Здесь выложена электронная книга Прощальный ужин автора по имени Лене Паскаль. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Лене Паскаль - Прощальный ужин.
Размер архива с книгой Прощальный ужин равняется 134.94 KB
Прощальный ужин - Лене Паскаль => скачать бесплатную электронную книгу
Паскаль Лене: «Прощальный ужин»
Паскаль Лене
Прощальный ужин
OCR Larisa_F
«Лене Паскаль. Последняя любовь Казановы. Романы»: Молодая гвардия; Москва; 2002
ISBN 5-235-02532-6 Аннотация В новую книгу всемирно известного французского прозаика Паскаля Лене вошли романы «Прощальный ужин», «Анаис» и «Последняя любовь Казановы». И хотя первые два посвящены современности, а «Последняя любовь Казановы», давший название настоящей книге, – концу XVIII века, эпохе, взбаламученной революциями и войнами, все три произведения объединяют сильные страсти героев, их любовные терзания и яркая, незабываемая эротика. Паскаль ЛенеПрощальный ужин I Память подсказывает мне, что тогда была весна. Каждую весну у меня за окном в створке ставня устраивала себе гнездо одна шумная воробьиная пара. По утрам я просыпался очень рано – то ли от их непрестанного чириканья, то ли оттого, что комната внезапно озарялась ярким утренним светом, поскольку мои маленькие квартиранты на протяжении трех месяцев заставляли меня держать жалюзи открытыми.Я любил, сидя за своим рабочим столом, наблюдать за их деловитой суетой. Мне всегда казалось, что столь легковесные создания должны прилагать невероятные усилия, чтобы существовать. Замри они хоть на мгновение – и сразу станет очевидно, что это всего лишь снежные хлопья, которые мгновенно растают, стоит им коснуться земли.Я как раз следил за воробьями, когда раздался звонок в дверь. Кроме меня, дома никого не было. Скорее всего, это был четверг, и, как обычно по четвергам я, должно быть, изнемогал от скуки над набившими оскомину загадками какого-нибудь латинского перевода. Я пошел открывать.Ни гостей, ни писем я не ждал. Прихожая утопала во мраке. Я подумал, что это «заглянул поздороваться» отец, как он имел обыкновение делать, когда знал, что моей матери, его извечного врага, нет дома. Я не стал зажигать верхний свет: освещать пустое место не стоит, даже из вежливости. Машинально потянул на себя дверь.Мне бы хотелось лучше помнить это первое мгновение, как хотелось бы помнить, скажем, момент своего рождения, но в памяти у меня осталось только исходившее от нее сияние, которое меня, как говорится, ослепило. Только гораздо позднее, уже через несколько недель, я осмелился, наконец, посмотреть на нее и увидел, что она высокого роста, что она блондинка и очень хороша собой. Еще позже мне было дано разглядеть ее лицо, ласковый от природы взгляд, который вызвал во мне такую сильную робость своей естественной нежностью, что еще долго-долго после того четверга я не мог поднять на нее глаз без ощущения, что я разглядываю ее помимо своей воли. (Глазам того, кому вот так, однажды, встречается Красота, открывается книга Судеб; перед ним в одно мгновение развертывается история его будущей жизни, история, написанная на языке, где каждое слово столь исполнено смыслом и показывает истину в таком ослепительном свете, что ни одно человеческое существо не в силах расшифровать даже первой фразы этого писания.)Потом ощущение времени вернулось ко мне, и я с удивлением узнал голос тети Ирэн: «Ну что ты стоишь как вкопанный! Дай же нам войти!» Я посторонился, чтобы пропустить ее: какое-то мгновение мои движения оставались так же далеки от естественных человеческих жестов, как движения заводной куклы на музыкальной шкатулке.На тете Ирэн было изумрудно-зеленое платье и шляпа с перьями. Она решительно не умела одеваться, моя нарядная и сверкающая, словно нарисованная для малышей фея, добрая, простодушная тетушка, которую, казалось бы, я так хорошо знаю и которая вызывала у меня снисходительную улыбку даже тогда, когда я был еще ребенком, но которая вдруг превратилась, вопреки всем законам логики, в настоящую волшебницу, сотворившую у меня в прихожей самое восхитительное чудо.– А что, матери нет дома? – спросила она, уверенно толкая дверь в гостиную.Я даже не подумал ей отвечать. Из моего горла, похоже, не вырвалось ни звука. Впрочем, тетю Ирэн это мало заботило: она и так знала, что днем матери дома не бывает. Тетя пришла, чтобы вернуть какую-то книгу. Она брала читать романы из нашей библиотеки.– Оно могло бы и подождать, – призналась она, – но раз уж я случайно проходила мимо…В том оглушенном состоянии, в которое повергли меня изумление и уже счастье, такое случайное совпадение показалось мне не более и не менее странным, чем необычайная предусмотрительность, надоумившая тетю захватить с собою книгу. Похоже, феи обладают способностью угадывать будущее или даже немножко мастерить его. Тетя тем временем успела вручить мне томик, дабы я поставил его на место, и направилась к выходу, и, значит, сопровождавшее ее лучезарное создание должно было вот-вот исчезнуть, а я все стоял, не имея представления, что могло бы этому помешать, поскольку не знал никаких творящих чудеса слов.Так что тетя Ирэн, уже успевшая дойти до двери, сама повернулась ко мне и произнесла все тем же деланно непринужденным тоном, каким утверждала, что «случайно» проходила мимо:– Да, я же не представила тебе Эллиту.Нет, она не представляла мне эту «малышку Эллиту», гувернанткой которой являлась столько лет, сколько я себя помню, и чье имя отождествлялось в моем сознании с девчушкой, повторявшей правила грамматики или зубрившей таблицу умножения. (Таким образом, мне и в голову никогда не приходило, что эта вечная девочка учит основы орфографии и арифметики уже, пожалуй, добрых двенадцать лет: она выросла, если можно так выразиться, украдкой, причем этот потаенный процесс был тем более незаметен, что тетя Ирэн вообще избегала говорить у нас о своей работе «гувернантки» – дабы пощадить чувствительный слух маман, которая находила ее положение унизительным, сравнимым с положением прислуги.)Девушка улыбнулась мне. Я почувствовал, как ее взгляд мягко обволакивает меня, словно какую-нибудь зверушку, которую ей дали подержать, и помимо собственной воли поддался этой буквально сразившей меня нежности.Я даже не пытался скрыть своего волнения, которое, возможно, делало меня смешным в глазах Эллиты, так как в этот первый момент я думал о том, чтобы покорить ее никак не больше, чем о том, чтобы слетать когда-нибудь на Луну. Я неловко взял протянутую мне руку, скорее, едва дотронулся до нее, удивленный и как-то встревоженный тем, что эта рука оказалась вполне досягаемой. Девушка, конечно, заметила мое волнение. Вероятно, что-то в ней угадало неистовство моих чувств. И в ее глазах на миг снова появилось все то же нежное, подобное воркованью голубя свечение. То были мое первое счастье и моя первая любовь.
Я был в том возрасте, когда мужчины охотно хвастают своими любовными приключениями и успехами, но готовы скорее умереть, чем обнаружить или хотя бы просто признаться самим себе в настоящем большом чувстве: я словно пытался скрыть от себя свою собственную любовь даже тогда, когда, предавая себя во власть упоительных бессонниц, взывал к образу покорной Эллиты с надеждой, что на протяжении всей ночи она будет слышать мой голос.Моя комната с полосатыми желто-коричневыми обоями, неказистым шкафом, коротенькими цветастыми занавесками и, наконец, с заменившим мне письменный стол карточным столиком, зеленое сукно которого, покрытое чернильными пятнами, превратилось в своеобразную огромную промокашку, казалась не слишком подходящим местом для визитов моей любимой. Однако ничего другого вместо этой банальной и безвкусной обстановки моего детства, которую я словно впервые увидел, оценив крохотные размеры комнаты и разношерстность мебели, у меня не было, не было даже в мечтах.Обстановка являлась детищем моей матери, у которой, конечно же, и в мыслях не было, что этой комнате школьника суждено стать в один прекрасный день пристанищем воображаемых, неземных и целомудренных любовных утех ее увальня-сына. Приходилось заботиться прежде всего о «пользе»: у стены стоял стеллаж для книг и словарей, а мой стол был снабжен большой лампой, какие бывают у чертежников – чтобы я не «ломал» глаза, делая уроки. Единственным украшением комнаты были какое-то зеленое растение, которое уже на протяжении нескольких лет все росло и росло, выбрасывая время от времени то тут, то там большие резинистые листья, обрамлявшие теперь окно своей нещедрой пышностью, да пара английских гравюр по обе стороны от моего изголовья, одна из которых называлась «Отъезд дилижанса», другая – «Охота на лису».Маман терпеть не могла, когда Ирэн начинала рассказывать о своих «хозяевах». Она делала вид, что относится к своей несчастной сестре, некогда оставленной мужем, как к «бедной родственнице». При этом, однако, унизительное положение тети Ирэн не должно было выходить за рамки приличия, чтобы не нанести ущерба престижу нашей семьи и ее безупречной репутации в квартале. Поэтому обычно говорилось, что моя тетушка «преподает», чем давалось, насколько это возможно, понять, что она работает в какой-то школе или принимает учеников «на дому». Но поскольку Ирэн была несносной болтушкой, ничто на свете не могло помешать ей с восторгом описывать роскошь особняка Линков, где отведенная ей комната была почти такой же большой, как наша гостиная. Так я услышал о просторном вестибюле («Зеркальная галерея, только размером поменьше!») и о мраморной лестнице («Если бы она была из розового мрамора, она была бы еще лучше!»), о салоне в стиле Людовика XVI («На всем, вплоть до самого маленького столика, стоят фамильные вензеля»), о музыкальном салоне (с «подлинным» клавесином) и о сотне других чудес, благодаря которым особняк Линков превращался в настоящий королевский дворец («И все-таки жаль, что там нигде нет розового мрамора»): раньше все эти богатства оставляли меня тем более равнодушным, что я знал за моей тетушкой склонность к преувеличениям, но после знакомства с Эллитой тетушкины описания стали всплывать у меня в памяти и, взаимодействуя с моей любовью, рождали во мне своеобразное яркое и болезненное чувство преклонения перед идеальной гармонией и недосягаемой красотой.Вынужденно позволяя обнаружить моей возлюбленной, насколько скромно и тривиально мое существование, я, однако, не мог отказать себе в удовольствии мысленно пригласить ее в нашу маленькую квартирку на площади Перер, в свою жалкую комнатушку, где злоупотреблял ее незримым присутствием, собственно говоря, лишь в той мере, в какой делал ее невольным свидетелем мельчайших фактов и событий моей жизни. И вот, озаренные взглядом Эллиты, самые будничные мои дела складывались в героическую биографию, а сама скромность окружающей обстановки становилась составной частью образа, который я старался создать, чтобы очаровывать свою любимую: трудясь за столом для бриджа над самой что ни на есть заурядной задачей по алгебре, я строил из себя нового Ньютона, угадывающего секреты Вселенной, и предметы, которые меня окружали, становясь причастными к моей славе, сами тоже как бы обретали некую красоту: я рассматривал с уважением и чуть ли не с восхищением свою старую лампу на шарнирной стойке (голенастую птицу, обычно поклевывающую червяков моего паршивого почерка и слизняков из красных чернил, которыми преподаватель латыни обводил мои варваризмы), поскольку отныне она освещала озарения и трепет чистейшего гения. Одним словом, я становился идиотом и, очевидно, был достаточно нелеп в своем стремлении придавать «благородство» буквально всем мгновениям, наполнявшим мои сутки: я величаво ел, с достоинством старался даже спать, в общем, жил с сознанием своей значимости. Я походил на тех сумасшедших, которые не ходят, а выделывают ногами сложные танцевальные па. Вся моя жизнь, можно сказать, стала чем-то вроде старинного испанского танца «павана», исполняемого мною для Эллиты.Прошло более недели с момента нашей встречи, но я был так полон Эллитой, находился в таком приподнятом настроении, словно озаренный ее ослепительным появлением, что понадобилось какое-то время, прежде чем я заметил ее отсутствие. И вдруг я понял, что ее нет, осознал, что не видел ее уже много дней, а лишь мечтал о ней, что ее жизнь все это время шла без меня, при том, что я-то весь уже принадлежал ей. И хотя было естественно предположить, что она отнюдь не думает обо мне каждую минуту, что мой образ вовсе не преследует ее повсюду, что он не запал ей в душу как запал ее образ в мою, я все же воспринял ее отсутствие как некое предательство. Я находил, что, отказываясь любить меня, она ведет себя легкомысленно: неужели она не слышит, что я разговариваю с ней по ночам?Это подобие гнева совсем недолго скрывало от меня вполне очевидную истину и горечь моего одиночества: Эллита не слышала не только моих упреков, но и моих признаний в любви. Совсем как те ясновидцы, которым являлись Христос или Дева, я рисовал себе картины сказочного будущего, озаренные видением, возникшим всего на несколько секунд. Я просто-напросто был сумасшедшим.– Ты что же, никогда не ходишь на концерты? – с упреком в голосе спросила меня тетя Ирэн. – А еще учишься играть на фортепиано! Вот Эллита не играет ни на одном инструменте, а абонемент себе на Паделуповские концерты купила.Считается, что феи обычно исполняют лишь три желания, и хотя моя фея приходилась мне родственницей, я из осторожности решил не упускать ни одного из тех шансов, которые могли мне выпасть, тем более что тетушка Ирэн, несмотря на ее шляпу с перьями и странные манеры, несомненно, была не слишком опытной волшебницей, и потому я вовсе не был уверен, что она сможет творить чудеса бесконечно.В воскресенье я с отменной пунктуальностью явился на своеобразное свидание, которое, быть может, моя счастливая звезда, во всяком случае мое воображение назначило мне на тротуаре улицы Фобур – Сент-Оноре, перед огромными стеклянными дверями зала Плейель. Я пришел на полчаса раньше, чтобы не пропустить ту, о которой мечтал денно и нощно и которую моя страсть наделила чертами такой невиданной красоты, что я в конце концов забеспокоился, сумею ли ее узнать. Но тогда я еще не был знаком с привычками любителей музыки и, увидев кишащий народом тротуар, с досадой обнаружил, что у сотен других смертных назначена встреча с судьбой на том же месте и в тот же час, что и у бедного Эллитиного воздыхателя.Напрасно я обшаривал взглядом большой холл, где теснилась чертовски густая толпа из множества неразличимых лиц, толпа, образовавшая передо мной своего рода затор из людей. Оркестр уже настраивал инструменты, когда я, словно наказанный двухчасовым стоянием в углу ребенок, покорился судьбе и занял свое место в середине партера, надеясь вопреки всему, что какой-нибудь невероятный случай позволит мне заметить очаровательное личико Эллиты где-то рядом со мной (или далеко от меня, ибо я был согласен на любые уступки), но обнаружил, что меня окружают лишь враждебные затылки и безнадежно непрозрачные головы.Зал еще не кончил аплодировать последней пьесе, а я уже снова занял свой пост на тротуаре, твердо решив, что никто не покинет этого места без моего ведома: я готов был пересчитать по одному всех обитателей нашей планеты. Но публика хлынула из зала, как вода, смывающая плотину, и это стихийное бедствие вынесло меня на середину шоссе: Эллиты не было в том потоке чужих лиц, где только что потонула моя последняя надежда встретиться с нею сегодня. Мне не оставалось ничего иного, как вернуться домой, в уготованный мне судьбою уголок огромного мира, отныне лишенного счастья.Я обернулся в последний раз перед тем, как спуститься в метро, подобно осужденному, который пытается еще секунду полюбоваться солнечным светом, прежде чем навсегда сгинуть в своей темнице. Несколько человек еще не ушли и болтали возле закрытых дверей зала Плейель. Мне захотелось вернуться – не в надежде найти там Эллиту, а просто потому, что я не мог заставить себя спуститься по ступенькам метро, уйти с этого тротуара, который, несмотря ни на что, хранил тень, либо аромат, либо след моей любимой. Наверное, нужно такое же исключительное мужество, чтобы сжечь последнее письмо той, которая покидает тебя, даже если в нем нет ничего, кроме приводящих в отчаяние равнодушных слов, потому что тебе кажется, будто это письмо все же является связующей нитью между вами, и ты будешь перечитывать снова и снова строки, нехотя набросанные той, которая уже и не вспоминает о тебе, не в силах признать, что в них нет ничего, кроме твоего одиночества. Я вдруг понял, как был счастлив последние несколько дней. Я даже пожалел о том, что хотел увидеть Эллиту: ведь этим я так или иначе испортил свою мечту о ней. Мое счастье состояло в том, чтобы представлять себе нашу встречу, которая становилась с каждым днем и тем более с каждой ночью все прекраснее от того, что снова и снова откладывалась, проецируясь в неопределенное будущее.
Прощальный ужин - Лене Паскаль => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Прощальный ужин автора Лене Паскаль дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Прощальный ужин у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Прощальный ужин своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Лене Паскаль - Прощальный ужин.
Если после завершения чтения книги Прощальный ужин вы захотите почитать и другие книги Лене Паскаль, тогда зайдите на страницу писателя Лене Паскаль - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Прощальный ужин, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Лене Паскаль, написавшего книгу Прощальный ужин, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Прощальный ужин; Лене Паскаль, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн