Эти несчастные хоть и умели сражаться и имели при себе
свои посохи, удержать киммерийца не могли. Наверное, в
тот миг с подобным не справилась бы и сотня обученных
солдат. Обезглавленные, разрубленные надвое, даже
четвертованные тела так и полетели в разные стороны. Иные с
шипением падали в огонь. Миг - и за ними последовала
приготовленная для Конана Чаша. Огонь лизнул ее серебряные
бока - и они внезапно поплыли, расплавляясь, теряя форму и
очертания. Видно, в очаге горел не простой огонь.
- А где же все эти бездельники, именующие себя моими
учениками? - Вопросил он пустоту.
- В огне, - коротко бросил Конан. С лезвия его меча
медленно стекала кровь.
- О, да ты и в самом деле славный боец! Ну, учеников
мне не жаль - наберу новых... Так, Чашу ты тоже
расплавил... Охо-хо, сколько трудов - и все придется
теперь делать мне самому!
С этими словами чародей, кряхтя, нагнулся над полом и
щелкнул пальцами. Каменная плита немедленно перевернулась;
на ее обратной стороне стояла серебряная Чаша, точь-в-точь
такая же, как и только что брошенная в огонь киммерийцем.
- Та-ак... чаше есть... теперь осталось только
произнести заклинание...
- Что, и все? Я считал, что превращение в Бога требует
несколько больших усилий! - стараясь сохранять спокойствие,
заметил Конан.
- Сперва я должен снять с тебя это нелепое украшение...
- волшебник указал пальцем на венок. - Пока она на тебе,
ничего не получится...
Он кичился своей силой, этот странный, невесть откуда
взявшийся Торгующий богами. Ему нравилось говорить правду
своей жертве.
Конан замер. Он понимал, что с чародеем такой мощи ему
не совладать. По крайней мере, в тот момент, когда внимание
мага сконцентрировано именно на нем, Конане. Однако кое-что
начало внушать надежду - серебряный шар эфеса, разогревшись
около магического пламени, что пылало в очаге Торгующего
Богами, начал мало-помалу светиться пока еще слабым,
тусклым, но хорошо заметным светом, и у Конана враз
полегчало на сердце. По крайней мере, он умрет - если он
умрет - не как бык на бойне, а сражаясь!
Маг кривился, шипел, плевался и дергался, словно у него
рвали гнилой зуб. Очевидно, та малолетняя колдунья
оказалась далеко не неумехой, и снять надетый ею
смертельный венок оказалось не так просто. Пользуясь тем,
что волшебник совершенно перестал обращать на него
внимание, Конан шаг за шагом начал подкрадываться к нему,
оставаясь внешне совершенно спокойным, словно стать богом
из чаши было его заветнейшей мечтой.
Венок на шее северянина тоже не остался безучастным к
происходящему. Сперва он стал ледяным, потом - почти
нестерпимо горячим. Потом раздался легкий треск, и Конан
понял, что Торгующий Богами все-таки начал одолевать.
Рушилась последняя преграда, отделявшая варвара от
заключения в серебряной чаше.
Конан вновь прыгнул. На сей раз это был прыжок
отчаяния, прыжок загнанного волка на копья и стрелы
охотников, когда благородный зверь ищет лишь одного -
быстрой смерти. В отличие от волка, Конан хотел жить -
однако был готов и к тому, что этот его бой окажется
последним.
Волшебник встретил киммерийца страшным встречным
ударом, словно опытный кулачный боец. Суховатый кулачок
врезался в прикрытый броней упругих мускулов живот варвара,
отшвырнув того шагов на пять. Клинок же Конана, нацеленный
в голову врага, оставил лишь длинную кровавую царапину на
плече колдуна.
- Ох-х! - вырвалось у чародея. - Меч!.. твой меч!.. -
Лицо его исказилось. - Ожил, проклятый!..
Нечего и говорить, насколько воспрял духом Конан после
таких слов. И, хотя удар волшебника потряс варвара так,
как не потрясали самые сильные удары, когда-либо полученные
им за всю жизнь - он вновь поднял меч и замахнулся, готовясь
к новому броску. Однако на сей раз волшебник опередил его.
Руки чародея внезапно удлинились, и кулак его вновь
ударил киммерийца в грудь. Перед глазами варвара взорвался
ослепительный сноп искр - и, теряя сознание, Конан
распростерся на полу. В один миг чародей оказался возле
поверженного, сорвал с него тот самый мешавший ему венок и,
сопя от натуги, потащил тело к очагу.
Роковая чаша стояла рядом. Сквозь боль Конан
чувствовал, как умелые, жесткие руки чародея начинают
уминать его тело, точно пекарь - тесто; казалось, еще миг -
и он, Конан, окажется внутри.
Мертвящая хватка ослабла внезапно. Боль отступила, и
Конан, подняв глаза, понял причину остановки - стены в
дальнем конце зала рушились, а в пролом, расшвыривая
беспорядочно мечущихся бронзовых зверей, медленно и
торжественно вплыло черное облако, заключавшее в себе
злобный дух мертвого жреца Марагара.
- Он мой! - По залу поплыло мерзкое, еле слышное
шипение, все пропитанное ядовитой злобой. - Он мой, и я
должен отомстить за себя!
- Нет, он мой! - выкрикнул в ответ карлик. - Марагар,
что стало с тем богом, что я тебе продал?
- Твой бог оказался барахлом. Он, - темное дымное
щупальце указало на Конана, - он убил его. А потом сумел
коварно и подло убить мое тело. Но дух мой жив, и я пришел
сюда за справедливо принадлежащей мне добычей!
- Как бы не так! - рявкнул Торгующий, и Конан невольно
поразился мощи заключенного в столь жалком теле голоса. -
Уходи отсюда, добыча демонов! Ты проиграл, а я выиграл.
Кан-Демур теперь мой! Я пошлю туда своего нового бога, и
все склонятся перед ним!
Облако-Марагар не ответил. С невесть откуда взявшейся
прытью он рванулся вперед, словно чудовищный спрут,
выбрасывая вперед струи дыма, служившие ему щупальцами.
Первый его удар смял защиту чародея, отшвырнул того от
лежащего Конана. Воспользовавшись этим, северянин вскочил
на ноги.
О нем, похоже, все тотчас забыли, Перекатившись через
голову, карлик тоже вмиг оказался стоящим. Лицо его дико
перекосилось, глаза метали молнии. Сжав кулачки, он походил
на ободранного бойцового петуха, - но на очень опасного
петуха, досконально знающего все тонкости боя.
Голубой огонь заметался между сжатыми кулаками
волшебника. Прежде, чем туча-Марагар успел нанести новый
удар, сгусток сияющего пламени грянул прямо между глаз
демона. Тот взвыл, в середине его лба мгновенно
образовалась глубокая воронка, расширявшаяся с каждой
секундой. Щупальца забились, точно в агонии - однако до
агонии этому существу было еще очень далеко. Дымные струи
потянулись вдоль дальних стен, вдоль потолка, со всех
сторон устремляясь к сжавшемуся возле очага волшебнику.
Торгующий Богами торжествующе усмехнулся и бестрепетно
опустил руку в огонь своего очага. Когда Конан вновь увидел
его ладонь, на ней горел, извиваясь, словно змея под
музыку базарного заклинателя, длинный и тонкий язык
пламени. И этим языком, словно мечом, колдун с размаха
рубанул по самому дерзкому щупальцу Марагара, что
протянулось существенно дальше других. Удар был хорош,
однако дым просто расступился перед магическим оружием, и
пламенное лезвие, выбросив целый сноп разноцветных искр,
врезалось в пол, погрузившись в камень на всю длину клинка.
Марагар тотчас воспользовался этим. Здесь, возле очага,
где горел колдовской огонь, демон явно набрался новых сил.
Во всяком случае, двигался он куда быстрее, чем на
поверхности земли. Его бесчисленные щупальца со всех сторон
устремились на колдуна, и вот первое захлестнуло карлика
поперек груди...
Впрочем, тот не остался в долгу. Весь скривившись от
усилий он, не в состоянии вытянуть застрявший в камне
огненный меч, сломал его возле рукояти и обломком клинка
полоснул по стремительно уплотнявшемуся щупальцу, как будто
демон перекачивал в него свою новосотворенную плоть.
Это подействовало. Щупальце лопнуло, превращаясь снова
в дым; освободившись, чародей вновь замахнулся, посылая
вперед созданный из запасов его внутренней силы шар
голубого огня. Марагар встретил оружие врага в воздухе
сплетением нескольких струй дыма; они исчезли в пламенной
воронке, но дело свое сделали. И тотчас же новый удар
демона вновь поверг колдуна наземь.
Однако это стало последним успехом того существа, что
унаследовало память и ненависть Марагара, верховного жреца
забытого бога. Вскочив на ноги, карлик, несмотря на
текущую из носа и ушей кровь, больше не стал уклоняться,
прятаться, или же пытаться решить дело, состязаясь в
меткости и мощи магических снарядов. Вместо этого он
решительно бросился навстречу демону, словно намереваясь
схватиться с ним врукопашную. За ним тянулся алый шлейф из
тонкого огня; и вцепившиеся было в него щупальца вспыхнули,
словно пуки соломы, брошенные в огонь. Карлик кинулся прямо
к распахнувшейся пасти демона-Марагара и исчез в ней.
Чудовищная физиономия жреца мигом исчезла. Туча
забурлила и закипела, словно сеть, полная живой, бьющейся
рыбы. По стенам побежали трещины; рядом с Конаном упал
здоровенный обломок камня. Из пещеры надо было убираться, и
поживее.
Шар на эфесе Конана раскалился добела.
Киммериец не мог трусливо бежать, воспользовавшись тем,
что оба его врага заняты схваткой. Широко размахнувшись,
северянин обрушил клинок на один из клубистых отростков
тучи - и на сей раз орудие, добытое в покоях императора
Веледа, не подвело своего хозяина.
Меч оставил на боку тучи широкий алый разрез. Из раны -
если только это была рана - со свистом ударил упругий
поток ветра. Туча начала стремительно сжиматься, корчась и
содрогаясь, точно в агонии. Из ее середины, точно детский
мячик, выкатился карлик - его физиономия была разукрашена
синяками и ссадинами, точно у мальчишки после уличной драки.
А трещины на стенах и потолке все расширялись и
расширялись.
Черный дым стремительно уплотнялся, сжимаясь в некое
подобие человеческой фигуры. Проявлялось и лицо - лицо
Марагара.
Не давая врагу опомниться, Конан вновь замахнулся.
Заветный клинок развалил дымного демона надвое; верхняя
часть туловища - рот твари был оскален в усмешке -
оказалась под ногами киммерийца.
- Наконец-то я достану тебя! - успел произнести демон
за миг до того, как серебряный шар на эфесе врезался ему в
пасть, разнося подобие головы на мелкие черные ошметки не
то слизи, не то пара.
- А теперь твоя очередь! - взревел Конан, поворачиваясь
к карлику - и едва успел отбить клинком посланный в упор
огненный шар. Шар взорвался с треском и пламенем, а меч
киммерийца уже летел над полом в длинном, стремительном
выпаде, начисто снеся врагу голову с плеч.
Обезглавленное тело, однако же, поднялось. Руки зацепили
киммерийца за плечо - прежде чем их отсекло напрочь
гибельное лезвие. Варвар упал; удар потряс его до глубины.
Меч вырвался из ослабевшей кисти и отлетел в сторону.
Безмолвный карлик навис над раздираемым болью Конаном; даже
могучее тело северянина не могло сопротивляться этой муке.
Захрипев, Конан что было сил ударил ногой; пятка
погрузилась в пах карлика, отшвырнув его к самому краю
очага. На миг он застыл на каменном бордюре, отчаянно
размахивая руками в тщетной попытке удержать равновесие - а
затем рухнул прямо в пламя.
И тотчас же начал рушиться и пещерный свод.
Колдун в ужасе поднял обрубки рук, словно пытаясь
удержать падающую сверху массу камней и земли - напрасная
попытка. Его жалкий стон заглушил торжествующий рев
подземных духов, обретавших наконец решительную победу над
ненавистной им пустотой в их владениях...
Конан же только и успел, что подобрать свой меч и, в
инстинктивной попытке защититься, вскинув его острием
вверх. Ярко-ярко засиял серебряный шар - и все рушащееся
сверху, падая, миновало киммерийца.
Вокруг него громоздились завалы, а он оставался цел и
невредим.
Когда же все кончилось, оказалось, что он стоит на
самом дне глубокого и узкого - в ширину его плеч -
колодца. Подъем будет долгим и трудным, но зато там, над
головой, синело ласковое небо. А на шее киммерийца не было
больше гибельного венка.

1 2 3 4 5 6 7 8