А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– То, о чем я уже говорил. Вы и не представляете, как много пожилых предпринимателей просыпаются в один прекрасный день и понимают, что дни их сочтены, а деньги, доставшиеся с таким трудом, почти не принесли им никакого удовольствия. Встав перед выбором, порадовать ему вас или себя, ваш дядя без колебаний предпочел последнее. Он, можно сказать, угас, на славу перед этим просияв. Женщины, само собой, а еще он много играл. Мне кажется, что если бы он выиграл, он вынужден был бы вам что-то оставить…
– Но растратить так много… – начал было Каллендер.
– На закате своих дней он стал весьма щедрым человеком. Немало денег ушло на бриллианты, и я сам помогал оформить дарственную на славный особнячок, который он преподнес одной из своих любовниц. Кроме того, он пожаловал солидные суммы некоторым слугам, и единственным условием для них было служить в доме до дня его похорон. Одного из слуг звали Бут, еще у него была горничная, ее звали, кажется, Элис. Сейчас они, должно быть, уже оставили службу.
Каллендер вспомнил, каким пустым стал его дом, – а он этого почти и не заметил, спеша посетить контору Фробишера и Джарндайса.
– Жалко, что я не выпорол ее еще сильнее, – пробормотал он.
– Что-что, прошу прощения?
– Так, ничего. Как бы то ни было, остается дом.
– Боюсь, он полностью заложен. Мне кажется, что дом он намеревался оставить вам, но ваш дядя, на удивление докторам и самому себе, прожил дольше, чем полагал, и средств у него оставалось совсем мало. Тем не менее вы сможете что-то получить, если успеете продать дом до того, как будет вынесен запрет на продажу заложенного имущества, что неизбежно произойдет. Еще, возможно, остался какой-то капитал после катастрофических убытков в Индии; как мне кажется, представитель вашего дяди уже сел на корабль, который держит курс на Англию. Некий мистер Найджел Стоун.
– Кузен Найджел! Этот полудурок! Неудивительно, что все прогорело.
Фробишер заглянул в еще один документ.
– Как я понимаю, эта должность предлагалась вам, но вы предпочли остаться в Лондоне и жить за счет вашего дяди. Или у меня неверные сведения?
Каллендер встал со стула и зашагал к двери. Распахнув ее, он обернулся, чтобы сказать свое последнее слово перед уходом.
– Я непременно буду оспаривать это завещание, – заявил он.
– И я с удовольствием взялся бы представлять вас, но настоятельно советую отказаться от этой затеи, потому что вы на самом деле единственный наследник. Проблема только в том, что все имущество было растрачено до того, как вы вступили в права наследования. Потратить на судебные издержки то малое, что вам досталось, было бы неразумно.
– Надеюсь, этот совет вы дали бесплатно, не так ли? – Каллендер в отчаянии осмотрелся. – Мне кажется, что старый выродок устроил все это мне назло.
– Ну, я бы не стал выражаться настолько резко, – высказал свое мнение Фробишер. – Мистер Каллендер! Вы забыли трость.
Каллендер развернулся в дверях и бросился обратно в приемную за своей тростью из черного дерева. Его так и подмывало с размаху сломать ее о стол Фробишера, но он вовремя остановил себя, понимая, что приобрести новую трость ему будет не по карману.
Реджиналд Каллендер отправился в ближайший паб и выпил, один за другим, три бокала чистого джина, но даже это не помогло ему избавиться от дрожи в руках. Выйдя из заведения, он зашагал к дому, где жила Салли, надеясь, что по пути успеет разобраться в своих мыслях.
Салли Вуд была, в некотором смысле, его любовницей, хотя он не питал глупых иллюзий насчет того, что лишь он один пользуется ее благосклонностью. Тем не менее он весьма гордился при мысли, что является, скорее всего, единственным из ее мужчин, с которого она никогда не брала плату. Он ей явно нравился. Каллендер испытывал удовлетворение, сознавая, что является самым изысканным кавалером из всех, с кем она встречалась в мюзик-холле. Однако, весьма вероятно, Салли видела в нем скорее племянника богатого пожилого джентльмена. Каллендер пытался представить, что она сказала бы, узнав о его бедственном положении. Говорить он ей об этом, конечно, не намерен, но весьма скоро ему будет уже непросто делать ей небольшие подарки и даже изредка водить ее в ресторан. На самом же деле сложнее всего ему будет с Фелицией; именно панические мысли о том, как ему скрыть от нее свою нищету, и толкали Реджиналда к дверям Салли.
У Каллендера был свой ключ от дома, где она жила, но, поднявшись по неосвещенной лестнице, он счел необходимым немного переждать перед тем, как заходить в ее комнату. Он осторожно прислушался – Каллендер никак не мог забыть тот случай, когда он, явившись без предупреждения, стал свидетелем сцены, которую предпочел бы не видеть; но на этот раз изнутри раздавался только женский голос, мурлыкавший обрывки песни. Каллендер постучал. Изнутри послышалось шуршание, а потом в дверях показалась Салли, неодетая, если не считать черного корсета, отороченного алым шелком. В руке у нее была щетка для волос с перламутровой ручкой.
– Реджи! Привет, дорогой.
Это уменьшительное имя Каллендер терпеть не мог, но раздражение вскоре растаяло в ее жарких объятиях. Окутанный облаком ее духов, он увлек Салли обратно через порог, закрыл за собой дверь и стал жадно ее целовать, а его руки медленно исследовали открытые части ее тела. Через несколько секунд Салли оттолкнула его, одновременно смеясь и пытаясь отдышаться.
– Девушки, знаешь ли, тоже дышат воздухом, – сказала она, – кроме того, с леди следует сначала побеседовать.
Она улыбнулась ему через плечо и села возле туалетного столика, уставленного баночками краски и пудры. Некоторое время Каллендер довольствовался тем, что, прислонившись к стене, наблюдал, как она расчесывает свои блестящие каштановые волосы. Как же Салли не похожа на Фелицию: румяная, а не бледная, пышная, а не худенькая, и начало в ней преобладало плотское, а не духовное. И он с удивлением понимал, что почему-то Салли его не устраивает, хотя и готова дать ему все, чего он только ни пожелает; Каллендер был убежден, хотя никаких на то доказательств у него не было, что, овладев своей невестой, он сможет пережить нечто большее, чем способна ему дать Салли. Вообще-то это почти не имело значения: одно уже принадлежащее Фелиции состояние делало ее намного более подходящей спутницей жизни. Каллендеру достаточно было окинуть взглядом комнату, чтобы убедиться в этом.
Милый беспорядок, который в доме любовницы может показаться очаровательным, для жены был бы совершенно неприемлем. Покрытый пылью пол, кровать не застелена, и на всех предметах обстановки валялись груды торопливо сброшенной одежды. В целом картина напоминала, как ему представлялось, ателье портного, развороченное взрывом.
Внимание Каллендера привлекла книжонка, наполовину закрытая скомканной простыней. Реджиналд взял ее в руки и расправил мятую обложку, украшенную аляповатой картинкой: скелетоподобная фигура в плаще нависала над спящей женщиной. Летучие мыши и надгробные камни украшали собой пугающее название: «Вампир по имени Варни, или Кровавое пиршество».
– Что, Салли, читаешь дешевые страшилки?
– Девушки иногда скучают. И рассказ такой славный.
– Да это же просто дрянь.
– Может, и так, но читать увлекательно. Это про одного типа, который умер, но по ночам возвращается и пьет человеческую кровь. Он пробирается прямо к ним в комнаты, да-да, и высасывает из них кровь до капли, пока они спят. Он прокусывает им горло. – Для выразительности Салли коснулась собственной шейки.
– По мне, все это редкая пакость, – заметил Каллендер, листая книгу в поисках других иллюстраций.
– И сами они становятся вампирами после того, как он с ними расправится.
– Еще он, похоже, вколачивает в людей поленья, – произнес Каллендер, обнаружив особенно страшную картинку.
– Да нет же, Реджи. Это делается для того, чтобы раз и навсегда уничтожить вампира. В сердце ему вбивают деревянный кол, так-то. – Салли артистично положила руку на свою пышную грудь.
– Но ты же не веришь в эту чепуху, да?
– Не знаю, но тут есть о чем подумать, верно? А еще мне нравится то, что я чувствую, пока читаю. Я вся покрываюсь гусиной кожей.
– Тогда я советую тебе зажечь камин.
– А ты мне не поможешь, милый Реджи? Мне столько всего надо успеть сделать.
– Собираешься на выход?
– Вот-вот, ухожу, дорогой. А почему ты спросил?
– Потому что я знаю лучший способ тебя согреть.
Каллендер бросил книжку обратно на кровать и решительно шагнул к туалетному столику. Он зарылся лицом в кудрявые надушенные волосы Салли и взял ее обеими руками за грудь. Она выгнула спинку, прикрыла глаза и улыбнулась, почувствовав его дыхание на своем лице.
– Ты был в пабе и пил джин, да?
– А что в этом дурного? – спросил Каллендер, пытаясь расстегнуть ее корсет.
– Ты мог бы и с собой немного принести.
– Неужели сам я опьяняю недостаточно?
– Ты прав, Реджи. Так чудесно иметь богатого любовника. Чувствуешь себя особенной.
Каллендер сорвал с себя галстук.
– Но ты любила бы меня и без этого, да?
– Конечно, любила бы. Да, мои соболезнования, я слышала, у тебя умер дядя. – Она освободилась от его неуклюжих рук и быстро разделась сама.
И вскоре они оказались на кровати, и на забытую книжку про вампира по имени Варни обрушились два трепещущих тела.
Мертвая Комната
Короли, построившись, как на параде, стояли смирно, а человек простого сословия шагал мимо. Он был гидом, но униформа делала его похожим на солдата, и его хриплый голос, называвший каждую коронованную особу Европы, все больше раздражал Каллендера. Реджиналду уже вконец опротивел этот назойливый человечек и тянувшиеся бесконечной вереницей восковые фигуры; эти мягкие статуи с фальшивыми украшениями начали вызывать у него отвращение еще до того, как он вошел в музей мадам Тюссо, поскольку в связи с легкой воспламеняемостью экспонатов ему пришлось выбросить последнюю из импортных сигар дяди Уильяма.
И ни до, ни после этого публичного оскорбления не случилось ничего, что могло бы смягчить гнев Каллендера. Поход в музей мадам Тюссо, на Бейкер-стрит, начался самым ужасным образом: наняв кэб, Каллендер приехал к Фелиции Лэм, но обнаружил лишь ее отсутствие. Зато тетя Пенелопа присутствовала самым навязчивым образом и кокетливо заявляла свои права на Каллендера в качестве сопровождающего, пояснив, что Фелицию четверть часа тому назад посадил в свою карету мистер Ньюкасл, тот самый медиум. Охватившее было Каллендера негодование быстро сменилось почти что паникой: он никак не мог отделаться от беспричинных опасений, что его невесту похитили и теперь ему ее больше не видать. Добираться до музея восковых фигур пришлось под аккомпанемент непрекращающейся болтовни тети Пенелопы, так что поездка превратилась в пытку.
Кульминация, которая, к удивлению Каллендера, вызвала у него лишь раздражение, оказалась сущим пустяком. Фелиция, с притворной скромностью потупив глаза, стояла в освещенном газовыми фонарями вестибюле универсального магазина на Бейкер-стрит, держась за длинную, тонкую руку Себастиана Ньюкасла. Не приходилось сомневаться в близких отношениях между ними, и Каллендер, пусть и ощущая, что дальше ничего столь значительного уже не произойдет, закипел от злости. А когда тетя Пенелопа потащила его осматривать выставку, ему показалось, что Фелиция улыбнулась ей с благодарностью. Было понятно, что за все билеты заплатил Ньюкасл, и Каллендер, по правде говоря, в этом отношении не мог предпринять решительно ничего.
Экскурсия по галерее восковых фигур для Каллендера превратилась в кошмар задолго до того, как он оказался возле Комнаты ужасов. Экспонатов он почти не замечал, зато от его внимания не ускользнул ни один из тех взглядов, которыми обменивались его невеста и Себастиан Ньюкасл. Они, казалось, намеренно отставали от остальных, увлеченно беседовали на личные темы, в то время как Каллендер шагал вперед под напором толпы, а также тети Пенелопы – эту женщину он рад был бы удавить. Лицо Каллендера пылало, галстук душил его: может, Фелиция сознательно над ним издевается? Он так напряженно следил за идущей позади группы парой, что чуть было не сбил с ног экскурсовода, когда процессия неожиданно остановилась у двери, вход в которую преграждал шнур из алого бархата.
– Здесь мы завершим нашу экскурсию, – объявил человечек в синей форме. – То есть вы увидели основную экспозицию. Но за моей спиной, леди и джентльмены, за этим шнуром, за этой дверью, находится Мертвая Комната. Или, как ее еще выразительно называют, Комната ужасов в музее мадам Тюссо. Те из вас, кто приобрел билеты на эту необычную выставку, могут сейчас последовать за мной, но предупреждаю вас, что этот зал содержит изображения пороков и инструментов уничтожения. Здесь представлены самые отъявленные душегубы и злодеи прошлого и настоящего, а также подлинные орудия пыток и казни, в том числе и та самая гильотина, на которой расстался с жизнью король Франции. Кроме того, вы увидите изображения отрубленных голов короля и его королевы, Марии-Антуанетты, а также таких известных деятелей, как мистер Робеспьер, – все это подлинные слепки, которые непосредственно после казни выполнила своими умелыми руками мадам Тюссо, тогда совсем юная девушка, и было это более полувека тому назад. Эта выставка не для пугливых, да, леди и джентльмены, но вы предупреждены, и тех из вас, кто отважился посетить Мертвую Комнату, прошу следовать за мной.
Каллендер с некоторым удивлением наблюдал, как толпа постепенно растаяла: то ли побаиваясь, то ли жалея денег на билет, британская публика, по крайней мере в этот вечер, не склонна была любоваться ужасами. В итоге осталось всего четверо посетителей, и все они были из компании Каллендера, хотя, конечно же, возглавляла группу тетя Пенелопа. Она подчеркнула этот момент, вскрикнув от восторга, когда дверь в Комнату ужасов открылась и ее пригласили внутрь.
В зале было темно, – так и задумано, решил Каллендер, – и в первый момент ему показалось, что в сумерках их поджидает толпа. Когда глаза его привыкли к потемкам, он понял, что фигуры расположены группами, как заключенные, ожидающие приговора на скамье подсудимых. Он заметил, что среди экспонатов попадаются и женские фигуры; особенно привлекла его внимание весьма пожилая дама в сером платье. В целом же все они не производили особого впечатления, тем более это были всего лишь скульптуры.
– Так вот она, знаменитая Мертвая Комната, – громко произнес Каллендер, зная, что за ним идет Фелиция. – На вид не так уж и страшно. За вознаграждение в сто гиней я с удовольствием провел бы ночь среди этих оцепеневших злодеев.
– Простите, сэр, – с улыбкой ответил гид. – Эту награду предлагает Госпожа Молва, а не мадам Тюссо, которая вовсе не хочет, чтобы после десяти часов вечера, когда музей закрыт, здесь ходили посетители. Единственным живым человеком, которому позволено проводить ночь среди этих фигур, является сама мадам Тюссо.
– И вы и вправду на такое пошли бы, Реджиналд? – потрясенно спросила тетя Пенелопа, и Каллендер почувствовал некоторое удовлетворение, хотя ему было бы приятнее услышать реакцию Фелиции. Он осмелился посмотреть назад и с удовольствием отметил, что взгляд ее бледно-голубых глаз направлен на него.
– Конечно, этот приз кто-то просто выдумал, – сказал он. – Здесь и школьника ничем не напугаешь. Что это за два типа вот там? – Он указал тростью на парочку лохматых бандитов, в кепках и рваных шарфах.
– Что же, сэр, вы начали не в том порядке, как это принято, но посетителей сегодня так немного, что последовательность, думается, значения не имеет. Это Берк и Хэйр. Подонки, обворовывавшие могилы и убивавшие людей. Они крали трупы для изучения в анатомических лабораториях, а потом начали убивать, когда свежих трупов на кладбищах не хватало. Берк был казнен в тысяча восемьсот двадцать девятом году, по доносу своего подельника. Они оскорбляли мертвых и губили живых. Подлейшие типы, и эта композиция – одна из наиболее популярных у посетителей.
Эта история, напомнившая Каллендеру кое-что из его собственного прошлого, не особенно его позабавила.
– Конечно, такие пакости давно ушли в прошлое, – отметил он. – Теперь в медицинские школы поступают все необходимые им материалы.
– Но и сейчас находятся подонки, готовые грабить мертвых, – вмешался Себастиан Ньюкасл.
Рука Каллендера против его воли потянулась к карману жилета, где лежали часы дяди Уильяма. Он снова призадумался, насколько большой силой может обладать этот медиум, но потом отбросил все свои подозрения, а также воспоминания о спиритическом сеансе. То видение было вызвано гипнозом или усталостью, а может, каким-нибудь наркотическим препаратом, но со сверхъестественными силами, конечно же, не имело ничего общего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12