– Что ж, плати, – нагло ухмыльнулся сыщик.
– Уплачу потом, – растерянно пробормотал я. – А сейчас проведите меня к кому-нибудь из начальства…
В это время из-за поворота внезапно вынырнул аккуратный, подтянутый офицер с нашивками лейтенанта.
– Что здесь происходит? – напустился он на часового. – Почему горит лампочка над запасным выходом? Почему непорядок в трюме? Сообщу агентству, что не справляешься с работой.
Он даже не взглянул в мою сторону.
– Виноват, мистер Коблер, – вытянулся часовой, отдавая честь. – Этот малый, похоже, накачался. Мелет всякий вздор, говорит, что он какой-то литературный сотрудник, попал сюда по ошибке…
– Посмотрите на этот номер! – завопил я, обращаясь к лейтенанту.
Лицо лейтенанта искривилось в брезгливой гримасе, когда я сунул ему под нос свой обнаженный локоть. Но часовой грубо схватил меня: – А ну, проваливай отсюда!..
– Подожди, – остановил его лейтенант. – Я сам разберусь. Номер, пожалуй, великоват, приятель. Для чего ты мне его показываешь?
– Он подделан. Справа и слева к нему приписаны цифры. Мой настоящий номер 16-156-187. Смотрите, как отличаются цифры!
Брезгливо задержав дыхание, лейтенант пристально посмотрел на татуировку.
– Гм. Вполне возможно. А ну-ка пойдем со мной.
Часовой торопливо открыл перед нами дверь. Вид у него был испуганный.
Через грохочущий хаос машинного отделения лейтенант провел меня в крохотную, как шляпная коробка, каюту вербовщика. Это был карлик с резкими чертами лица. Форма висела на нем как мешок.
– Покажи-ка ему свой номер, – велел мне лейтенант; я с готовностью сделал это. Затем он сказал, обращаясь к карлику:
– Надо посмотреть его личное дело.
Карлик сунул в проектор какую-то пленку.
– 1304-9974-1416-156-18723, – прочел он. – Гроуби Уильям Джордж, 26 лет, холост, третий ребенок в семье из пяти детей, неудачное детство, отец бросил семью, психически здоров, выносливость – 1, здоровье – 2,9, работал по второй категории семь лет, по полуторной – три месяца, получил образование по степени девять, заключил контракт по форме Б. – Он взглянул на лейтенанта. – Биография обычная. Есть особые причины заинтересоваться им?
– Этот парень утверждает, что он – служащий высшей категории и попал сюда по ошибке. Говорит, кто-то подделал его номер. Да и речь у него покультурней, чем у людей этого круга.
– Э, – воскликнул карлик, – пусть это вас не смущает. Неудачное детство, третий ребенок в семье – такие всегда стараются выбиться в люди, много читают. Особенно, обратите внимание…
– Довольно! – оборвал я его, не выдержав. – Я – Митчел Кортней и так богат, что могу купить вас со всеми потрохами без всякого ущерба для моего кармана. Я возглавлял отдел Венеры в Объединенном рекламном агентстве «Фаулер Шокен» и требую немедленно соединить меня с Нью-Йорком и прекратить эту идиотскую комедию! Действуйте же, черт побери!..
Лейтенант испуганно потянулся к телефону, но вербовщик улыбнулся и отодвинул аппарат.
– Итак, вы – Митчел Кортней? – вкрадчивым голосом спросил он, и, достав еще какую-то пленку, вставил ее в проектор. – Читайте. – Он настроил аппарат.
Вместе с лейтенантом я взглянул в проектор.
Передо мной была первая страница газеты «Нью-Йорк таймс», и на самом видном месте – некролог Митчелу Кортнею, заведующему Отделом Венеры рекламного агентства «Фаулер Шокен». Меня нашли замерзшим на леднике Старзелиус неподалеку от Литтл-Америки. Оказывается, я вздумал ковыряться в батарейке, и она вышла из строя. Лейтенант давно уже с равнодушным видом отвернулся от проектора, а я все читал. Я узнал, что Отдел Венеры возглавляет теперь Мэтт Ренстед, что моя смерть была тяжкой утратой для мира рекламы, что моя жена, доктор Нэвин, отказалась дать интервью газетам, а Фаулер Шокен произнес прочувственную речь и высоко оценил мои заслуги. Я выяснил, что был личным другом Джека О'Ши, первого человека, побывавшего на Венере, который выразил глубокую печаль по поводу моей безвременной кончины.
– Я купил газету в Кейптауне. Можете преспокойно отправить этого проходимца обратно в трюм, лейтенант, – произнес вербовщик.
Вызвали часового. Всю дорогу он не переставал награждать меня пинками и с такой силой втолкнул в красноватый полумрак трюма, что я с размаху сшиб кого-то с ног. После сравнительно свежего воздуха в коридоре зловонье в трюме показалось мне невыносимым.
– Чего ты там натворил, приятель? – поднимаясь на ноги, добродушно спросил человек, послуживший чем-то вроде амортизатора.
– Хотел только им объяснить, кто я такой… – но, сообразив, что рассказывать об этом бесполезно, просто спросил: – Что с нами будет дальше?
– Высадят в порту, разместят по баракам, определят на работу. По какой форме у тебя контракт?
– Сказали, по форме Б.
Он присвистнул.
– Ловко же тебя одурачили.
– Что ты хочешь сказать?
– Да где были твои глаза? Дело дрянь. Контракт по форме Б – пять лет работы. Им удается подбить на это лишь беженцев да законченных идиотов, редко кого другого. В контракте есть пункт о поведении. Когда мне предложили форму Б, я сказал, что, пожалуй, выгодней податься к ребятам из сыскного агентства Бринка. Тогда мне предложили форму Д. Должно быть, им здорово нужна рабочая сила. У меня контракт на один год, могу свободно покупать продукты не только в лавках компании, есть и другие поблажки.
Я стиснул голову руками, словно боялся, что она разорвется от отчаяния.
– Неужели все так плохо? А деревенский образ жизни, работа на свежем воздухе, солнце?…
– Да-а, – смущенно протянул мой собеседник. – Конечно, это лучше, чем работа на химических заводах, хотя, пожалуй, похуже, чем в шахтах.
Он ушел, а я, разбитый и опустошенный, начал обдумывать, что делать дальше, и не заметил, как задремал.
Сигнала высадки не было. Просто судно с силой ударилось о причал. Открылись люки трюмов, и в них ворвалось слепящее тропическое солнце. Яркий свет больно полоснул по глазам, привыкшим к темноте. Вместе с солнцем в трюмы проник не свежий деревенский воздух, а едкий запах дезинфицирующих составов. Я кое-как выбрался из толпы бранящихся и толкающихся потребителей и стал протискиваться к выходу.
– Подожди, олух! – грубо остановил меня человек с недобрым лицом; на груди у него была бляха надсмотрщика. Он накинул мне на шею шнурок с биркой, на которой был проставлен номер. Такую же бирку получил каждый из нас, и все мы выстроились в длинную очередь, перед столом, стоявшим прямо на причале у стены высокого восьмидесятиэтажного здания компании «Хлорелла». Оно напоминало проволочные конторские корзинки для входящих и исходящих бумаг, поставленные одна на другую до самого неба. На каждом ярусе сверкали зеркала, и вокруг этой громадины на земле тоже было обжигающее глаза безбрежное море света. Я понял, что здесь еще больше зеркал – они улавливали солнечные лучи и направляли их на зеркала в разных ярусах. Оттуда солнечный свет отражался в чаны фотосинтеза.
С воздуха все это могло показаться красивым, хотя и довольно обычным зрелищем. На земле же это был сущий ад. Я должен придумать, как выбраться отсюда. Но в мозгу назойливо вертелось, мешая сосредоточиться: «С солнечных плантаций Коста-Рики, обрабатываемых умелыми руками гордых своим трудом свободных фермеров, к нам поступают свежие, вкусные, питательные продукты из белка хлореллы…»
Да, я сам когда-то написал эти строки.
– А ну, пошевеливайся! – заорал надсмотрщик. – Пошевеливайся, дьявол бы вас побрал, чертовы черпальщики!
Я прикрыл руками слезящиеся от света глаза и вслед за остальными приблизился к столу.
Сидевший, за столом человек в темных защитных очках спросил:
– Имя, фамилия.
– Митчел Корт…
– Это тот самый, – услышал я голос вербовщика.
– Ага, понятно, – ответил человек в темных очках и, обращаясь ко мне, произнес:
– Гроуби, у нас и до тебя находились охотники нарушать контракт по форме Б. И все они потом горько жалели об этом. Кстати, тебе известен годовой бюджет Коста-Рики?
– Нет, – пробормотал я.
– Почти сто восемьдесят три миллиарда долларов. А, может, ты знаешь, сколько налога платит в год корпорация «Хлорелла?»
– Нет, черт побери…
Тут он совсем вышел из себя.
– Почти сто восемьдесят миллиардов долларов! Такой сообразительный парень, как ты, легко может понять из этого, что правительство Коста-Рики и ее суд делают только то, что прикажет «Хлорелла». И если понадобится проучить какого-нибудь нарушителя контракта, они охотно окажут нам эту услугу. Можешь не сомневаться. Итак, твоя фамилия?…
– Гроуби, – ответил я сдавленным голосом.
– Имя? Образование?
– Не помню. Если вы запишете мне это на клочке бумаги, я выучу наизусть.
Я услышал, как вербовщик засмеялся и сказал:
– Этот одумается.
– Что ж, ладно, Гроуби, – милостиво произнес человек в темных очках. – Худого мы тебе не желаем. Вот твой пропуск и направление. Будешь работать черпальщиком. Проходи.
Я отошел. Надсмотрщик, выхватив у меня направление, рявкнул:
– Черпальщики, сюда.
«Сюда» означало спуститься под нижний ярус здания, где свет был еще более слепящим, затем пройти по узкому проходу между низкими зловонными чанами в центральную часть здания. Помещение, куда я попал, было довольно хорошо освещено, но после трижды отраженного зеркалами тропического солнца здесь, казалось, царил полумрак.
– Черпальщик? – спросил меня какой-то человек. Щурясь и моргая, я кивнул.
– Я – Мюллейн, направляю на участки. Ну вот, решай сам, Гроуби, – произнес он, заглянув в мой пропуск. – Черпальщик нам нужен на шестьдесят седьмом ярусе и на сорок первом. Спать ты будешь на сорок третьем. Выбирай, где тебе лучше работать. Предупреждаю, лифта для рабочих второго класса у нас нет.
– На сорок первом, – незамедлительно ответил я, стараясь что-либо прочесть на его лице.
– Разумное решение, – одобрил Мюллейн. – Очень разумное. – Приятно иметь дело с разумным человеком, – снова повторил он и опять надолго замолчал.
– У меня нет при себе денег, – наконец сообразил я.
– Ладно, – могу дать взаймы, – сказал он. – Подпиши-ка вот эту бумажку, а в получку сочтемся. Сумма невелика – всего пять долларов.
Я прочел и подписался, для чего мне пришлось снова взглянуть на пропуск – фамилию я помнил, а имя забыл. Мюллейн быстро нацарапал на пропуске цифру 41 и свои инициалы и тут же убежал. Разумеется, никаких пяти долларов я и в глаза не видел, но не стал его догонять.
– Я – миссис Хорокс, консьержка, – вкрадчивым голосом представилась мне какая-то матрона. – Добро пожаловать в нашу семью, мистер Гроуби. Я уверена, что вы проведете с нами немало счастливых лет. А теперь поговорим о деле. Мистер Мюллейн уже, наверное, сказал вам, что нынешнее пополнение оборванцев – то бишь законтрактованных рабочих – размещается на сорок третьем ярусе, если не ошибаюсь. В мою задачу входит помочь вам подобрать подходящих соседей по койке.
Миссис Хорокс напоминала тарантула.
– Есть свободная койка в седьмой комнате. Такие милые, милые молодые люди. Хотите туда? Я понимаю, как это важно попасть в свое общество. А?
Я сразу понял, о каком обществе она говорит, и поспешил отказаться.
Она оживленно продолжала:
– Тогда двенадцатая комната. Боюсь, народ там немного грубоват, но бедняку выбирать не приходится, не так ли? Они будут очень рады принять в свою среду такого приятного молодого человека, а? Однако там не мешало бы иметь при себе какое-нибудь оружие, ну хотя бы нож, например. На всякий случай, знаете. Итак, я помещу вас в двенадцатую, мистер Троуби?
– Нет, нет, – воскликнул я. – Где у вас еще есть свободные койки?. Кстати, не могли бы вы одолжить мне долларов пять до получки?
– Пожалуй, я устрою вас в десятую комнату, – сказала миссис Хорокс, что-то записывая. – Ну, конечно, конечно, я дам вам денег. Вы сказали десять долларов? Распишитесь вот здесь, мистер Гроуби, и поставьте отпечаток большого пальца. Благодарю вас. – И миссис Хорокс отправилась на поиски очередной жертвы.
Какой-то багроволицый тучный человек, схватив меня за руку, просипел пропитым голосом:
– Добро пожаловать, брат, в ряды местного отделения Пан-Американского Объединенного Союза Рабочих Слизе-Плесне-Белковой промышленности. Эта брошюрка расскажет тебе, как мы защищаем рабочих от шантажистов и вымогателей, которых везде хоть пруд пруди. Твой энтузиазм и уплата членских взносов будут учитываться автоматически, но за эту ценную брошюрку надо уплатить особо.
На этот раз я прямо спросил:
– Брат, скажи, что ждет меня, если я откажусь ее купить?
– Сбросят вниз головой в лестничный пролет, только и всего, – спокойно ответил он и, ссудив меня мифическими долларами на покупку брошюры, исчез.
Чтобы попасть в десятую комнату, мне не пришлось взбираться по лестнице на сорок третий этаж. Рабочим моей категории пользоваться лифтом не полагалось, но вверх и вниз по этажам ходила грузовая клеть, прыгнув в которую, можно было подняться или спуститься на нужный ярус. Шахта, где ходила клеть, была очень узкой, и если твой зад хоть немного выпирал, ты рисковал его лишиться.
В десятой комнате было шестьдесят коек, размещенных по три в ряд одна над другой. Поскольку работали только при солнечном свете, сменного пользования койками не было, и моей постелью пользовался только я один. А это было великим благом.
Когда я вошел, какой-то старик с постным лицом меланхолично подметал пол в узком проходе между койками.
– Новенький? – спросил он, взглянув на мой пропуск. – Вот твоя койка. Меня зовут Пайн. Я – дневальный. С работой черпальщика знаком?
– Нет, – ответил я. – Послушайте, Пайн, где здесь можно позвонить по телефону?
– В комнате рядом.
В соседней комнате был телефон, довольно большой гипнотелевизор, проекционные фонари для чтения, катушки с микрозаписями, иллюстрированные журналы. Я стиснул зубы, увидев на стеллажах яркие обложки «Таунтонз Уикли». Телефон, разумеется, был платный.
Пришлось вернуться в десятую комнату.
– Мистер Пайн, – обратился я к дневальному, – не найдется ли у вас взаймы долларов двадцать мелкими монетами? Мне необходимо заказать разговор по международной линии.
– Найдется, если вернешь двадцать пять, – ответил – он без тени смущения.
– Верну, сколько надо, верну.
Он медленно нацарапал расписку, я поставил свою подпись и отпечаток пальца. Затем Пайн извлек из своих бездонных карманов горсть монет и, не торопясь, отсчитал нужную сумму.
Мне очень хотелось позвонить Кэти, но я не рискнул. Может быть, она дома, а может, и в госпитале, и мой звонок оказался бы напрасным. Я набрал пятнадцать цифр телефона конторы Фаулера Шокена, предварительно всыпал в автомат целую пригоршню звенящих монет. Я ждал, что коммутатор произнесет знакомые слова: «Фирма „Фаулер Шокен“ слушает. Добрый день. День всегда начинается хорошо для фирмы „Шокен“ и ее клиентов. Чем можем служить?» Но вместо этого в трубке послышалось:
– Su numero de prioridad, por favor? ‹номер вашего пароля, пожалуйста (исп.)›
Для международных телефонных разговоров требовался пароль, а у меня его не было. Чтобы получить пароль, хотя бы из четырех цифр, абонент должен обладать капиталом не менее чем в миллион долларов и аккуратно вносить плату за услуги. Международные телефонные линии теперь настолько перегружены, что нечего и думать о пароле для частных лиц. Все это меня мало волновало, когда я пользовался паролем фирмы «Шокен». Это было еще одним из тех удобств, без которых теперь придется обходиться.
Я медленно повесил трубку. Конечно, монеты обратно я не получил.
Можно написать письма. Написать Кэти, Джеку О'Ши, Фаулеру, Колльеру, Эстер, Тильди. Надо испробовать все! «Дорогая жена (дорогой шеф)! Настоящим уведомляю, что ваш супруг (сотрудник), которого вы все считаете мертвым, жив и самым непостижимым образом оказался законтрактованным на плантации „Хлорелла“ в Коста-Рике. Поэтому бросьте все свои дела и немедленно выручайте его. Подпись: любящий муж (сотрудник), Митчел Кортней».
Но здесь все письма, несомненно, подвергались цензуре.
В полном отчаянии я вернулся в десятую комнату. Обитатели ее уже начали собираться.
– Новичок! – завопил кто-то, увидев меня.
– Встать! Суд идет, – протрубил чей-то бас.
Я не осуждаю их за то, что потом произошло. Это, должно быть, стало своего рода традицией, которая хоть немного скрашивала убийственную монотонность их жизни, единственной возможностью показать свое превосходство над кем-то, еще более униженным и несчастным. Ведь каждый из них тоже прошел через это. Я уверен, что в седьмой комнате эта процедура была бы куда более гнусной и унизительной, а в двенадцатой я бы вряд ли уцелел. Но здесь это было лишь способом немного поразвлечься. Уплатив «штраф» – еще одна долговая расписка – и получив положенное количество затрещин и пинков, я произнес какую-то богохульную клятву и стал полноправным жильцом десятой комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21