-- Кое-как терпел из-за денег, не в таксисты же идти, баранку каждый день крутить. Тут иной раз неделю работы нет.
-- Бедный Опрелин! -- посочувствовал я из мужской солидарности.
-- Прям уж! -- сказала Кувыркалкина. -- Насилует меня через день, как хочет, и еще носки его вонючие стирай по воскресеньям.
-- А вы о разводе не думали?
-- Рано еще разводиться, -- деловито ответила Кувыркалкина. -- Прописку московскую он мне дал, детей нет. Значит, по закону надо пять лет под одной крышей жить, иначе ляпнет на суде, что брак был фиктивный с моей стороны, меня и вышлют по детдомовскому адресу, как заяц с петухом -- лису в народной сказке.
-- Заплатите ему за прописку и разъезжайтесь, -посоветовал я.
-- Он много хочет, но получит с гулькин нос, -- ответила Кувыркалкина. -- Кстати, вон он подъехал, легок на помине.
Опрелин -- неприятный, неопрятный и скользкий на вид -забрел в приемную, как сомнамбула или зомби, плюхнулся на стул и состроил озабоченную физиономию. Чаще всего такой пользуются алкоголики, решившие прекратить запой и начать новую жизнь после опохмелки. Озабоченный вид как бы символизирует непоколебимость решения в их мутном сознании и пробуждающуюся сопротивляемость жизни.
-- Какие дела? -- устало спросил он.
-- Выкладывай, что с утра набомбил, -- приказала Кувыркалкина.
Опрелин покосился в мою сторону.
-- Давай, давай.
Он сунул Кувыркалкиной комок мятых бумажек: рублями их уже трудно было назвать, но для таких, как я, и это -- все-таки деньги.
-- Сначала поедешь к гравировщику, от него -- на кладбище с грузом. Потом вот эти конверты развезешь по адресам. В четыре Поглощаеву надо куда-то ехать. Все. Свободен.
Опрелин ушел, как оплеванный, но по-прежнему не в меру озабоченный. Даже интересно, какая чушь терзает его пустую голову.
-- Суровы вы с ним, -- заметил я.
-- Он меня унижает с глазу на глаз, а мне что делать на людях?.. Хотите, дам показания, что в ночь убийства он шлялся неизвестно где? Могу даже на соседку кивнуть.
-- А он скажет то же самое про вас.
-- Скажет, -- согласилась она. -- Та еще скотина, а как нажрется -- хуже скотины.
Наконец я дождался ухода клиента, по манерам держаться -старого ЦеКовского работника. Видно, много украл напоследок.
-- У него двойной заказ, -- шепнула Кувыркалкина, -- на себя и на жену. Жена уже откинулась, а он еще дышит, старый пердун.
-- Для чего они делают из себя мумии?
-- Во-первых, наследников нет, а сберкнижкой глаза не прикроешь. Во-вторых, мы с вами сгинем через тридцать лет в братской могиле, а его мумию в следующей эре какой-нибудь музей купит и в витрину поставит, как в мавзолей. Не такие уж и большие деньги надо отдать, чтоб тебя, как Ленина выставили.
-- Послушайте, Оля, я, конечно, не Шекельграббер в смысле кошелька, но с удовольствием пригласил бы вас на презентацию самого себя в любое удобное для вас время.
-- А пистолет подарите?
-- У меня нет пистолета, я даже рогатку не беру на ответственные задания.
-- Ладно, я вам подарю. Газовый. У меня все равно два.
-- Договорились, жду намека, -- сказал я и пошел в кабинет, думая по дороге: "Что же я такой бабник? Что же ни одной юбки не пропущу? И совесть ведь не успокоишь мыслью, будто для дела все эти знакомства. Знаю, что не для дела, не только..."
-- Ну и работка у нас, врагу не пожелаешь, -приветствовали меня рукопожатием Кашлин. -- До чего же дотошный клиент с деньгами пошел, за каждый рубль чуть ли не душой переживает. И это хочу, и то, но подешевле. А можете вы сделать не прямо, а сикось-накось, лишь бы задаром? А сколько будет стоить задаром? И что из этого получится? И в каком грунте я буду лежать? А почему не в утепленном? А есть дешевле? А почему гроб пуленепробиваемый? Вы в меня стрелять собираетесь посмертно?.. Поклянитесь, что не обманете одинокого пенсионера... Но на чем мне клясться? На Библии мог Шекельграббер, а мне совесть не позволяет. Я мог бы, как честный человек, сказать правду, положив руку на сборник русских народных сказок и былин, хоть на суде, но клиент родным сказкам не верит, только импортным... И требует, требует, требует... Один недавно добивался, чтоб его похоронили согласно всем египетским ритуалам, а над погребением установили двухметровую пирамиду.
-- Ну и что? -- спросил я.
-- А он еще дышит. Но помрет -- сделаем, кирпичи в форме параллелепипеда уже заказаны. Если, конечно, фирма раньше него не загнется.
После таких слов Поглощаев посмотрел на Кашлина, как участковый на рецидивиста, за которым бежал три квартала, и спросил меня:
-- Вы уже начали проверку милиционеров?
-- Это только в американских фильмах за полтора часа ловят злодея и попутно кончают с бандитизмом во всем городе, -ответил я. -- А вы выполнили мою просьбу?
Поглощаев подал мне стопку листов. Я тут же просмотрел все досье, чтобы сразу покончить с неясностями и не копить вопросы впрок. Оказалось, что из штатных работников я уже почти всех знал: кроме Кувыркалкиной, Кашлина и Поглощаева в фирме постоянно и посменно работали лишь три медсестры: Сердечкина, Почесухина и Селезенкина. В основном они наблюдали за порядком в морге, прибирали таковой и покойников перед выносом, ассистировали врачу и несли ночную вахту в конторе. Зато за штатом народу числилось, хоть отбавляй: водитель Опрелин, врач Горчицын, шесть разнорабочих (видимо, могильщики), художник по декоративной росписи саркофагов, изготовители саркофагов и венков, народные умельцы из числа граверов по граниту, мрамору и стали, мастера затейливых чугунных решеток, цветочницы с садоводами и всякие другие. Я даже не подозревал, что человека в последний путь собирают люди стольких профессий. В "Долине царей" был даже отряд плакальщиц, на всякий случай, как объяснил Кашлин.
-- Плакальщиц можно сразу отбросить, -- сказал Поглощаев, -- мы пользовались их услугами только раз по желанию клиента, который сделал заказ еще при жизни, так как после горевать о нем было некому. Кроме водителя и врача, почти все нештатники приезжают только за зарплатой, а задания им сообщает Опрелин или Кувыркалкина по телефону, или я в редких сложных случаях.
-- Вы сказали "почти", -- намекнул я.
-- Ну, грузчики бывают раз в неделю: саркофаги-то наши и вшестером ели упрешь.
-- А они знали о пропаже документов Шекельграббера?
-- Наверное, знали. А может, и нет. В принципе, они и украсть могли. Лично я им ничего о документах не говорил. Да и зачем? Но земля слухами полнится.
-- Шекельграббер мог сам сказать, -- влез Кашлин. -- Он любил с ними после похорон выпить водки, уважал пролетарский характер покойник, тут уж ничего не попишешь.
-- Где можно найти этих ребят?
-- Я указал место их постоянной деятельности в справках, -- удивился моей невнимательности Поглощаев. -- Они работают на том кладбище, где фирма откупила участок и погребает своих клиентов.
Я еще раз пробежал взглядом бумажки. Информация, поданная в досье, была скупа, как Плюшкин. Вместо того чтобы охарактеризовать людей по их способностям и возможностям, Поглощаев написал мне паспортные данные, домашний адрес, специальность по диплому, месячную загруженность в пересчете на человеко-часы, женат-замужем-холост, дети есть-нет, что делает в фирме и сколько получает. Из всей этой белиберды мне пригодился бы разве что домашний адрес, но просить субъективную характеристику подчиненных у Поглощаева я не решился, все равно вышло бы как у Штирлица: "морально устойчив, отличный семьянин"...
-- Значит, сдвигов пока нет? -- спросил Поглощаев.
-- Сдвиги есть, но в каком направлении двигаться, -- пока неясно, -- ответил я.
-- А какие, например?
Я хотел сказать ему гадость, но вспомнил, что он платит мне деньги.
-- Например? Например, есть подозрение, что Шекельграббера убили не в Армянском переулке.
-- А где?
-- Где-то в другом месте, -- ответил я.
Он призадумался, не знаю уж над чем, но так крепко, что пришлось оборвать его думы:
-- В прошлый раз я забыл спросить: с кем вы ходили в баню?
-- С Горчицыным, с нашим врачом. Радикулит, знаете, донимал, а Горчицын окончил курсы массажа.
"Господи! -- подумал я. -- Вот оно, мурло советского миллионера! На массаже экономит, своего врача в баню тащит!"
Я вышел в приемную, захлопнул дверь, присел возле Кувыркалкиной и сказал самым любезным тоном:
-- Оля, не могли бы вы включить селектор, спросить какую-нибудь ерунду и случайно забыть выключить.
-- А зачем? -- спросила она.
-- Очень интересно, как они сейчас мои кости перемывают.
-- Можно пообедать? -- спросила Кувыркалкина, нажав клавишу.
-- Валяй, -- ответил Кашлин потусторонним голосом.
Дальше ничего интересного я не услышал.
"Представляешь, -- сказал Поглощаев, -- мой оболтус взял вчера свой ваучер и пошел в РЭУ приватизировать качели во дворе".
-- Можно выключать, -- сказал я Кувыркалкиной. -- Привет Опрелину. Кстати, по каким адресам он возит какие-то конверты?
-- Это реклама в газеты.
-- А куда собрался Поглощаев в четыре часа?
-- Вы очень много хотите от меня задаром.
-- Я же пригласил в ресторан!
-- Вы не боитесь моего мужа?
-- Нет, он не страшный. К тому же у меня будет подаренный вами пистолет, а в домжур Опрелина не пустят. Я предупрежу на вахте. Ну, так куда собрался Поглощаев?
-- Поедет к Эпюру менять рубли на доллары, чтобы в чулок засунуть.
-- А почему он не сходит в ближайший обменный пункт?
-- Значит, ему так выгодно и безопаснее...
Следующие три часа я провел почти идиотским способом: сидел в кустах и фотографировал всех, кто входил и выходил из "Долины царей".
Потом я поехал к дому Размахаевой, чтобы, если удастся, щелкнуть и ее, хотя толком не знал, зачем мне ее фото? Разве что на память. Прождав час безрезультатно, я увидел, как в подъезд уперлось такси и из него вышел Поглощаев.
Хорош Эпюр! -- подумал я. -- Выходит, Размахаева -содержанка всех господ, -- и зашел следом.
Пришлось и этому вахтеру дать пару сотен.
-- Мужик, который передо мной прошел, часто здесь бывает?
-- Бывает, -- ответил вахтер, -- но больше часа не задерживается.
Деловому человеку больше и не надо, -- подумал я. -Сделал и сваливай к жене.
-- А закавказец, которому ты грозил кулаком по просьбе гражданки из восьмой квартиры, больше не появлялся?
-- Никому я не грозил, и гражданка не просила...
Меня так и подмывало заглянуть в окно, но я побоялся рассекретить себя и ушел, несолоно хлебавши...
Дома меня вовсю добивался телефон. Звонил Леша из Сандунов.
-- Как фамилия твоего балбеса?
-- Поглощаев.
-- Ну радуйся. Нашел я его бумажник: между стеной и спинкой лавки. Вообще-то там щели нет, но когда спинку потянешь на себя, появляется. Если б ты не сказал, лежал бы он там до капитального ремонта.
-- Ты завтра в бане?
-- Нет.
-- Давай встретимся на улице...
Утром я сдуру решил, что фотографии для меня имеют первостепенное значение, и поехал на кладбище. Народ в телогрейках толпился возле конторы. Пришлось щелкать всех подряд, так как соратников "Долины царей" я не знал, а после знакомства бродить среди могил и ловить в ракурс лица подозреваемых выглядело бы логично и естественно только на территории сумасшедшего дома.
Наконец я остановил мужчину с лопатой наперевес. По моим наблюдениям, он был вроде бригадира могилокопателей, во всяком случае, оставлял такое впечатление, тыкая пальцем во все стороны и раздавая поручения. Я угадал: мужик по фамилии Навыдов действительно подрабатывал в "Долине царей".
-- Хотите посмотреть, где буржуев хоронят? -- спросил он, оценивая взглядом мое имущественное положение. -- Участок, я вам доложу, -- пальчики оближешь. Видели кладбища в заграничных фильмах?.. Сейчас такое же увидите. Одного песка туда пятьдесят самосвалов сгрузили.
-- Зачем так много?
-- Чтобы черви на бренные останки не покусились.
-- Разве в песке хоронят?
-- Мы сначала яму бетонируем, только в углу дырку для стока оставляем, а потом уже песок, через год, когда усядется, добавляем. Ну, песок постепенно слеживается, твердеет, как цемент.
Навыдов подвел меня к полигону "Долины царей". На фоне покосившихся крестов и столбов с облупившимися звездами, которые ютились так, словно в большой комнате снимали углы за занавесками в редкую полоску, "Долина" и впрямь производила впечатление ухоженностью и изначально заложенным распорядком.
-- Ну как? -- спросил Навыдов, подозревая во мне клиента или его доверенное лицо.
-- А где похоронят Шекельграббера? -- спросил я. -- В какой из этих ям?
Мужик на секунду замешкался.
-- Вы из милиции?
-- Нет, из смежной организации.
-- Понятно без названия, -- буркнул Навыдов. -- И что от меня надо?... Шекельграббера видел недели за две до смерти. Был обычный, о смерти не заикался. В личную жизнь не посвящал. Он вообще к нам относился, как Горький, -- только в народ заходил: водки выпить, "козла" забить на перевернутом ящике, матом поругаться вволю.
-- Опрелина вы хорошо знаете?
-- Слабак. Такое впечатление, что его ежедневно бьют по морде, а он и хочет дать сдачи, и боится, и уже привык.
-- Какие у вас отношения с Поглощаевым?
-- Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет -- до того денег жалко.
-- А врач?
-- Горчицын? -- переспросил Навыдов. -- Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю -- противно.
-- Откуда вы знаете?
-- Он же серьгу в ухе носит!
-- А только голубые носят серьгу?
-- Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.
-- Не думали, почему убили Шекельграббера?
-- Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.
-- Значит, все долгожители -- сволочи?
-- Или эгоисты.
-- Вы тут каждый день работаете?
-- Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.
-- В ближайшее время от "Долины царей" никакая халтура не предвидится?
-- Через неделю как раз Шекельграббер доспеет...
Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним кончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.
С кладбища я поехал к Размахаевой. В телефонной будке набрал номер, убедился, что зиц-вдова дома, и, не выходя, устроил наблюдательный пункт за подъездом. Через час она вышла. Я проводил ее до парикмахерской, подождал еще с час. Потом мы пошли, соблюдая приличную дистанцию, в бассейн.
Все по тем же бумажкам Поглощаева я выяснил, что при бассейне есть сауна, в которой Горчицын работает массажистом, видимо, отдыхая после разделки трупов. И не ошибся. Размахаева вышла из бассейна, держа под руку человека, у которого в ухе болталась серьга. Я сфотографировал эту милую парочку: сначала -- когда они шли по улице, а потом -- когда садились в машину Горчицына. Дальше преследовать их я не мог, да и пора было идти на встречу с банщиком Лешей. Через полчаса я еще раз набрал номер Размахаевой и убедился, что она повезла Горчицына не к себе.
Леша заставил себя ждать, но я уже привык за сегодняшний день к ожиданиям.
В документах Поглощаева я ничего интересного не обнаружил, кроме квитка на подписку собрания сочинений, о котором давно мечтал. Но Поглощаев уже выкупил первые тома.
-- Ты бы хоть поощрил меня материально за находку, -сказал Леша.
Я вынул все деньги из портмоне -- две тысячи рублей и десять долларов -- и отдал Леше.
-- Теперь постарайся вспомнить, кто еще сидел в той кабинке и в соседних.
-- У меня шесть сеансов ежедневно. И по ночам малыши-плохиши с девочками вениками дерутся.
-- Я тебе помогу. Худощавый белобрысый мужик с серьгой в ухе.
-- Был, кажется.
-- Еще?
-- Нет, так не вспомню.
-- Может, на этот сеанс и в эту кабинку ходит постоянный клиент?
-- У постоянных свои места...
На том и расстались...
Я еще раз позвонил Размахаевой -- никого. Или трубку не берет. Тогда я позвонил Поглощаеву.
-- Вы уже подали заявление об утере документов?
-- Я на нашу милицию не надеюсь, иначе бы вашими услугами не пользовался, -- ответил он. -- Да и восстановить их не так сложно. Самое ценное там -- пропуск в Кремлевскую поликлинику.
-- Никуда не уходите, сейчас буду, -- сказал я, повесил трубку и остановил такси. Мне почему-то казалось, что Поглощаев отвалит за находку соответствующее вознаграждение, и я имею право потратиться на пижонский транспорт...
Кувыркалкина поднялась мне навстречу и заговорщически подмигнула.
-- Оля, -- сказал я с укоризной. -- В такой мини-юбке, по-моему, даже на пляже появляться неудобно.
-- Даже на нудистском? -- спросила она.
-- На нудистском тем более неудобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10