Она с трепетом спрашивает у открывшей дверь служанки, не забыла ли мадам Кюри о том, что назначила ей свидание. Этого свидания она добивается уже несколько лет.
Миссис Мелони принадлежит к все возрастающему числу людей, которых восхищает жизнь и работа Мари Кюри. А так как американская идеалистка вместе с тем и известный репортер, то изо всех сил стремилась приблизиться к своему кумиру.
После нескольких просьб об интервью, оставшихся без ответа, миссис Мелони поручила одному своему другу-физику передать Мари последнее умоляющее письмо.
«…Мой отец, врач, всегда говорил мне, что нельзя умалять значение людей. А на мой взгляд вы уже двадцать лет играете выдающуюся роль, и мне хочется повидать вас только на несколько минут».
На другой день Мари приняла ее у себя в лаборатории.
«Дверь отворяется, – напишет позже миссис Мелони, – и входит бледная, застенчивая женщина с таким печальным лицом, какого мне еще не приходилось видеть. На ней черное платье из хлопчатобумажной материи. На ее прекрасном, кротком, измученном лице запечатлелось отсутствующее, отрешенное выражение, какое бывает у людей, всецело поглощенных научной работой. Я сразу почувствовала себя непрошенной гостьей.
Я стала еще застенчивее, чем мадам Кюри. Уже двадцать лет я профессиональный репортер, а все-таки растерялась и не смогла задать ни одного вопроса этой беззащитной женщине в черном хлопчатобумажном платье. Я пыталась объяснить ей, что американцы интересуются ее великим делом, старалась оправдать свою нескромность. Чтобы вывести меня из замешательства, мадам Кюри заговорила об Америке.
– В Америке около пятидесяти граммов радия, – сказала мне она. – Четыре в Балтиморе, шесть в Денвере, семь в Нью-Йорке… – она перечислила все остальное, назвав местонахождение каждой частицы радия.
– А во Франции? – спросила я.
– У меня в лаборатории немного больше одного грамма.
– У вас только один грамм радия?
– У меня? О, у меня лично нет ничего. Этот грамм принадлежит лаборатории.
…Я заговорила о патенте, о доходах, которые обогатили бы ее. Она спокойно ответила:
– Радий не должен обогащать никого. Это – элемент. Он принадлежит всему миру.
– Если бы имелась возможность исполнить ваше самое заветное желание, что бы вы пожелали? – спросила я безотчетно.
Вопрос был глупый, но оказался вещим.
…В течение этой недели я узнала, что товарная цена одного грамма радия сто тысяч долларов. Узнала также, что новой лаборатории мадам Кюри не хватает средств для настоящей научной работы и весь ее запас радия предназначен для изготовления трубок с эманацией для лечебных целей».
Можно себе представить, как это ошеломило американку! Миссис Мелони лично посещала и потому знает прекрасно оснащенные лаборатории Соединенных Штатов, вроде лаборатории Эдисона, похожей на дворец. Рядом с этими грандиозными сооружениями Институт радия, новый, приличный, но построенный в скромных масштабах французских университетских зданий, кажется жалким. Миссис Мелони знакома и с питтсбургскими заводами, где перерабатывают руду, содержащую радий. Она помнит черные столбы дыма над их трубами и длинные поезда, груженные карнотитом, содержащим драгоценное вещество…
И вот она в Париже, в бедно обставленном кабинете, с глазу на глаз с женщиной, открывшей радий. И она спрашивает:
– Что бы вы пожелали?
Мадам Кюри спокойно отвечает:
– Один грамм радия для продолжения моих исследований, но купить его я не могу. Радий мне не по средствам.
У миссис Мелони возникает блестящий проект: пусть ее соотечественники подарят мадам Кюри грамм радия. По возвращении в Нью-Йорк она пытается убедить десять богатых семейств, десять миллиардеров, дать по десяти тысяч долларов, чтобы сделать этот подарок. Но безуспешно. Нашлись только три мецената, готовые сделать такой жест. Тогда она подумала: «Зачем искать десять богачей? Почему не открыть подписку среди всех американских женщин?»
Миссис Мелони создает комитет, куда входят миссис Уильям Вог Муди, миссис Роберт Г. Мид, миссис Николас Ф. Брэди, доктор Роберт Эйбб и доктор Фрэнсис Картер Вуд. В каждом городе Нового Света она организует национальную подписку в «Фонд Мари Кюри». Не прошло и года со времени ее свидания с «женщиной в черном хлопчатобумажном платье», как она пишет Мари Кюри: «Деньги собраны, радий – Ваш!».
Американки оказывают Мари щедрую помощь, они любезно, дружески спрашивают: «Почему бы Вам не приехать к нам? Нам хочется с Вами познакомиться».
Мари колеблется. Она всегда боялась толпы. Ее страшит парадность и торжественность предстоящей поездки в Америку, страну, столь жадную до мировых сенсаций.
Миссис Мелони настаивает. Отметает все возражения.
– Вы говорите, что не хотите расставаться с дочерьми? Мы приглашаем Ваших дочерей. Вас утомляют торжественные приемы? Мы составим наиболее разумную программу. Приезжайте! Мы обеспечим Вам прекрасное путешествие, а грамм радия будет передан Вам в Белом доме самим президентом Соединенных Штатов.
Мадам Кюри тронута. Превозмогая страх, она впервые за пятьдесят четыре года своей жизни соглашается на неизбежные последствия большой официальной поездки.
Ее дочери в восторге от предстоящего путешествия и готовятся к отъезду. Ева заставляет мать купить одно или два новых платья и убеждает оставить в Париже свои излюбленные одеяния – потрепанные и выцветшие. Все суетятся вокруг мадам Кюри. Газеты описывают церемонии, ожидающие мадам Кюри по ту сторону Атлантического океана, а общественные организации ломают голову, что сделать, чтобы Мари Кюри прибыла в США в ореоле почетных званий, достойных ее известности. Американцам трудно понять, почему мадам Кюри не член Французской академии наук, по меньшей мере странно, что она не награждена орденом Почетного легиона. Ей спешно предлагают крест Почетного легиона, но Мари вторично отказывается от него. Позже она попросит наградить этим орденом миссис Мелони.
Двадцать седьмого апреля 1921 года по инициативе журнала «Я знаю все» был устроен в Большом оперном театре прощальный вечер в честь Мари Кюри и в пользу Института радия.
Леон Верар, профессор Жан Перрен и доктор Клод Рего произносят речи. Затем следует художественная программа, в которой принимают участие известные актеры и музыканты, приглашенные организатором художественной части Саша Гитри. В ней выступают и престарелая Сара Бернар, и Люсьен Гитби.
Спустя несколько дней мадам Кюри уже на борту «Олимпика». Обе дочери едут вместе с ней. На трех женщин, на весь их гардероб только один чемодан, но сами они занимают самую роскошную каюту на пароходе. Мари, как простая крестьянка, инстинктивно делает гримасу по поводу чересчур пышной обстановки и слишком изысканных блюд. Она запирается у себя на ключ, чтобы избавиться от назойливых людей, и пытается забыть о своей официальной миссии, вызывая в памяти свою скромную и спокойную повседневную жизнь.
Мадам Кюри – мадам Жан Перрен, 10 мая 1921 года.
«Дорогая Генриэтта, на пароходе я нашла письмо от Вас. Оно успокоило меня, так как я с неохотой покидала Францию ради этой далекой поездки, так мало соответствующей и моим вкусам, и моим привычкам.
Плавание мне не понравилось: море было угрюмое, мрачное и бурное. Я не страдала морской болезнью, но меня точно оглушило, и большую часть времени я проводила у себя в каюте. Дочери, видимо, были довольны. Сопровождавшая нас миссис Мелони всячески старалась их приручить. Это такой хороший, дружественно расположенный человек, какого можно себе только представить.
…Я думаю о Ларкуесте, о том, как хорошо мы будем про' водить там время среди своих друзей; о нашем саде, куда Вы придете, чтобы побыть спокойно несколько часов; о синем, кротком море, которое мы все так любим, гораздо более приветливом, чем этот холодный и безмолвный океан. Думаю и о том, что Ваша дочь ожидает ребенка и что он будет самым юным членом нашего дружеского сообщества, первым представителем нового поколения. После него народится, я надеюсь, еще много детей наших детей…»
В дымке солнечного дня показывается стройный, смелый по архитектуре Нью-Йорк. Миссис Мелони предупреждает Мари, что ее поджидают журналисты, фотографы и кинооператоры. Огромная толпа на пристани ждет прибытия ученой. Любопытные шли пять часов пешком, чтобы увидеть ту, которую заголовки в газетах называют «благодетельницей рода человеческого». Виднеются батальоны девочек-скаутов и студенток, делегация от трехсот тысяч женщин, машущая красными и белыми розами: это представительницы польских организаций в США. Яркие цвета флагов – американских, французских и польских – реют над тысячами тесно сомкнутых плеч и устремленных вверх лиц.
Мари усадили в кресло на верхней палубе «Олимпика». С нее сняли шляпу и взяли из рук саквояж. Повелительные возгласы фотографов: «Посмотрите сюда, мадам Кюри! Поверните голову направо!.. Приподнимите голову! Посмотрите сюда! Сюда! Сюда!» – заглушают беспрестанное щелканье сорока фото– и киноаппаратов, направленных грозным полукругом на изумленное и усталое лицо Мари…
* * *
Ирен и Ева несут службу телохранителей в течение нескольких горячих, утомительных недель. Переезды в специальном вагоне, обеды на пятьсот персон, восторженные приветствия толпы и набеги репортеров не могли дать двум девушкам ясного представления о Соединенных Штатах. Чтобы почувствовать всю прелесть этой огромной страны, нужно располагать большей свободой и спокойствием. «Бюро путешествий Барнума» тоже не могло предложить многого для знакомства с Америкой. Зато оно вполне определенно показало им значение их матери…
Отчаянные усилия мадам Кюри держаться в тени имели некоторый успех во Франции: Мари удалось убедить своих соотечественников и даже своих близких в том, что личность выдающегося ученого сама по себе не имеет значения. С прибытием Мари в Нью-Йорк завеса падает, истина обнажается. Ирен и Ева вдруг узнают, что представляет собой для всего мира эта всегда тушующаяся женщина, близ которой они все время жили.
Каждая речь, каждая встреча, каждая газетная статья – лишь еще одно подтверждение всемирной известности мадам Кюри. Еще до знакомства с мадам Кюри американцы сделали ее предметом преклонения, выдвинули ее в первый ряд великих современников. Теперь же, в ее присутствии, тысячи людей покорены «скромным очарованием усталой гостьи», поражены, как громом, этой «робкой женщиной небольшого роста», «бедно одетой ученой».
В квартире миссис Мелони, где все заставлено цветами (один садовод, излеченный от рака радием, два месяца выращивал великолепные розы с целью подарить их Мари), состоялся военный совет, на котором была разработана программа путешествия. Все города, все школы, все университеты Америки приглашают к себе мадам Кюри. Ей предназначены десятки медалей, почетные звания, докторские степени.
– Вы, конечно, привезли с собой ваше университетское облачение, предназначенное для торжеств? – спрашивает миссис Мелони. – На таких торжествах без него не обойтись.
Наивная улыбка Мари вызывает общую растерянность. Мари не привезла костюм по той простой причине, что его У нее никогда не было. Профессора Сорбонны обязаны иметь фрак. Но мадам Кюри, единственный профессор-женщина, предоставляла мужчинам удовольствие заказывать себе парадную одежду.
Спешно вызванный портной наскоро шьет из черной материи величественное одеяние с бархатными отворотами, поверх которого будут накидываться яркие мантии, соответствующие докторским званиям. На примерках Мари сердится, уверяет, что рукава неудобны, материя слишком тяжела, а главное, шелк раздражает ее несчастные пальцы, поврежденные радием.
Наконец 13 мая все готово. После завтрака у миссис Мелони и после короткой поездки в Нью-Йорк мадам Кюри, миссис Мелони, Ирен и Ева отправляются в путешествие, напоминающее полет метеора.
* * *
Девочки в белых платьях стоят шпалерами на залитых солнцем дорогах, тысячи девочек бегут по полям навстречу автомобилю с мадам Кюри, девушки машут цветами и знаменами, кричат «виват!» и поют хором… Вот ослепительные впечатления первых дней путешествия, посвященных посещению женских колледжей Смита, Вассара, Брин Маура, Маунт-Холиока. Хорошая, прекрасная мысль – приручить Мари Кюри прежде всего общением с восторженной молодежью, со студентками, похожими на нее самое! Через неделю делегатки от тех же школ проходят процессией в Карнеги-холл, в Нью-Йорке, во время колоссальной манифестации университетских объединений женщин. В присутствии видных американских профессоров, послов Франции и Польши, Игнация Падеревского, приехавшего аплодировать подруге давних дней. Мари Кюри получает звания, премии, медали и редкое отличие – «гражданство города Нью-Йорка».
На приемах следующих двух дней, когда пятьсот семьдесят три представителя американских научных обществ собрались в гостинице «Уолдорф-Астория», чтобы чествовать Мари Кюри, она шаталась от усталости. Между энергичной, шумной толпой и хрупкой женщиной, жившей до этого замкнутой, как бы монашеской жизнью, борьба неравная. Мари оглушена приветственными криками и шумом. Ее пугают неисчислимое количество обращенных на нее глаз и беззастенчивое скопление публики на ее пути. Она боится, что этот страшный людской водоворот сотрет ее в порошок. Вскоре какой-то фанатик так калечит ей руку чересчур восторженным пожатием, что ученая вынуждена закончить путешествие с вывихнутой кистью и рукой на перевязи – как раненная славой.
* * *
Большой день. «ДАНЬ УВАЖЕНИЯ ГЕНИЮ… БЛЕСТЯЩЕЕ ОБЩЕСТВО В БЕЛОМ ДОМЕ ЧЕСТВУЕТ ПРОСЛАВЛЕННУЮ ЖЕНЩИНУ…» 20 мая в Вашингтоне президент Соединенных Штатов Гардинг вручает в дар мадам Кюри грамм радия или, вернее, его символ – специально сделанный, окованный свинцом ларец для хранения пробирок с радием. Но содержание пробирок настолько драгоценно, а вместе с тем настолько опасно своим излучением, что их оставили для безопасности на заводе. Ларчик, содержащий только модель радия, выставлен на столе в центре Восточного зала, где толпятся дипломаты, высшие чины государственного аппарата, армии, флота и представители университета.
Четыре часа пополудни. Двери отворяются настежь и пропускают торжественное шествие: впереди миссис Гардинг под руку с французским послом Жюссераном, за ними мадам Кюри под руку с президентом Гардингом, далее миссис Мелони, Ирен и Ева Кюри и дамы из Комитета Мари Кюри.
Начинаются речи. В заключение – речь президента Соединенных Штатов. Он сердечно обращается к «благородной женщине, преданной супруге, любящей матери, которая наряду с огромной, творческой работой выполняла все женские обязанности». Он передает Мари пергаментный свиток, перевязанный трехцветной лентой, и надевает ей на шею муаровую ленту, на которой висит маленький золотой ключик – ключик от ларца.
Все благоговейно выслушивают короткое благодарственное слово Мари Кюри. Затем в веселой суматохе гости переходят в Синий зал, где все дефилируют перед мадам Кюри; она сидит в кресле и молча улыбается всем по очереди подходящим к ней. Вместо Мари им пожимают руки Ирен и Ева, и в зависимости от национальности лиц, приветствующих Мари, которых представляет ей миссис Гардинг, отвечают по-английски, по-польски, по-французски.
Теперь остается только построить по порядку всех присутствующих и выйти на крыльцо, где уже ждет целая армия фотографов.
Привилегированные журналисты, допущенные на это торжество и трескуче объявившие: «Изобретатель радия получает от своих американских друзей бесценное сокровище», были бы очень поражены, узнав, что мадам Кюри заранее лишила себя этого грамма, который преподнес ей президент Гардинг. Накануне торжества, когда миссис Мелони дала ей на одобрение дарственный пергаментный свиток, Мари внимательно его прочла. Потом решительно сказала:
– Надо изменить этот акт. Радий, который дарит Америка мне, должен навсегда принадлежать науке. Пока я жива, я буду пользоваться им только для научных работ. Но если оставить акт в таком виде, то после моей смерти подаренный мне радий окажется наследственной собственностью частных лиц – моих дочерей. Это недопустимо. Я хочу подарить его моей лаборатории. Нельзя ли позвать адвоката?
– Да… конечно! – ответила миссис Мелони с некоторым замешательством. – Раз вы так хотите, мы займемся этими формальностями на следующей неделе.
– Не на следующей неделе, не завтра, а сегодня вечером. Дарственный акт войдет в силу немедленно, а я могу умереть через несколько часов.
Юрист, с большим трудом найденный в такой поздний час, составляет вместе с Мари новый, текст. Она тут же его подписывает.
* * *
Филадельфия. Почетные звания. Докторские степени. Обмен подарками между мадам Кюри и высшими представителями как науки, так и промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Миссис Мелони принадлежит к все возрастающему числу людей, которых восхищает жизнь и работа Мари Кюри. А так как американская идеалистка вместе с тем и известный репортер, то изо всех сил стремилась приблизиться к своему кумиру.
После нескольких просьб об интервью, оставшихся без ответа, миссис Мелони поручила одному своему другу-физику передать Мари последнее умоляющее письмо.
«…Мой отец, врач, всегда говорил мне, что нельзя умалять значение людей. А на мой взгляд вы уже двадцать лет играете выдающуюся роль, и мне хочется повидать вас только на несколько минут».
На другой день Мари приняла ее у себя в лаборатории.
«Дверь отворяется, – напишет позже миссис Мелони, – и входит бледная, застенчивая женщина с таким печальным лицом, какого мне еще не приходилось видеть. На ней черное платье из хлопчатобумажной материи. На ее прекрасном, кротком, измученном лице запечатлелось отсутствующее, отрешенное выражение, какое бывает у людей, всецело поглощенных научной работой. Я сразу почувствовала себя непрошенной гостьей.
Я стала еще застенчивее, чем мадам Кюри. Уже двадцать лет я профессиональный репортер, а все-таки растерялась и не смогла задать ни одного вопроса этой беззащитной женщине в черном хлопчатобумажном платье. Я пыталась объяснить ей, что американцы интересуются ее великим делом, старалась оправдать свою нескромность. Чтобы вывести меня из замешательства, мадам Кюри заговорила об Америке.
– В Америке около пятидесяти граммов радия, – сказала мне она. – Четыре в Балтиморе, шесть в Денвере, семь в Нью-Йорке… – она перечислила все остальное, назвав местонахождение каждой частицы радия.
– А во Франции? – спросила я.
– У меня в лаборатории немного больше одного грамма.
– У вас только один грамм радия?
– У меня? О, у меня лично нет ничего. Этот грамм принадлежит лаборатории.
…Я заговорила о патенте, о доходах, которые обогатили бы ее. Она спокойно ответила:
– Радий не должен обогащать никого. Это – элемент. Он принадлежит всему миру.
– Если бы имелась возможность исполнить ваше самое заветное желание, что бы вы пожелали? – спросила я безотчетно.
Вопрос был глупый, но оказался вещим.
…В течение этой недели я узнала, что товарная цена одного грамма радия сто тысяч долларов. Узнала также, что новой лаборатории мадам Кюри не хватает средств для настоящей научной работы и весь ее запас радия предназначен для изготовления трубок с эманацией для лечебных целей».
Можно себе представить, как это ошеломило американку! Миссис Мелони лично посещала и потому знает прекрасно оснащенные лаборатории Соединенных Штатов, вроде лаборатории Эдисона, похожей на дворец. Рядом с этими грандиозными сооружениями Институт радия, новый, приличный, но построенный в скромных масштабах французских университетских зданий, кажется жалким. Миссис Мелони знакома и с питтсбургскими заводами, где перерабатывают руду, содержащую радий. Она помнит черные столбы дыма над их трубами и длинные поезда, груженные карнотитом, содержащим драгоценное вещество…
И вот она в Париже, в бедно обставленном кабинете, с глазу на глаз с женщиной, открывшей радий. И она спрашивает:
– Что бы вы пожелали?
Мадам Кюри спокойно отвечает:
– Один грамм радия для продолжения моих исследований, но купить его я не могу. Радий мне не по средствам.
У миссис Мелони возникает блестящий проект: пусть ее соотечественники подарят мадам Кюри грамм радия. По возвращении в Нью-Йорк она пытается убедить десять богатых семейств, десять миллиардеров, дать по десяти тысяч долларов, чтобы сделать этот подарок. Но безуспешно. Нашлись только три мецената, готовые сделать такой жест. Тогда она подумала: «Зачем искать десять богачей? Почему не открыть подписку среди всех американских женщин?»
Миссис Мелони создает комитет, куда входят миссис Уильям Вог Муди, миссис Роберт Г. Мид, миссис Николас Ф. Брэди, доктор Роберт Эйбб и доктор Фрэнсис Картер Вуд. В каждом городе Нового Света она организует национальную подписку в «Фонд Мари Кюри». Не прошло и года со времени ее свидания с «женщиной в черном хлопчатобумажном платье», как она пишет Мари Кюри: «Деньги собраны, радий – Ваш!».
Американки оказывают Мари щедрую помощь, они любезно, дружески спрашивают: «Почему бы Вам не приехать к нам? Нам хочется с Вами познакомиться».
Мари колеблется. Она всегда боялась толпы. Ее страшит парадность и торжественность предстоящей поездки в Америку, страну, столь жадную до мировых сенсаций.
Миссис Мелони настаивает. Отметает все возражения.
– Вы говорите, что не хотите расставаться с дочерьми? Мы приглашаем Ваших дочерей. Вас утомляют торжественные приемы? Мы составим наиболее разумную программу. Приезжайте! Мы обеспечим Вам прекрасное путешествие, а грамм радия будет передан Вам в Белом доме самим президентом Соединенных Штатов.
Мадам Кюри тронута. Превозмогая страх, она впервые за пятьдесят четыре года своей жизни соглашается на неизбежные последствия большой официальной поездки.
Ее дочери в восторге от предстоящего путешествия и готовятся к отъезду. Ева заставляет мать купить одно или два новых платья и убеждает оставить в Париже свои излюбленные одеяния – потрепанные и выцветшие. Все суетятся вокруг мадам Кюри. Газеты описывают церемонии, ожидающие мадам Кюри по ту сторону Атлантического океана, а общественные организации ломают голову, что сделать, чтобы Мари Кюри прибыла в США в ореоле почетных званий, достойных ее известности. Американцам трудно понять, почему мадам Кюри не член Французской академии наук, по меньшей мере странно, что она не награждена орденом Почетного легиона. Ей спешно предлагают крест Почетного легиона, но Мари вторично отказывается от него. Позже она попросит наградить этим орденом миссис Мелони.
Двадцать седьмого апреля 1921 года по инициативе журнала «Я знаю все» был устроен в Большом оперном театре прощальный вечер в честь Мари Кюри и в пользу Института радия.
Леон Верар, профессор Жан Перрен и доктор Клод Рего произносят речи. Затем следует художественная программа, в которой принимают участие известные актеры и музыканты, приглашенные организатором художественной части Саша Гитри. В ней выступают и престарелая Сара Бернар, и Люсьен Гитби.
Спустя несколько дней мадам Кюри уже на борту «Олимпика». Обе дочери едут вместе с ней. На трех женщин, на весь их гардероб только один чемодан, но сами они занимают самую роскошную каюту на пароходе. Мари, как простая крестьянка, инстинктивно делает гримасу по поводу чересчур пышной обстановки и слишком изысканных блюд. Она запирается у себя на ключ, чтобы избавиться от назойливых людей, и пытается забыть о своей официальной миссии, вызывая в памяти свою скромную и спокойную повседневную жизнь.
Мадам Кюри – мадам Жан Перрен, 10 мая 1921 года.
«Дорогая Генриэтта, на пароходе я нашла письмо от Вас. Оно успокоило меня, так как я с неохотой покидала Францию ради этой далекой поездки, так мало соответствующей и моим вкусам, и моим привычкам.
Плавание мне не понравилось: море было угрюмое, мрачное и бурное. Я не страдала морской болезнью, но меня точно оглушило, и большую часть времени я проводила у себя в каюте. Дочери, видимо, были довольны. Сопровождавшая нас миссис Мелони всячески старалась их приручить. Это такой хороший, дружественно расположенный человек, какого можно себе только представить.
…Я думаю о Ларкуесте, о том, как хорошо мы будем про' водить там время среди своих друзей; о нашем саде, куда Вы придете, чтобы побыть спокойно несколько часов; о синем, кротком море, которое мы все так любим, гораздо более приветливом, чем этот холодный и безмолвный океан. Думаю и о том, что Ваша дочь ожидает ребенка и что он будет самым юным членом нашего дружеского сообщества, первым представителем нового поколения. После него народится, я надеюсь, еще много детей наших детей…»
В дымке солнечного дня показывается стройный, смелый по архитектуре Нью-Йорк. Миссис Мелони предупреждает Мари, что ее поджидают журналисты, фотографы и кинооператоры. Огромная толпа на пристани ждет прибытия ученой. Любопытные шли пять часов пешком, чтобы увидеть ту, которую заголовки в газетах называют «благодетельницей рода человеческого». Виднеются батальоны девочек-скаутов и студенток, делегация от трехсот тысяч женщин, машущая красными и белыми розами: это представительницы польских организаций в США. Яркие цвета флагов – американских, французских и польских – реют над тысячами тесно сомкнутых плеч и устремленных вверх лиц.
Мари усадили в кресло на верхней палубе «Олимпика». С нее сняли шляпу и взяли из рук саквояж. Повелительные возгласы фотографов: «Посмотрите сюда, мадам Кюри! Поверните голову направо!.. Приподнимите голову! Посмотрите сюда! Сюда! Сюда!» – заглушают беспрестанное щелканье сорока фото– и киноаппаратов, направленных грозным полукругом на изумленное и усталое лицо Мари…
* * *
Ирен и Ева несут службу телохранителей в течение нескольких горячих, утомительных недель. Переезды в специальном вагоне, обеды на пятьсот персон, восторженные приветствия толпы и набеги репортеров не могли дать двум девушкам ясного представления о Соединенных Штатах. Чтобы почувствовать всю прелесть этой огромной страны, нужно располагать большей свободой и спокойствием. «Бюро путешествий Барнума» тоже не могло предложить многого для знакомства с Америкой. Зато оно вполне определенно показало им значение их матери…
Отчаянные усилия мадам Кюри держаться в тени имели некоторый успех во Франции: Мари удалось убедить своих соотечественников и даже своих близких в том, что личность выдающегося ученого сама по себе не имеет значения. С прибытием Мари в Нью-Йорк завеса падает, истина обнажается. Ирен и Ева вдруг узнают, что представляет собой для всего мира эта всегда тушующаяся женщина, близ которой они все время жили.
Каждая речь, каждая встреча, каждая газетная статья – лишь еще одно подтверждение всемирной известности мадам Кюри. Еще до знакомства с мадам Кюри американцы сделали ее предметом преклонения, выдвинули ее в первый ряд великих современников. Теперь же, в ее присутствии, тысячи людей покорены «скромным очарованием усталой гостьи», поражены, как громом, этой «робкой женщиной небольшого роста», «бедно одетой ученой».
В квартире миссис Мелони, где все заставлено цветами (один садовод, излеченный от рака радием, два месяца выращивал великолепные розы с целью подарить их Мари), состоялся военный совет, на котором была разработана программа путешествия. Все города, все школы, все университеты Америки приглашают к себе мадам Кюри. Ей предназначены десятки медалей, почетные звания, докторские степени.
– Вы, конечно, привезли с собой ваше университетское облачение, предназначенное для торжеств? – спрашивает миссис Мелони. – На таких торжествах без него не обойтись.
Наивная улыбка Мари вызывает общую растерянность. Мари не привезла костюм по той простой причине, что его У нее никогда не было. Профессора Сорбонны обязаны иметь фрак. Но мадам Кюри, единственный профессор-женщина, предоставляла мужчинам удовольствие заказывать себе парадную одежду.
Спешно вызванный портной наскоро шьет из черной материи величественное одеяние с бархатными отворотами, поверх которого будут накидываться яркие мантии, соответствующие докторским званиям. На примерках Мари сердится, уверяет, что рукава неудобны, материя слишком тяжела, а главное, шелк раздражает ее несчастные пальцы, поврежденные радием.
Наконец 13 мая все готово. После завтрака у миссис Мелони и после короткой поездки в Нью-Йорк мадам Кюри, миссис Мелони, Ирен и Ева отправляются в путешествие, напоминающее полет метеора.
* * *
Девочки в белых платьях стоят шпалерами на залитых солнцем дорогах, тысячи девочек бегут по полям навстречу автомобилю с мадам Кюри, девушки машут цветами и знаменами, кричат «виват!» и поют хором… Вот ослепительные впечатления первых дней путешествия, посвященных посещению женских колледжей Смита, Вассара, Брин Маура, Маунт-Холиока. Хорошая, прекрасная мысль – приручить Мари Кюри прежде всего общением с восторженной молодежью, со студентками, похожими на нее самое! Через неделю делегатки от тех же школ проходят процессией в Карнеги-холл, в Нью-Йорке, во время колоссальной манифестации университетских объединений женщин. В присутствии видных американских профессоров, послов Франции и Польши, Игнация Падеревского, приехавшего аплодировать подруге давних дней. Мари Кюри получает звания, премии, медали и редкое отличие – «гражданство города Нью-Йорка».
На приемах следующих двух дней, когда пятьсот семьдесят три представителя американских научных обществ собрались в гостинице «Уолдорф-Астория», чтобы чествовать Мари Кюри, она шаталась от усталости. Между энергичной, шумной толпой и хрупкой женщиной, жившей до этого замкнутой, как бы монашеской жизнью, борьба неравная. Мари оглушена приветственными криками и шумом. Ее пугают неисчислимое количество обращенных на нее глаз и беззастенчивое скопление публики на ее пути. Она боится, что этот страшный людской водоворот сотрет ее в порошок. Вскоре какой-то фанатик так калечит ей руку чересчур восторженным пожатием, что ученая вынуждена закончить путешествие с вывихнутой кистью и рукой на перевязи – как раненная славой.
* * *
Большой день. «ДАНЬ УВАЖЕНИЯ ГЕНИЮ… БЛЕСТЯЩЕЕ ОБЩЕСТВО В БЕЛОМ ДОМЕ ЧЕСТВУЕТ ПРОСЛАВЛЕННУЮ ЖЕНЩИНУ…» 20 мая в Вашингтоне президент Соединенных Штатов Гардинг вручает в дар мадам Кюри грамм радия или, вернее, его символ – специально сделанный, окованный свинцом ларец для хранения пробирок с радием. Но содержание пробирок настолько драгоценно, а вместе с тем настолько опасно своим излучением, что их оставили для безопасности на заводе. Ларчик, содержащий только модель радия, выставлен на столе в центре Восточного зала, где толпятся дипломаты, высшие чины государственного аппарата, армии, флота и представители университета.
Четыре часа пополудни. Двери отворяются настежь и пропускают торжественное шествие: впереди миссис Гардинг под руку с французским послом Жюссераном, за ними мадам Кюри под руку с президентом Гардингом, далее миссис Мелони, Ирен и Ева Кюри и дамы из Комитета Мари Кюри.
Начинаются речи. В заключение – речь президента Соединенных Штатов. Он сердечно обращается к «благородной женщине, преданной супруге, любящей матери, которая наряду с огромной, творческой работой выполняла все женские обязанности». Он передает Мари пергаментный свиток, перевязанный трехцветной лентой, и надевает ей на шею муаровую ленту, на которой висит маленький золотой ключик – ключик от ларца.
Все благоговейно выслушивают короткое благодарственное слово Мари Кюри. Затем в веселой суматохе гости переходят в Синий зал, где все дефилируют перед мадам Кюри; она сидит в кресле и молча улыбается всем по очереди подходящим к ней. Вместо Мари им пожимают руки Ирен и Ева, и в зависимости от национальности лиц, приветствующих Мари, которых представляет ей миссис Гардинг, отвечают по-английски, по-польски, по-французски.
Теперь остается только построить по порядку всех присутствующих и выйти на крыльцо, где уже ждет целая армия фотографов.
Привилегированные журналисты, допущенные на это торжество и трескуче объявившие: «Изобретатель радия получает от своих американских друзей бесценное сокровище», были бы очень поражены, узнав, что мадам Кюри заранее лишила себя этого грамма, который преподнес ей президент Гардинг. Накануне торжества, когда миссис Мелони дала ей на одобрение дарственный пергаментный свиток, Мари внимательно его прочла. Потом решительно сказала:
– Надо изменить этот акт. Радий, который дарит Америка мне, должен навсегда принадлежать науке. Пока я жива, я буду пользоваться им только для научных работ. Но если оставить акт в таком виде, то после моей смерти подаренный мне радий окажется наследственной собственностью частных лиц – моих дочерей. Это недопустимо. Я хочу подарить его моей лаборатории. Нельзя ли позвать адвоката?
– Да… конечно! – ответила миссис Мелони с некоторым замешательством. – Раз вы так хотите, мы займемся этими формальностями на следующей неделе.
– Не на следующей неделе, не завтра, а сегодня вечером. Дарственный акт войдет в силу немедленно, а я могу умереть через несколько часов.
Юрист, с большим трудом найденный в такой поздний час, составляет вместе с Мари новый, текст. Она тут же его подписывает.
* * *
Филадельфия. Почетные звания. Докторские степени. Обмен подарками между мадам Кюри и высшими представителями как науки, так и промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43