А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Теперь Минь Хо выглядел довольным, словно ребенок в свой день рождения. Губы его разъехались в улыбке. Я наклонился и выстрелил ему в рот.
Времени у меня почти не оставалось, и, к сожалению, я не мог повернуть его вспять. Я очень хотел спасти Бернадетт, но все уже было в прошлом. Обтерев оружие, я вложил его в мертвые пальцы Минь Хо. Глядя на его довольное лицо, я подумал, что он одобрил мои действия. Затем я сфотографировал труп Минь Хо, убедившись, что тело Бернадетт не попадает в кадр, и обыскал комнату в поисках денег и документов. Деньги, а их было много, я забрал с собой, предварительно сунув ему в карман несколько купюр. Из-под подушки вьетнамца я вытащил золотые слитки. Картина должна выглядеть ясной и не вызывать никаких сомнений: убийство и самоубийство. Полиция любит простые дела. Я снова оглядел комнату. Сумка Минь Хо по-прежнему стояла на том месте, где я видел ее утром. Я взял и ее. У меня еще будет много времени, чтобы разобраться в ее содержимом.
Перед тем, как уйти, я в последний раз взглянул на Бернадетт. Она выглядела умиротворенной. На ее изумительно красивом лице застыло странное выражение полного избавления от всего. Она была похожа на Мадонну. Возможно, как раз сейчас она видела Господа. Я вышел в свою комнату и запер дверь.
48
Мардж попросила телефонистку набрать номер в Париже. Было воскресенье. Это не займет много времени, Клэй даже не заметит ее отсутствия, думала она, ожидая в обитой плюшем кабине, когда ее соединят. Это станет ее последним секретом. Секретом, который лишь поможет ее мужу.
Майк снял трубку. Голос его был ясным и отдохнувшим.
– Спасибо, что дождался, – сказала Мардж.
– Не за что, – ответил он. – В котором часу ты вылетаешь?
– Вот об этом я и хочу сказать. Я остаюсь.
– Что?
– Я остаюсь здесь. Тут очень многое происходит, и я не могу долго говорить. Я обо всем напишу.
– Что там, на Мальорке?
– Здесь, на Мальорке, Клэй, вот что. Я вновь нашла его.
– Ты нашла Клэя? – Майк был спокоен, но в голосе его она уловила удивление.
– Да, он со мной. Но не здесь – он не знает, что я тебе звоню. Он наверху, спит в моем номере. Я хочу, чтобы ты об этом знал. Ты очень многое для меня сделал. Точнее, для нас. Я никогда не забуду этого, буду помнить твою чуткость, доброту и заботу. Я теперь взрослая девочка, Майк. Ты помог мне найти силы в самой себе, и они помогут мне в новой жизни. Больше я не одинока, Майк. У моей истории – счастливый конец.
– Да, – произнес он. Он понимал, что Мардж хочет выговориться, и не стал мешать ей.
– Теперь я вижу, что была права относительно Клэя все это время…
– Он рассказал тебе о том, что произошло?
– Еще нет, Майк, но я все знаю. Со временем ты поймешь и меня, и Клэя, и мое решение остаться с ним здесь. Я должна дать ему это время. И дать время самой себе, чтобы привыкнуть к тому новому человеку, которым он стал. Я надеюсь, когда-нибудь мы встретимся все вместе и ты убедишься, что я была права. Хотя, если бы не ты, у меня бы ничего не вышло.
Майк молчал, и Мардж взглянула на часы. Ей надо было торопиться.
– Спасибо тебе за твою дружбу и доверие, Майк, – сказала она напоследок.
Может, она пьет, подумал Майк? Он хотел попросить Мардж, чтобы она не рассказывала Клэю об их связи. Мужчина никогда не поймет этого. Мы все – сущие дети, хотелось сказать ему, но он промолчал. Мардж не дождалась от него ответа и, поблагодарив его еще раз, повесила трубку.
Клэй сбежал по ступенькам. Вестибюль был забит людьми, но Мардж нигде не было видно. Ну ладно, позже он вернется или позвонит ей. На улице стояли два такси, и он прыгнул в одно из них. – Кафе «Ориенталь», площадь Борне, пожалуйста, – произнес по-испански Клэй.
Около кафе он вылез из машины и стал оглядываться в поисках Бернадетт, однако площадь была пуста. Было почти четыре часа, а он не знал, где находится салон красоты. Ему лучше подождать прямо здесь, в конце концов, можно купить газету и почитать, пока ее нет. Билеты на бой быков были у Бернадетт, так что они могли встретиться прямо на корриде. А Мардж в это время скорее всего слоняется по городу и, может быть, покупает для него одежду – он, наверное, выглядит сейчас как обломок кораблекрушения. Позже он позвонит ей и скажет, куда ей к нему подъехать, но сейчас нужно было дождаться Бернадетт. У нее были деньги, и она, очевидно, оставила свой багаж в том маленьком отеле, где они зарезервировали для себя места. Ехать туда смысла не было. Когда она появится, он все ей объяснит, растолкует, что должен вернуться в тот мир, которому принадлежит. Она все равно до конца жизни останется его лучшим другом и всегда может рассчитывать на его помощь.
В четверть пятого возле тротуара притормозило такси. На заднем сиденье располагался грузный мужчина – он был одет в твидовый костюм и, как показалось Клэю, смотрел на него. Вероятно, водителю было приказано остановиться именно здесь, поскольку машина замерла и больше не двигалась. Мужчина, похоже, размышлял, пытаясь принять какое-то решение. Клэй подумал, что он скорее всего зайдет в кафе. Широкое красное лицо казалось на удивление знакомым. К багажнику на крыше такси были привязаны два чемодана в наклейках.
Мужчина сидел в машине и рассматривал Клэя. Судя по тому, как он взглянул на часы, его поджимало время. Затем он тронул водителя за плечо, и, пронзительно взвизгнув резиной, машина развернулась и поехала в направлении аэропорта.
Жизнь полна удивительных совпадений, подумал Клэй. Прежде чем звонить Мардж, он решил заказать еще чашечку кофе и вдруг услышал звук тормозов. Такси вернулось – тот же самый автомобиль с тем же пассажиром. Он, как и прежде, сидел на заднем сиденье, не в состоянии что-то решить. И вдруг Клэя осенило. Он вскочил и снова сел. Это был тот самый человек, который следил за ними в Швейцарии, именно его Бернадетт заметила в ресторане в Кюсснахте. Сейчас он определенно собрался уезжать – к крыше был приторочен его багаж. У Клэя отлегло от сердца – теперь Бернадетт в безопасности, она им больше не нужна. Может быть, кто-то решил, что они оба погибли. Господи, как же хорошо быть живым, и его друг, Бернадетт, которую постоянно мучил страх, наконец избавится от всего этого! Она найдет где-нибудь для себя уголок, а он станет ей помогать. И Мардж – тоже. Теперь у него было будущее. И семья. Она поймет.
Теперь уже ничто не имело значения. В его распоряжении была вся жизнь. По пути к Мардж он позвонит в отель и оставит записку для Бернадетт. Он сообщит ей, что все уладилось. Если англичанин уезжал, значит, охота за ней закончилась, а его проблемы не имели и не могли иметь никакого значения, это уже были мелочи. Он скажет им, что временно спятил. Самое главное, что все уже позади. С ними он справится и, что еще более важно, справится с самим собой. Бернадетт была права, он – тот, кем его сделали воспитание, образование и карьера. Он – Клэйтон Уэйн-Тернер, полковник ВВС или уже – нет. Его душа пела от радости, когда он заказывал еще одну чашку кофе. Безопасность Бернадетт значила для него все, и теперь наконец на этот счет можно было не беспокоиться. Как прекрасна может быть жизнь, когда ты счастлив! Она, наверное, сердится за то, что он опаздывает, но она поймет его. Она всегда понимала его в конце концов. Он решил подождать еще немного – так, на всякий случай, если она все-таки появится.
Все это время мужчина, сидевший в такси, не сводил с него глаз. Наконец он что-то сказал водителю и распахнул дверцу. Выгрузив из машины свое тучное тело, он приблизился к Клэю.
– Меня зовут Блумфилд, – представился мужчина, подойдя к столику. В ответ Клэй улыбнулся.
– Не хотите ли присесть?
– Нет. Пойдемте со мной, – ответил незнакомец.
Майк Картер, находившийся в Париже, не был ни уязвлен звонком Мардж, ни потрясен тем, что услышал от нее. Он оглядел свой кабинет. Форма, висевшая на двери, и желтый лист его выпускного аттестата – на стене словно призывали его выполнить служебный долг. Ему почудилось, что где-то далеко, на каком-то забытом плацу кто-то отрывисто выкликает его имя и служебный номер. Барабанная дробь звучала в его мозгу отчетливо и громко.
Он поднялся с кресла и прошелся по кабинету. Там, за его окнами, улицы были заполнены ордами издерганных, одуревших от воскресной езды водителей, воздух то и дело разрывали короткие нетерпеливые гудки. Майк вернулся к письменному столу и сел. Его растерянность улетучилась, он знал, что Майк Картер – человек и полковник Картер – одно и то же лицо. Он больше не гордился собой, не стыдился самого себя, он теперь знал свое место и свой долг.
Майк поднял трубку, чтобы позвонить в Лондон. В окно упали длинные тени и протянулись через всю комнату. Теперь, когда его вахта закончена, он поедет домой. Он вылетит завтра, а потом, может быть, пройдется по магазинам, может быть, надолго уйдет в отпуск.
Теперь он знал, что некоторые были рождены, чтобы командовать, а некоторые – чтобы повиноваться. Огромное чувство облегчения охватило Майка, пока он ждал ответа из Лондона – по воскресеньям никто не желает торопиться. Все, что ему оставалось сделать, это указать пальцем и ждать, когда свершится правосудие.
Затем на другом конце провода послышался знакомый строгий голос, и Майку подумалось, что, в конце концов, это не было провалом. Он относился к тем людям, которые кое-что умеют.
49
Как быстро опускаются сумерки в конце лета! Пожалуй, так же быстро, как летит время под конец человеческой жизни. Не то, чтобы я был пессимистом, скорее – реалист. И сразу после захода солнца здесь становится холодно. Скоро сюда потянется молодняк и те, кто себя таковым считает. В кафе начнут подавать больше спиртного, нежели кофе, и юбки станут значительно короче. Некоторые наденут пиджаки от вечерних костюмов, бабочки и джинсы. Я не могу подстраиваться под эту моду, но она мне нравится. В мое время все было гораздо более официально.
Приезжая сюда, люди всегда надевают все самое лучшее. Я живу здесь уже много лет. Это место – рай для тех, кто любит понаблюдать. Я уже узнаю тех, кто появляется здесь из года в год. Удивительно, как вульгарно выглядят многие нормальные люди, оказываясь на отдыхе, они одеваются так, словно решили никогда больше не возвращаться домой. Кто-то становится богаче, кто-то – беднее, но все неизменно стареют. И тогда кто-то перестает приезжать сюда, и вместо них появляются другие.
Порт Банус, похоже, никогда не исчерпает себя и не потеряет своей привлекательности. Я уже успел превратиться в непременную принадлежность этого места, вернулась и моя старая кличка – Бульдог Блумфилд. Наверное, я рассказал о ней кому-то, вот она и прилипла ко мне вновь. Уж не помню, кому и когда. Только что приехал мой слуга Пепе, он привез мне мой старый твидовый пиджак и помог надеть его. Теперь он мне уже велик, но я храню его, поскольку именно он был на мне в тот день, когда я впервые увидел Бернадетт. Я попросил Пепе заехать чуть позже, сказав ему, что я еще не закончил дела. Пепе посмотрел на меня, как на сумасшедшего. «Какие дела?» – спросил он меня, но я ответил, что его это не касается. Так, бывало, говаривал Минь Хо.
Все они уже были по ту сторону: и Бернадетт, и Минь Хо, и Патель. Только я все еще здесь и наконец-то обо всем рассказал. Почти обо всем. Мой слуга Пепе уехал, пробурчав, что в следующий раз ему, возможно не удастся припарковаться в этом месте. Меня ведь надо вкатывать в машину, но Пепе не имеет ничего против того, чтобы толкать мою коляску. Меня тут хорошо знают: многие машут рукой и спрашивают о моем самочувствии, и кое-что из этого радушного отношения перепадает Пепе. Испанцы очень общительны. Тут не обязательно быть богатым, умным или красивым. Все, что вам нужно, это нравиться людям, быть «симпатико», как они говорят. Он сказал, что отвезет меня, но сегодня я чувствую внутри себя удивительное облегчение, прилив сил. Думаю, я доберусь сам.
В тот день, когда я подошел к портье со своими чемоданами и сумкой Минь Хо, никто не сказал мне ни слова. В полицию я решил сообщить с дороги. На улице, как я и просил, меня ждало такси, все подошли к дверям, чтобы сказать мне «adios».
Аэропорт Пальмы находился на другой стороне острова, но кафе «Ориенталь» притягивало меня словно магнитом, и я попросил водителя отвезти меня туда. Может, я думал, что ничего не произошло, или надеялся увидеть там Бернадетт, по-прежнему сидящую за столиком, как королева? Нет, я возвращался туда из-за американца, из-за Клэя. Я не был уверен, что он окажется там, но подсознательно чувствовал, что так оно и будет. У них наверняка было назначено там свидание, но он опаздывал или что-то в этом роде. Я узнал его мгновенно. Он сидел, как мне показалось, за тем же самым столиком, откуда Минь Хо увел Бернадетт.
Клэй выглядел именно таким, каким я его помнил, или, точнее, представлял. В тот, первый раз в Швейцарии я смотрел только на нее. Он же казался огромным и был похож на кинозвезду. Меня вдруг потянуло к нему, будто он был моим старым другом. Мы оба потеряли очень близкого человека, но он еще не знал об этом. Мне захотелось подойти к нему и рассказать, что я только что видел ее смерть, но вместо этого я просидел в такси еще целых пять минут. Подойти – не подойти? Он выглядел озабоченным. Наконец я решил, что у меня нет времени, чтобы играть роль вестника печали. Мне нужно было улетать. Тронув водителя за плечо, я велел ему ехать. Мы развернулись, и когда трехполосный проспект закончился, я вновь тронул его плечо:
– Кафе «Ориенталь», – попросил я. Я знал, что мне делать. Взглянув на меня, водитель постучал по часам, но я решительно повторил: – Кафе «Ориенталь», – и откинулся на сиденье. Тогда он затормозил, развернул машину и поехал обратно. Оказавшись возле кафе, я выбрался из машины, велел шоферу дожидаться и направился прямо к Клэю.
– Полковник, – сказал я, – меня зовут Блумфилд.
– Привет, – ответил он и предложил мне сесть. Я играл какую-то роль. Я был кем-то другим. Я не мог быть никем в тот момент. Сцена, которую я только что наблюдал, опустошила меня, и я никогда не узнаю, что заставило меня остаться здесь. Он смотрел на меня. Он, должно быть, понимал, что что-то не так. Он определенно не боялся меня.
– Кем бы вы ни были, вы выглядите так, будто увидели привидение.
– Пойдемте, полковник. Пойдемте со мной.
– Куда? – спросил он, лицо его не покидала дружелюбная улыбка.
– Поедем к Бернадетт, – ответил я.
Он подскочил, словно подброшенный пружиной.
– Вы знаете, где Бернадетт?
– Да.
– С ней все в порядке?
– Лучше не бывает. – Мне казалось, что я начал бредить. Сердце мое стучало, как молот. – Вы любите ее? – Сам не знаю, почему и как у меня вырвался этот вопрос.
– Конечно, я люблю ее. Она – мой лучший друг. Мой единственный друг. С ней… все в порядке?
– Увидите, – ответил я.
Теперь мужественное лицо Клэя выглядело встревоженным, он кусал ногти. Он хотел было что-то сказать, но я приложил палец к губам, и он умолк. Приехав в отель, мы подошли к портье, и я попросил ключ, объяснив, что забыл кое-что в номере. Гостиничный персонал слушал какую-то радиопередачу – трансляцию с футбольного матча или что-то еще. Мы вошли в лифт, и наступила тишина. Я буквально кожей ощущал охватившее его нетерпение. Он следовал за мной, словно ребенок.
Войдя в свою комнату, я открыл дверь между номерами и прошел через нее. Она была незаперта. Клэй стоял позади меня, так близко, что мы как бы слились в одно существо. От моего толчка дверь открылась, и я указал пальцем на кровать. Клэй судорожно глотал воздух, он был бледен и недвижим, как мраморная статуя уставшего воина. В комнате ничто не изменилось. Бернадетт лежала на спине, а Минь Хо, с пистолетом в окоченевших пальцах, по-прежнему улыбался. Его глаза смотрели на нас.
– Что здесь произошло? – спросил Клэй. На его лице была написана вся боль Вселенной.
– Скоро я все расскажу, – отозвался я. – Я хотел, чтобы вы видели… – Я не мог говорить. Я пытался вытащить его из комнаты, но он был гораздо сильнее меня. Он вырвался из моих рук и бросился к кровати. Он сел рядом с ней, глаза его были беспомощны, они, казалось, отказывались смотреть на тело девушки. Взгляд Клэя обежал комнату, ненадолго задержался на мне, Минь Хо, на потолке, но посмотреть на нее он не решился, как будто все еще надеялся, что это – страшный сон. Мне уже приходилось видеть такое выражение у тех, кто приходил, чтобы опознать тело близкого человека. Это – выражение глаз бывает у людей, которые молят Бога, чтобы произошла ошибка. А затем к нему снова вернулось мужество. Я буквально ощущал исходившую от него силу, когда он заставил себя посмотреть на то, чего не должно было быть. Он склонился над Бернадетт, взял в руки ее лицо и стал смотреть в него с невыразимой скорбью. Он пытался справиться с чем-то внутри себя, затем прошептал ей какие-то слова и зарыдал. Мне никогда до этого не приходилось видеть, как плачет взрослый мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32