Во всех взглядах он видел непреклонность.
Две дюжины легионеров… Пусть даже большинство исанцев откажется выступить против него, пусть даже часть флотских останется в стороне… Может быть, им удастся выбраться из города, добраться до Аудиарны. Вывести Дахилис.
Нет. Он знал, это сломает ее. И это будет концом той, еще ненадежной оборонительной сети, которую он сплетал с таким трудом. Ему было поручено спасти Арморику для Рима, а не раздирать ее надвое.
— Простите. Я не желал оскорбить богов Иса, — Грациллоний склонил голову, скрестил руки на рукояти Молота, чтобы стоять все так же прямо — это стало вдруг очень трудной задачей.
Наконец он встряхнулся и расправил плечи.
— Хорошо. Да будет так. Но я не позволю Дахилис рисковать больше, чем необходимо.
— Ты сомневаешься, что богиня позаботится о ней? — вызывающе спросила Виндилис. — То, что произошло сегодня ночью, могло быть проявлением Ее воли.
— Ну так Ее воля исполнится, что бы мы, смертные, ни делали, — буркнул Грациллоний. — Я прошу только, чтобы кто-нибудь из вас — одна или двое — сопровождали Дахилис и оставались рядом с ней на случай… того, что произошло сегодня ночью.
— Никто из нас не смеет, — ответила Квинипилис. — Грациллоний, дорогой мой, ты по-своему добрый человек, и я понимаю, как тебе больно. Но такой жертвы потребовали боги, и мы поклялись Великой Клятвой, что ни одна из нас завтра не ступит на Сен, кроме той, что избрана. И конечно, для всех остальных это запретно во всякое время.
— Ха! — усомнился Грациллоний. — А как же насчет рабочих — мужчин! — которые исправляли повреждения после бури?
— В том была священная нужда, — ответила Ланарвилис. — И они прошли обряд очищения и освящения. А после того весь остров был заново освящен. Не думай, что мы избежим проклятия Белисамы, прочитав в последнюю минуту над кем-нибудь фальшивую молитву.
Никого из них не удивил его ответ. Он давно надвигался, неотвратимо, как морской прилив.
— Я — освящен! — сказал он.
Шепот ужаса пронесся по комнате.
— Я — король. Я — Таранис на земле, — продолжал Грациллоний. — Если не бывало такого, чтобы король ступал на Сен, то ведь и Бдений в солнцестояние не бывало прежде.
— Король в Исе возглавляет праздничные торжества, — возразила Фенналис.
Грациллоний фыркнул.
— Исанцы — не дикари, чтобы верить, будто и в самом деле возрождают солнце. Это просто традиционный праздник. Мне полагалось бы принять в нем участие, но любой жрец — или, скажем, Сорен Картаги, мой Оратор, — отлично может меня заменить. Разве в вашей истории не случалось подобного?
— Случалось, раза два-три, — признала Бодилис. — Король болел, или был занят охраной границ, или…
— Вот видите, — обрадовался Грациллоний и глубоко вздохнул. — Не бойтесь. Я не собираюсь ничего осквернять. Я не стану вторгаться в таинства. Но… случись что — у меня неплохие руки, я вырос на ферме и не раз помогал коровам телиться и как всякий солдат, умею помочь раненому. Моряки, которые доставляют вас на остров, выходят на прибрежную полосу. Неужели вы откажете освященному королю в том, что дозволяется им? — и добавил тихо: — Я буду с ней. Я сказал.
Бодилис шевельнулась, напряженно вглядываясь в пустоту, пока ее разум нащупывал решение.
— Стойте, подождите, — заговорила она. — Сестры, в теле нашего короля живет бог. Кто поручится, что не сама Белисама призывает его?… Я не зря сказала тебе, Грациллоний, в этом деле приходится отказаться от доводов рассудка. Хотя… глубины океана недосягаемы для солнечных лучей, но солнце освещает волны… Слушайте же! Верно, что пришельцам дозволено ступать на прибрежную полосу. Священная земля начинается там, куда не достигает самый высокий прилив. Этот закон введен ради моряков, которых может вынести на остров после крушения, но относится и к прочим. — Ее взгляд встретился со взглядом Грациллония. — Сможем ли мы найти компромисс?
Он загорелся надеждой:
— Думаю, сможем!
Лицо Дахилис словно осветило восходящее солнце.

Глава двадцать пятая

I
Баржа, доставлявшая галликен на Сен, впечатляла не размерами — ибо ее длина не превышала шестидесяти футов, — но пропорциями и тонкостью отделки. Вдоль голубых бортов тянулся серебряный узор, на высоком форштевне гордо поднималась резная голова лебедя, корма заканчивалась рыбьим хвостом. На палубе вместо обычной каюты стоял миниатюрный греческий храм. Над ним вздымалась стройная мачта — только для флага, так как баржа ходила на веслах. Гильдия вышивальщиков каждый год преподносила в дар новый флаг: серебряный дельфин на лазурном поле. Команду составляли моряки, добившиеся этой чести особыми заслугами.
В утро солнцестояния баржа отошла позднее обычного, потому что ветер разогнал большую волну и прилив, открывавший ворота, не сразу осилил накатывавшие валы. Наконец прозвучала труба, на берегу отдали концы, и судно вышло в море. Народ толпился на стенах, башнях и даже на причале, провожая покидавших гавань тревожными взглядами.
Едва судно миновало ворота, его принялись раскачивать, подкидывать и сотрясать волны. Ветер свистел в снастях, срывал с волн пену, выдергивал клочья тумана из низкой завесы свинцовых облаков, наползавших с запада. Ледяные брызги застывали на губах соленой коркой.
Корабль упорно шел навстречу ветру. Команда выбивалась из сил, и наконец сверкающие шпили городских башен растаяли в дымке. Чайки не вылетали сегодня на рыбную ловлю, и только черные бакланы изредка мелькали за кормой.
В храме-каюте было тепло и уютно. Грациллоний сидел рядом с Дахилис, обнимая ее и стараясь своим телом смягчить толчки и качку. Снаружи доносились выкрики, удары волн, стоны дощатых бортов, но это не мешало им разговаривать. Вчера поговорить не удалось: обоим пришлось заниматься сборами, а ночь провели в храме и почти не спали, занятые обрядами очищения.
— Скажи мне, сколько можешь, о том, что тебе предстоит, — попросил Грациллоний.
— Обычное Бдение — по крайней мере, внешне, — отозвалась Дахилис и серьезно добавила: — Ты ведь сам все знаешь. В моем лице Ис воссоединяется с богиней. Я молюсь за его народ и… конечно, обращаюсь к Леру, ведь только здесь Он, а не Таранис предстоит богине. В Доме Богини я ем Ее хлеб и пью Ее вино. Большего я не смею сказать. Потом я иду к двум Камням, воздвигнутым Древним Народом посреди острова, и выполняю там положенные ритуалы. Потом на западный конец — воздать почести Леру. Потом возвращаюсь в Дом для молитв, медитации и второй священной трапезы, а потом до рассвета можно отдохнуть. Еще Рассветная песнь — и я свободна, а вскоре приходит баржа, привозит Сестру мне на смену, а я отправляюсь домой. К тебе! — она сжала его ладонь. — А в этот раз — с тобой.
— Хм… — поморщился Грациллоний. — Не нравится мне погода.
— Ну, от нас не требуется рисковать. Если выполнять какой-то обряд опасно, можно его пропустить. А Дом выстроен очень прочно. В башне можно укрыться даже в такой шторм, когда волны перехлестывают через весь остров. Правда, я уверена, что на этот раз боги желают получить полный обряд Бдения. Они позаботятся обо мне.
Хотелось бы ему разделять ее веру и доверие. Слишком многое в богах Иса было от той тьмы, из которой Они вышли.
— А я смогу тебя видеть?
Она одарила его улыбкой.
— Дверь Дома видна от полосы прибоя. Тебе будет видно, как я вхожу и выхожу, а я увижу тебя. Думаю, Белисама не прогневается, если мы помашем друг другу.
Как она мила! Золотой водопад волос обрамляет тонкие черты, унаследованные от предков-суффетов, — хотя чуть вздернутый нос, мягкие полные губы и светлая кожа, должно быть, достались ей от Хоэля. У нее такие же синие глаза, как у Бодилис, но ни у кого, кроме нее, взгляд не озарен столь теплым сиянием. И нет на свете другого такого голоса — в нем звучит тихая музыка. Чистая радость и чистая любовь. Где еще найдешь такую женщину?! Она склонилась к нему, и от мягкого прикосновения шелковистых прядей у него закружилась голова…
Она загородила губы тонкой ладошкой.
— Нет, милый, нельзя. Подожди до возвращения, — усмехнулась, словно котенок мурлыкнул. — Белисама не рассердится на меня за то, что я жду не дождусь этой минуты.
Он вздохнул.
— А если застрянем на острове — из-за бури?
— В таком случае жрица должна в меру сил исполнять службу, пока ее не сменят. Мне все равно нельзя будет прийти к тебе. Но мы возьмем свое после рождения малышки.
— А если роды начнутся на острове? — не унимался он. — Я не затем отправился с тобой, чтобы стоять в стороне, когда нужна моя помощь. Дахилис, я не оставлю тебя одну! Пусть боги делают потом со мной, что хотят.
— Т-с-с! — сердито шепнула она. — Ты… ты не должен думать о Них дурно, милый. Матерь любит нас, я знаю! И мой срок еще не подошел. Но если уж такое случится, мне можно перебраться в твою палатку. Мы с Сестрами говорили об этом прошлой ночью. Это Бдение — не наказание. Просто мы должны исправить то, что случилось, чтобы вернуть Ису благоволение богов.
Грациллоний откашлялся.
— Хм… я не хотел никого оскорбить, конечно… Но ведь в Доме было бы теплее!
Она отчаянно замотала головой.
— Нельзя! Мужчина осквернит его. Придется снова повторять обряды очищения, а тем временем бедные мертвые останутся ждать в Сумраке, — Дахилис прерывисто вздохнула. — Рабочие вошли туда с согласия богов… а если ты явишься незваным… даже подумать страшно, какую кару назначат тебе боги! Пожалуйста, пожалуйста, милый, обещай, что ты этого не сделаешь!
— Ладно, ты ведь сама сказала, что, скорее всего, все обойдется, — уклончиво ответил он и поспешил перевести разговор на другое: — Что там с мертвыми? Я отлично помню, что за время работ на Сене похоронная баржа отчаливала два раза.
Шепот ее был еле слышен за грохотом бури:
— Это только тела. А души Перевозчики потом отвозят на Сен, где их ждет суд. В такие ночи галликена не спит всю ночь, молясь за них.
— И ты молилась? — он сразу пожалел о своем вопросе. В полутемной каюте не разглядеть было, сильно ли она побледнела, но огромные блестящие глаза слепо уставились в темноту.
Дахилис кивнула:
— Конечно. На закате чувствуешь, что сегодня явятся… и что-то шепчет имена, и… торопишься зажечь светильник на алтаре, и радуешься свету… это тайна…
— Прости, — виновато пробормотал он. — Ни за что на свете не хотел тебя пугать.
В ответ Дахилис нежно обняла его. Она не думала сердиться и скоро совсем успокоилась. И Грациллоний тоже — более или менее.

II
Баржа причаливала. Грациллоний вышел на палубу полюбоваться искусством капитана и команды. Точно уловив момент, капитан подал сигнал, рулевой всем телом налег на кормило, весла правого борта погрузились в воду и согнулись в мощном усилии, и судно на гребне волны влетело в крошечную бухту, прижалось к острову. Двое матросов мгновенно оказались на берегу, поймали и прочно закрепили концы. Через борт перекинули сходни, и капитан почтительно отсалютовал королеве.
— Благодарю Лера, донесшего нас сюда, и Белисаму, пославшую нам тебя, о моя королева, — произнес он освященную веками формулу.
Дахилис наклонила головку.
— Благодарю и тебя, от лица галликен и города, — ответила она так же церемонно и добавила со смешком: — Отличное представление! — впрочем, она сразу согнала с лица улыбку. — Становится поздно, а сегодня рано стемнеет. Мне пора. Прощайте.
Грациллоний помог ей сойти на берег. Какой маленькой и одинокой казалась она на пустынном берегу среди серых валунов и засохших зарослей тростника! Шерстяной плащ не спасал от пронизывающего ветра. Она чуть задержалась, обратив к нему взгляд.
— Всего хорошего тебе! — сказала она. — Всегда-всегда!
Повернулась и пошла по короткой тропинке к дому богини. На левом плече у нее висела скатка с постелью, на правом — мешок с вещами, но она шла танцующей походкой, словно беременность ничуть не тяготила ее. Она часто повторяла, что рожать будет легко и что дочка наверняка будет красивой и здоровой. «Ну-ка, Грациллоний, положи сюда руку, послушай, как лягается. Торопится наружу. О, она заставит мир говорить о себе!» — вспомнились ему ее слова.
Прежде чем скрыться в темном проеме дверей, она, как обещала, оглянулась и махнула рукой. Рваные лохмотья облаков проносились над мрачным Домом, цепляя верхушку башни. Западная половина неба казалась провалом в черную пропасть.
Кто-то деликатно тронул Грациллония за плечо.
— Прости, повелитель, — к нему обращался молодой моряк, которого, как помнил Грациллоний, звали Херун. — Надо торопиться с палаткой.
— О… в самом деле, — Грациллоний очнулся. — Вам надо возвращаться. В темноте в такую погоду не уцелеть.
— Это правда, мой король. И так-то ворота скорее всего уже закрыты, но при дневном свете мы сможем причалить в Призрачной бухте.
Без Грациллония морякам, не имевшим опыта в устройстве военного лагеря, было не обойтись. На галечной полосе не сразу встала обычная римская солдатская палатка, растянутая на шестах и укрепленная тяжелыми камнями, — в такую погоду установка ее оказалась собачьей работой: кожаный полог бил по лицу, веревки хлестали бичами, под ногами скользили мокрые камни. Люди не смели богохульствовать, но других слов произнесено было немало. Когда с разбивкой наконец справились, Грациллоний сообразил, что Дахилис давно уже покинула дом и ушла в глубь острова. Он не увидел ее прощального взмаха.
Грациллоний поторопился отпустить команду и, забравшись в палатку, занялся разборкой вещей. Здесь была войлочная подстилка и постель, холодный паек, вода и вино, полотенце, умывальный тазик, расческа и зубной порошок… он тщательно составлял список, не забыв даже о средствах борьбы со скукой. Книги взять не решился, опасаясь испортить, а музыкального дара он был лишен начисто, но прихватил восковые таблички и стило на случай, если в голову придет стоящая мысль. А главное, Грациллоний взял несколько брусков дерева и резцы. Он собирался смастерить игрушки для своих падчериц. А почему бы и не для родной дочери? На первое время ей хватит и тряпичной куклы, но когда подрастет, то наверняка обрадуется, скажем, крошечной лошадке с повозкой… Грациллоний улыбнулся про себя и потянулся за точильным камнем. Резцы должны быть острыми, а слугам не объяснишь, под каким углом делать заточку для тонкой отделки.
Ветер рвал и метал, дергал полотнища палатки, влетал под откинутый ради света полог. Настроение портилось с каждой минутой. Грациллоний механически обстругивал чурку, но в мыслях была только Дахилис, наедине со своими богами и зимней бурей.

III
Грациллоний ее не заметил, сражался с палаткой. Дахилис вздохнула, но не посмела дожидаться, пока он обернется в ее сторону. Она и так уже запаздывала с первым обрядом. Короткий день перевалил за половину, а нависшие тучи совсем затмили неяркое солнце. Да и ветер завывал все яростней. Надо успеть вернуться, пока совсем не стемнело, и разжечь огонь — в очаге для себя, в светильниках — для себя и богини.
— Белисама, Мать и Королева, сбереги его, — прошептала она, уходя.
Тропа шла вдоль берега, среди выброшенных морем водорослей, ракушек и обломков кораблекрушений, нередких в этих суровых водах. Волны прибоя нависали над берегом черными горами, испещренными узорами пены, рокотали огромным барабаном под воинственный вой ветра. За полосой прибоя держались тюлени. Звери то и дело поворачивали головы к острову — к ней? Потом тропинка свернула, и Дахилис потеряла их из виду. А жаль! Легче на душе, когда за тобой следят глаза Милосердных. А еще лучше бы не терять из виду Грациллония.
Дахилис ахнула и споткнулась. Боль ударила снизу, свела спазмом живот. Похоже на схватки. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. О Исида, неужели роды?
Отпустило… Она постояла, дрожа всем телом. Лучше бы вернуться, развести огонь, подождать. Если это повторится, пойти к Грациллонию.
Нет. Ведь мертвая Бреннилис устами Форсквилис предупреждала, что испытание будет тяжелым. Нельзя сдаваться. Может, это ложные схватки. А если даже роды, она еще много часов сможет держаться на ногах. Она выдержит, она заслужит прощение своему мужу.
И Сестрам, и Ису, конечно же.
Дахилис шагнула вперед. Ветер бил теперь прямо в лицо, рвал с плеч плащ, раздувал его за спиной. Платье он прижимал к телу, с хохотом задирал подол, шарил за пазухой. Небо нависало над головой свинцовой крышей. Над камнями торчали голые ветви кустов. Ветер свистел и завывал все злее.
Но вот и менгиры, перед которыми она помогала вызвать Грациллония, а позже — призывала бурю, чтобы помочь ему осилить морских разбойников… опять схватки. Надо переждать.
Пошатываясь, приблизилась Дахилис к Птице и Зверю, произнесла положенные слова, протанцевала посолонь, причастилась солью, уронила каплю крови и, пожелав Древним покоя, попросила позволения удалиться. Ей показалось добрым предзнаменованием то, что новые схватки последовали, только когда ритуал был завершен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46