо сочетались на его лице такие противоположные чувства, как дикая боль и пароксизм страсти, экстаза, во время которого Соколов и умер.
А следом за носилками шла Ленка, дрожащая Ленка в окружении невероятно сердобольных ментов. Труп засунули в "скорую", Ленку - в "уазик".
Так, так... Дяде слесарю Замухрыгину, да и мне, кстати, тоже надо срочно сваливать. В кобуре у меня уже висел гарантированный срок, а дома валялся и не один. Ее привезут в отделение, начнут крутить, она кольнется про мою роль в этой истории, один поверхностный обыск, и кранты. Мне кранты, разумеется.
Нужно срочно убирать все вооружение туда, где оно и лежало, благо заветный ключ под рукой. Я тут же поехал домой, в спешке сложил в сумку все свое вооружение, оставив при себе один лишь бронежилет. На память, так сказать, и всякий случай.
И опять гонка. Гонка до девятиэтажного серого дома. Ключ, подвал, лопата, ящик и песок. И обратно. И только отдышавшись на дне своей холостяцкой берлоги, пока еще трезво оценил обстановку.
А обстановка, между тем, складывалась очень даже путевая: Соколов удачно мертв, я тоже крайне удачно не при делах, оружейный компромат в подвальном песке, Ленка в ментовке, словом - полный компресс! Глава 11. Три визита
В дверь громко постучали. Еще раз окинул взглядом пыльные недра квартиры косяков вроде нет. Нет косяков и нет сомнений: за мной пришли друганы в аккуратной такой, мышиного цвета форме. И явно не для того, чтобы пожелать мне навек нержавеющего здоровья. Сейчас позвонить адвокату или потом? Ладно, трубку в сторону, потом.
И только посмотрев в глазок, я понял, что ошибся. Это был Рыжий. Сытый, веселый и довольный. Я только открыл дверь, как он шумно ввалился внутрь, благоухая ароматами страшно дорогого парфюма.
- Т-ты д-даешь, Студент! - он даже заикался от восторга. - Так грамотно все сыграть, а? Уважаю... Никогда тебе этого не говорил, но сейчас скажу: уважаю!
- За что это?
- Откуда ты узнал, что у этого клоуна с сердцем нелады?
- Оттуда.
- М-да... Не поймешь тебя... Но все равно - молодец. Я так Гоше и скажу, мол молодец Студент, и все тут!
Лечи, лечи... Я знал, за чем он пришел - за баксами, теплой зеленью гревшими мой карман. И действительно, его харя приобретает озабоченно-деловое выражение:
- Слушай, у тебя деньги-то остались?
- Конечно, остались. Вернуть?
Рыжий делает на собой невероятное усилие и отвечает, нехотя и сквозь зубы:
- Нет. Не надо... Гоша велел: все, что останется, отдать тебе. Честно говоря, я был против, но Гоша... И все-таки ты мастер, Студент! Никогда тебе такое не говорил, но...
Опять погнал все сначала. Я кое-как вытурил его за дверь, не став расстраивать Рыжего, кого я действительно жду.
Вытурился. С трудом, но вытурился. И опять тягость ожидания - чемоданного, как на вокзале. Я бесконечно курил и проигрывал сцену, как будут входить менты, чем будут меня грузить, что я буду лепить в ответ...
И ждал, и был готов, и все равно этот звонок прозвучал неожиданно. И я так же снова ошибся.
Вторым визитером после Рыжего была Ленка. Я молча провел ее в комнату и налил полный стакан портвейна.
Она сглотнула вино в два приема, в два глотка по сто грамм. Чуть сморщилась, по мужски шумно выдохнула и полезла за сигаретами.
Первые слова сквозь первую затяжку:
- Я им ничего не сказала... Ничего.
- Конкретней, мисс!
- Они спрашивали о тебе.
- Да ты что? И что же они спрашивали?
- Ну... Не знакома ли я с тобой, и все такое....
- И что ты ответила?
- Ответила, что знакомы, но весьма шапочно.
- А они?
- А что они? Составили протокол. Я его подписала, и меня отпустили.
Я добавил ей портвейна. А после некоторых колебаний плеснул и себе. Выпили, вздохнули, закусили рукавом.
- Откуда такое благородство? - спросил я ее.
- А понравился ты мне...
- А ты мне - нет, - откровенно парировал я такой резкий подкат. - Бери бабки и мотай отсюда.
Она жадно смотрела то на меня, то на початую бутылку вина:
- А можно я еще немножечко посижу?
Черт меня дернул согласиться! Но в ином случае, наверное, не случилось бы того, что случилось потом.
- Ладно. Сиди, пей, кури... Я сейчас пойду в душ. Но когда я вернусь - ты уйдешь.
- Уйду, уйду. Не волнуйся!
Когда я вышел из душа портвейна уже не было, а Ленка уже пьяно щурилась с дивана.
- Тут тебе звонили...
- Ты взяла трубку?
- Я сказала, что ты занят, что...
- Отвечай... - моя речь стала непроизвольно отрывистой, я как будто выплевывал слова. - Отвечай! Кто? Мне! Звонил?
- Девушка. Картавит немножко.
Ленка захрипела - я мгновенно взял ее за горло:
- Что она сказала? А ты ей? Отвечай, ты, сука!
- Д-да... Н-нничего... Т-тебя... Спросила... И все...
Сейчас мне могла звонить только Катя. И как мне объяснять все это дерьмо? Как? Где найти такие слова, чтобы доказать, что я не предатель, что это пусть дикая, но случайность... Где?
Я сразу возненавидел Ленку. Ух, мразь... Я отпустил ее горло, она сразу плюхнулась на диван, перевела дыхание и немедленно ухватилась за сигарету.
- Хха.. - хохотнула она. - Бонд. Джеймс Бонд...
- Чего, чего?
- Да ничего... Обмануть меня хотел? Меня, бедную невинную девушку? Как же "оттуда"... Я вашего брата насквозь вижу, "кру-ты-е". Небось под сто семнадцатую хотел Володечку подвести?
У меня чуть волк с плеча не упал. Просекла, зараза! И сейчас пойдет вполне деловой разговор, на тему, какие романсы поют мои финансы... Ну что же... К такому повороту событий я готов.
- Сколько ты хочешь?
- Э нет, милый. Мне уже не деньги нужны.
- Не нужны? А что тогда? Может медаль тебе дать?
- Нет милый, лучше. Ты мне отдашь себя самого.
Я не поверил своим ушам:
- Ну мать... Ты точно опухла!
- Да ты не ершись...- Ленка совсем по-хозяйски развалилась в кресле и прошлась взглядом по пыльным углам. - А квартирка-то, вполне... Ничего... Эх, заживу!
- Сильно не заживись...
- Угрожаешь?
- Предупреждаю...
- Ну и зря. На этот раз ты действительно сам попался, Джеймс Бонд, хе-хе...
В борзости ей не откажешь. Один мой знакомый крестил подобные ситуации так "попадалово". И правда, действительно "попадалово". Эта стерва права - я действительно влип, попал, крепко-накрепко и всерьез. Поскольку менты уже провели четкую параллель между мной, Ленкой и незапланированной гибелью Соколова, я не мог ее и пальцем тронуть. Но идти на поводу у этой сучки я и не собирался:
- Значит так, коза щипаная. За деньгами тебе прямая дорога в город Обломинск, мы с тобой в принципе незнакомы и вообще... Двигай отсюда!
Как она оскалилась! Чуть сигаретный фильтр не перекусила. Но быстро опомнилась и злобно зашипела:
- Ты хорошо подумал?
- Я - да. А ты?
Она пьяно раздвинула ноги:
- За меня вот что думает...
Дальше я стал поступать очень нетактично: ухватил ее за шкварник и поволок к дверям. Ленка попробовала заорать, но тут же заработала здоровенного леща. Я выкинул ее за дверь, но еще долго не мог успокоиться, взять себя в руки.
Тут же позвонил Катерине, но она, услышав мой голос, сразу бросила трубку. Где-то под желудком холодело - сбывались мои самые паршивые прогнозы. Катя сейчас на взводе, я тоже, лучше переждать пока этот огонь перегорит, превратится в пепел. Я открыл новую бутылку портвейна и щедро угостил себя самого.
Нет, ну какова зараза эта Ленка! Подобрал, блин, на свою голову... Дубина из дубин - надо было сразу выставить ее взашей, не сидел бы, не мучился, не грыз самого себя. А Катя что сейчас думает? Что я... Нет, лучше не продолжать - это ужасно.
Я же почти прикончил бутылку, когда в дверь опять постучали. Встал со стула - заметно шатнуло. Не слишком твердым шагом подошел к двери:
- Кто?
- Откройте, милиция!
Вот уж, действительно - Бог троицу любит. На третий раз в дверях действительно оказались менты. Как и положено - с постановлением на обыск, понятыми, криками: "На пол! Руки за голову! Ноги шире! Еще шире!".
Для весомости аргумента один удар тяжелым армейским "берцем" в область детородных органов. Весомо! Очень весомо! Окажись удар чуть сильнее, о перспективе иметь детей мне можно было бы смело забыть навсегда.
Обыск разумеется не дал абсолютно никаких результатов, но на меня все же нацепили наручники и повезли в отделение.
Я только посмотрел на офицера, который должен был меня оформлять и сразу понял что к чему. Это был тот самый мордатый капитан, который принимал меня в первый раз, в аккурат после моих хулиганских выходок относительно ныне покойного мистера Соколова.
Капитан, между прочим, был заметно рад:
- Попался, гусь лапчатый! Теперь не отвертишься!
- Это почему это?
- Потому что теперь ты действительно сядешь, а статья у тебя... Гы, гы... Очень даже невеселая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14