Под исповедью была помещена заметка, перепечатанная якобы из английской газеты "Дейли мейл": "В СССР растет с каждым днем движение против диктатуры Сталина. Наши корреспонденты в Москве передают, что дни Сталина сочтены. Противники его диктаторского режима, руководимые троцкистами, нанесут ему решающий удар в тот момент, когда все приготовления будут окончены".
Красный карандаш Соколовского пока не сделал ни одной пометки. Он развернул "Фигаро" и остановился на корреспонденции "Гитлер за расчленение России", перепечатанной из нью-йоркского журнала "Космополитэн". "Мы полагаем, - заявил кандидат на пост германского канцлера Адольф Гитлер, что существование великой и сильной России совершенно не соответствует интересам Германии. Царская Россия была для Германии гораздо опаснее, чем советская. Германия хотела бы, чтобы на востоке образовалось могущественное украинское государство. Не приходится и говорить, что образование такого государства означало бы расчленение России".
Редактор "Космополитэн" госпожа Томпсон, бравшая у Гитлера интервью, ушла от него разочарованной. "Я ожидала увидеть будущего диктатора Германии, - писала она, - а через несколько минут у меня сложилось убеждение, что имею дело с ограниченным человеком. Нет, с такой рожей, как у Гитлера, нельзя быть диктатором Германии..." Эта неожиданная концовка доставила Соколовскому несколько веселых мгновений, и он, все еще улыбаясь, обвел корреспонденцию жирной красной линией. Просмотрев остальные газеты, он позвонил в экспедицию и спросил, поступили ли румынские газеты. Женский голос ответил: почта только что прибыла и ее сортируют.
Через полчаса на его стол легла увесистая пачка. Соколовский хорошо владел румынским, он родился и вырос в Кишиневе, но русский все же ему был ближе, и он начал с "Бессарабского слова". Из всех русских газет, выходящих в Кишиневе, она имела репутацию самой солидной и иногда позволяла себе, заигрывая с читателями, слегка покритиковать местные власти.
Всю первую полосу пересекала жирная шапка "Кровавая бойня на границах Советской России. Грандиозная волна беженцев из СССР заливает Бессарабию. Красный террор свирепствует. СССР накануне важных событий". На большой фотографии были отчетливо видны несколько чернеющих на снегу фигур. Подпись под снимком гласила: "Этим несчастным не удалось уйти от большевистских пуль". Статья называлась "У врат ада". Прежде чем приступить к чтению, Соколовский взглянул на имя автора: Н. Бенони. Человека, пишущего под этим псевдонимом, он знал не только по газетным публикациям, а можно сказать, даже лично. В доме отца Соколовского, известного в городе врача, на Михайловской улице часто собирались его друзья - врачи, архитекторы, художники, журналисты. Сидели допоздна, говорили обо всем, но чаще - о политике, о входящем тогда в моду футуризме, об учении венского профессора Фрейда. Он, юный гимназист, сидел в сторонке и жадно слушал взрослых.
Больше и красноречивее других говорил Бенони. Само собой получалось, что именно он задавал тон вечерним беседам. Бенони обладал не только даром красноречия, но еще и бойким пером, а такое сочетание встречается нечасто. Статьями и хлесткими, саркастическими фельетонами за его подписью зачитывались читатели "Бессарабского слова".
Окончив гимназию, Соколовский уехал учиться в Париж на медицинский факультет университета: отец мечтал, чтобы единственный сын тоже стал врачом. Учение за границей стоило немалых денег, но Соколовский-старший получал высокие гонорары. Окончить университет Анатолию не довелось. Началась мировая война. Он мог, конечно, переждать ее во Франции, как иностранец он не подлежал мобилизации, однако не в его привычках было отсиживаться в трудный для родины час. Окольными путями добрался до Кишинева, вступил добровольцем в армию, служил фельдшером на румынском фронте. Здесь, в окопах, он впервые всерьез задумался над бессмысленностью и нелепостью этой войны, и его юношеский патриотизм заколебался. На фронте Соколовский впервые познакомился с людьми, называвшими себя странным, непривычным словом - большевики. Водоворот революционных событий захватил и молодого фельдшера, он понял, что только большевики могут покончить с войной "за веру, царя и отечество".
Когда румынские бояре оккупировали Бессарабию, он был уже в Москве. Демобилизовавшись из армии, работал фельдшером в больнице, но судьба Бессарабии всегда была ему близка, и он живо интересовался событиями на его родине. Соколовский вступил в созданное к тому времени общество бессарабцев в СССР и играл в его деятельности активную роль. Его заметили, предложили поступить в коммунистический университет нацменьшинств Запада, после окончания которого ему предложили работу в Центре. Родители к тому времени уже умерли, переписка с друзьями молодости исключалась, да и с кем и кто они теперь, его бывшие друзья? Мог ли он думать тогда, много лет назад, что кишиневские газеты станут для него своеобразными письмами с родины. Конечно, не такие вести, как, например, сегодняшняя, хотел бы он узнавать, совсем не такие...
"Я стою на берегу Днестра, - читал Соколовский, - и смотрю на тот берег. Там была Россия, а теперь - СССР, точно это не государство, а несолидное анонимное общество. Жизнь в этом "обществе" нестерпима. Это знаем мы лучше всех. Молдаване по обе стороны Днестра связаны тесными узами. Левобережцы в тяжелые времена толпами бросились в Бессарабию в поисках спасения и защиты. Живой поток из несчастных, гонимых, разоренных молдаван заливает заднестровскую полосу. Румыния не может отказать им в гостеприимстве не только из соображений гуманности. Это бегут ее дети по крови, по языку, по обычаям. Эта живая пропаганда против коммунизма и большевизма приводит в бешенство советскую власть. Она принимает самые бесчеловечные меры против беглецов, но их нельзя остановить ни угрозами, ни расстрелами. Там люди дошли до предела отчаянья, их уже нельзя устрашить: ведь их все равно ждет смерть и они пытают судьбу, стараясь проскочить сквозь пулеметный заградительный огонь чекистских отрядов. Советы приняли дьявольскую тактику переселения, воскресают времена переселения народов". Эту фразу Соколовский подчеркнул, поставил знак вопроса и продолжил чтение. - "Квестор тигинской полиции Зыков показывает нам беженцев, но запрещает называть фамилии и фотографировать - узнают в Молдавии и расстреляют родственников. В беседе со мной беженцы чаще всего употребляют два слова: "Сибирь" и "Соловки". Они говорят, что питались одной мамалыгой, хлеб нельзя там достать ни за какие деньги. Смотрят на него, как на чудотворную икону. Вот один из этих несчастных. Он рассказывает, что после службы в армии вернулся в родное село: ничего нет, хату забрали, отца выгнали. Поступил повторно в армию. День дежурю, в этот день ничего не ем, на другой день в столовке ем. Спрашиваю у него, была ли девушка? - Какие там зазнобы. Занозы. На селе еще бывает, которая по-настоящему жена, а в городе паскудство одно. Сегодня моя, завтра его.
Мальчик тринадцати лет. Спрашиваю, чему учили в школе. - Больше насчет родителей спрашивали. Они вроде ничего, никаких правов на детей не имеют. Одного родителя, который бил детей, сослали в Сибирь.
В больнице лежат раненные предательскими большевистскими пулями, бежавшие из красного советского рабства. Они считают, что недорого заплатили за свою свободу. Это - счастливые раненые. Один из них светится радостной улыбкой:
- В ногу ранен. Ничего, слава богу, обошлось благополучно.
Радостная улыбка озаряет женщину в бинтах, на руках у нее ребенок, он тоже ранен. Не отправить ли их на заседание Лиги наций в Женеву? Не пора ли высокому ареопагу народов поднять свой голос протеста против массовых расстрелов на всей границе СССР? Не скажут ли в Женеве господину Литвинову: чем предлагать нам проект всеобщего разоружения, лучше прекратите бойню на границах вашего государства. Вместо того, чтобы ломать комедию в Женеве, прекратите трагедию на Днестре..."
"Эх, Бенони, Бенони, однако, далеко тебя занесло. Кажется, превзошел самого себя", - покачал головой Соколовский.
Ему стало даже немного не по себе от яростной, слепой злобы, которая водила пером автора. Однако, как ни странно, Соколовский ненависти к автору не испытывал. Им владело другое чувство - брезгливость, которую он ощутил почти физически, прикасаясь к газетной полосе.
"Но о каком все-таки переселении народов говорит автор?" Соколовский понимал, что опытный газетчик Бенони вспомнил о событиях далекой истории неспроста, а потому внимательно просматривал номера того же "Бессарабского слова", "Бессарабской почты", "Молвы", "Радиоэкспресс", то и дело задерживаясь на разных сообщениях. "Герман Пынтя назначен примарем Кишинева... В секции военного суда под председательством полковника Маниу слушается дело восьми советских шпионов, арестованных в селе Пуркары Аккерманского уезда... Их главарь - вольноопределяющийся русский Рачков, мать которого живет в Одессе... Гинденбург или Гитлер?.. В трактире "Под колоннами" водопроводчик Кулик убил своего собутыльника Осипова за то, что тот говорил, будто Кулик - агент сигуранцы... Советских террористов будут судить в Констанце... Снова появились воры-усыпители... Маца из перемолотых бубликов и сухарей: факты гнусного, чтобы не сказать более, издевательства над верующими... Кошмарное убийство или несчастный аборт? Арест известных взломщиков. ...Сын профессора Кузы венчается с Розой Коган... У пограничного пункта Делакеу задержан неизвестный, который подавал световые сигналы на советский берег... Сбит советский голубь с алюминиевым кольцом на лапке. Предполагают, что в кольце была спрятана шифровка для советского резидента..."
У Соколовского зарябило в глазах от городских сплетен и сенсаций, уголовных происшествий. Газеты писали буквально обо всем, кроме главного: как и чем живут обыкновенные люди - крестьяне, рабочие, ремесленники, что их волнует, о чем думают. Кривое газетное зеркало не отражало подлинной жизни. Дорого бы он дал, чтобы своими глазами взглянуть на Кишинев, подышать воздухом родных мест. Увы, это было невозможно, по крайней мере в настоящее время, и Соколовский снова принялся листать газеты, пока не наткнулся в одном из номеров "Бессарабского слова" на заметку, набранную крупным шрифтом. "По сведениям генеральной сигуранцы, украинский Совнарком издаст в ближайшие дни декрет о запрещении проживания в пятидесятиверстной полосе от берега Днестра подданных молдавской национальности". В другом номере, вышедшем позже, эта тема получила дальнейшее развитие: "Советская пресса утверждает, что Румыния, Польша и Япония готовятся к концентрическому нападению на Советский Союз и поэтому необходимо принять меры. Вместо молдаван посылаются из центра проверенные коммунисты, к которым советское правительство питает безграничное доверие. ГПУ рекомендовало другой, менее дорогостоящий способ избавиться от ненадежных, вечно будирующих молдаван, но в Москве нашли, что ликвидация их по рецепту ГПУ вызовет слишком много протестов за границей. Исходя из этого сообщают, что решено перебросить всех молдаван в сибирскую тайгу, откуда меньше доходит вестей за границу, и упразднить самую Молдавскую республику. Постановление об уничтожении Молдавской республики принято вследствие крушения политических планов, ради которых она была создана и, наконец, по причине постоянных восстаний румынского населения, которые в этом году достигли кульминационного пункта в массовом исходе в Румынию.
Мертворожденная республика просуществовала восемь лет и приказала долго жить. Вместо цитадели коммунизма, которая должна служить примером и поощрением для Бессарабии, Молдавская республика стала юдолью плача и страданий. Молдаване толпами бросились убегать из большевистского рая, и вдогонку им посылали пули советские пограничники и агенты ГПУ. Теперь у них отнимают последний луч надежды - возможность бежать в Бессарабию".
В подтверждение этого сообщения газета перепечатала телеграмму из парижской "Матэн": "Из села Ташлык (Советская Молдавия) в Бухарест через Лондон нам сообщают, что жители этого села в провинции Днестра восстали против советских агентов, которые хотели овладеть церковью. Большевики открыли огонь по толпе, убив 50 человек. Подобные инциденты происходили и в других населенных пунктах области. По всей Молдавской республике население вооружилось. Части Красной Армии, расположенные в Тирасполе, посланные на усмирение, перешли на сторону восставших..."
"Так вот на какое переселение народов намекал Бентони. Дело принимает серьезный оборот. Далеко замахнулись бояре".
"Панихида по жертвам на Днестре. В воскресенье в кафедральном соборе совершена панихида по павшим на Днестре от большевицких пуль молдаван, бежавших из советского рая в Бессарабию. Собор был переполнен. Митрополит Гурий произнес глубоко прочувствованную речь на тему о зверствах, учиненных советскими пограничниками. После митрополита произнесли прекрасные речи профессор Булат, профессор Бога и другие". - "Так... подключили и церковь. Гурий такого случая не упустит".
Соколовский сложил просмотренные газеты в папку и вышел, чтобы через несколько минут оказаться в другом кабинете, просто, даже по-спартански обставленном, но гораздо просторнее. Широкий в плечах мужчина в военной гимнастерке с орденом Красного Знамени на груди и тремя ромбами в петлицах оторвал при его появлении взгляд от бумаг. Короткие седые волосы странным образом удачно сочетались с молодым энергичным лицом, придавая ему обаяние и значительность. За эту раннюю седину, "заработанную" на царской каторге, его уважительно называли Стариком. В его взгляде Соколовский прочитал нетерпение, что за всегда сдержанным Стариком наблюдалось редко.
- Чувствую, есть новости, Анатолий Сергеевич?
- Да, наконец-то, - Соколовский раскрыл папку с газетами. Долгожданные... если можно так сказать.
- Вот именно, - Старик чуть улыбнулся. - Так о чем пишет пресса?
- Много чего... И раньше нас не забывали, а теперь, похоже, антисоветская тема становится ведущей.
- Этого следовало ожидать. Продолжайте, я вас слушаю.
Соколовский передал Старику несколько газет со своими пометками.
- Вот, товарищ комкор.
Старик быстро и внимательно прочитал репортаж Бенони и другие материалы о "Днестровской трагедии".
- Так, так, понятно. А эта фотография откуда? - Он ткнул пальцем в фото. - Погранохрана нам доложила, что убитые остались на нашей стороне. Как румыны могли их сфотографировать? И, самое главное, экспертиза показала: пули выпущены из пистолета системы браунинг, а это оружие на вооружении погранвойск не состоит.
- Да сами же сигурантщики и прикончили, товарищ комкор, а потом выдали за невинные жертвы чекистов. Ну, а фото, это же раз плюнуть. Переодел солдата в тулуп, скомандовал - ложись, и снимай. Или дал безработному бедолаге двадцать лей, так он не то что на лед ляжет, а и в воду полезет. Топорная работа.
- Это еще надо доказывать, товарищ Соколовский, - жестко произнес Старик. - Мне уже звонили из правительства. Там весьма обеспокоены днестровскими событиями.
Он вышел из-за стола, подошел к стоящему в углу сейфу, достал из кармана гимнастерки ключ. Толстая тяжелая дверца медленно, нехотя отворилась. Он вернулся с серой папкой. Полистав ее, нашел листок бумаги, положил его перед собой.
- Да, похоже, что информация Ионела подтверждается, и мы имеем дело с тщательно продуманной и спланированной провокацией. За это говорит многое. На той стороне беженцев явно ждали. Эти прожектора, ракеты. И не только ждали, но и подталкивали. Будем говорить прямо: проморгали мы.
- Информация Ионела была весьма скудная, товарищ комкор. Примет агентов он не сообщил, их "крышу" тоже. Где искать этого Марчела и других? Ни одного ориентира. Я так думаю, у них на нашей стороне были родственники, не иначе. Вот если бы...
- Если бы знал, где упадешь, то заранее мягкое подстелил, есть такая русская поговорка. Впрочем, у нас, у латышей, тоже. Ионел сделал, что мог, а мы прохлопали.
- Вы говорите о пограничниках? - уточнил Соколовский.
- Я говорю не только о пограничниках, - его черные, резко контрастирующие с седыми волосами брови нахмурились. - Судя по всему, местные власти там, на Днестре, допустили левацкие перегибы в коллективизации. Процентомания, будь она неладна. Давай, давай! Сигуранца все рассчитала. Однако главное еще впереди. Волна антисоветизма будет нарастать, поскольку попытка Румынии использовать переговоры в Риге для признания захвата Бессарабии провалилась. Об этом, кстати, совершенно четко пишет "Бессарабское слово". - Старик взял номер газеты и прочитал еще раз, уже вслух, отчеркнутую Соколовским передовую статью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22