О слабости Сафоновой в отделе знали, однако относились к ее проявлению спокойно, поскольку о новичках Инга заботилась не корысти ради, а исключительно по зову сердца. Впрочем, в случае с Гончаровой злые языки утверждали, что одним альтруизмом здесь дело не ограничилось. Ибо Ирина была не какая-нибудь там «дурочка с переулочка», по молодости и собственной глупости вписавшаяся в оперативное болото, а племянница (пусть и двоюродная) самого замначальника ОПУ Фадеева.
Восемнадцатилетняя Ира Гончарова приехала в Питер из города Боровичи Новгородской области с самыми что ни на есть благими намерениями – поступать в Педагогический университет имени Герцена. (Последний, как известно, спросонья не нашел ничего лучшего, кроме как развернуть революционную агитацию. А и то сказать – не фига было будить!) Ирочка была почти круглой отличницей, однако в наше время, когда конкурс в более-менее престижный вуз составляет три племянника на одно место, хорошие оценки не есть показатель компетентности. Короче, Гончарова срезалась. Но так как она тоже была племянницей, то без особого труда смогла устроиться по другому ведомству – под крыло к дяде, в отдел оперативной установки. Ничего страшного в подобной перемене участи не было, так как карьера юной разведчицы ей все равно не светила: через три месяца из секретариата Управления уходила в декрет Зина Калинкина, после чего Гончарова должна была занять ее место. А место, надо сказать, было во всех отношениях сытое и спокойное – это вам не у мусорных бачков объекта поджидать! Пока же три месяца не истекли, Ирочка кантовалась в установке, где исполняла самые нехитрые поручения, как-то: печатала на компьютере, бегала в магазин за плюшками, оформляла дела и впитывала в себя поучительные рассказы и наставления бывалой «ульянщицы» Инги Сафоновой. Из всех своих служебных обязанностей последняя доставляла ей, как провинциалке, наибольший интерес.
Именно на ниве своего провинциального прошлого Лямин и Гончарова тогда и сошлись. Двух молодых людей, еще не успевших заразиться столичным снобизмом, а потому чуть особняком державшихся в шумной компании, как-то сразу потянуло друг к другу, и остаток этого вечера они провели практически неразлучно. Естественно, Лямка, как «матерый разведчик» и «почти питерец», вскоре стал в их союзе ведущим. Однако Ирина не шибко переживала по этому поводу. Скорее наоборот, роль ведомой ей нравилась гораздо больше. Ирина дождалась – наконец-то в ее доселе скучной девичьей жизни появился «свой парень». И не какой-нибудь там пьяница и гопник с Боровичского комбината огнеупоров, а молодой интеллигентный питерский офицер милиции. Да только за этим стоило бросать родные Боровичи с папой, мамой и младшей сестрой и уезжать в незнакомый, красивый, но немного пугающий город!
Ровно в шестнадцать нуль-нуль Лямин позвонился в квартиру заместителя по оперативной работе начальника ОПУ ГУВД полковника Константина Евгеньевича Фадеева. Пока полковник выбивал для своей племянницы комнату в милицейском общежитии (а дело это весьма хлопотное), Гончарова продолжала пользоваться гостеприимством своих родственников. Дверь открыла Ирина. Сказать, что она была удивлена, – ничего не сказать:
– Ваня?! Привет!.. Ой, это мне?
– А кому же еще, – горделиво ответил Лямка, вручая девушке букетище белых роз. (Кажется, именно так должны вести себя все настоящие джентльмены?)
Гончарова растаяла и смущенно показала рукой: мол, проходи. Иван вошел в прихожую, разулся, надел полковничьи тапочки и вопросительно посмотрел на Ирину. Та, недоумевая, провела Лямина в выделенную ей на время отдельную комнату. Здесь Лямка по-хозяйски осмотрелся и, оставшись вполне удовлетворенным увиденным, протянул Гончаровой увесистый пакет:
– «Ягуаров» и «Дэвилов» не было, поэтому я взял зеленый «Гринольдс». Ничего?
– Наверное…
– Ты отнеси их в морозилку, а то слишком теплые.
– Хорошо, – покорно ответила явно прибалдевшая Ирина и ушла на кухню.
Тем временем Иван уселся на застеленную тигровым пледом тахту, немного попрыгал на ней, проверяя на прочность, после чего выложил на стоящий поблизости стеклянный столик коробочку с надписью Durex. Вернувшаяся в комнату Ирина мгновенно обнаружила появление в ее спаленке нового предмета и удивленно-возмущенно воззрилась на Ивана. Тот ее удивления не понял, а потому как ни в чем не бывало продолжил светскую прелюдию:
– Ты как себя чувствуешь, Ир? Я смотрю, уже получше. Оклемалась?
– При чем здесь мое самочувствие? Это что такое?
– Ты ж не сказала, какие надо брать. Я полчаса выбирал и вот купил… с этими… с пупырышками. Нормально?
– Я и не думала, что ты такой подлец! Что, решил, что я такая ?!! А ну сейчас же забирай свои… пупырышки с ромашками и проваливай!
– Ириша, ты чего? Ты же сама мне сказала…
– Никакая я тебе не Ириша! Понял? Не знаю, кто и чего тебе сказал, а вот я тебе говорю – убирайся отсюда.
И для пущей убедительности Гончарова отвесила Лямке увесистую пощечину. (Кажется, именно так должны вести себя все приличные барышни?) В этот момент из недр квартиры раздался до боли знакомый фалеевский бас: «Ирка, ты мои тапочки не видела? Всегда же здесь стояли», после чего, предварительно постучавшись, в комнату вошел сам Константин Евгеньевич, собственной персоной.
– Ба, какие люди! Лямин, экипаж машины боевой. А я-то гадаю, куда мои командирские шлепанцы подевались? По делу зашел или так, чайком побаловаться?
– Он, дядя Костя, зашел по делу, – ответила за Ивана Гончарова. – Но дело свое он уже сделал и поэтому сейчас уходит. Тем более что чай он не пьет – предпочитает джин-тоники. Там, в холодильнике, как раз четыре банки стоят, можешь взять, если хочешь. Я думаю, Иван тебе не откажет.
– Да-да, конечно, я же это вам принес, – смущенно пролепетал Лямка, продолжая тереть ладонью багровое пятно на щеке. – Извините, Константин Евгеньевич, мне действительно надо срочно бежать. Ира, до свидания.
– Не дождешься, – фыркнула Гончарова и отвернулась. Иван выскочил в коридор, торопливо запрыгнул в кроссовки и, не завязывая шнурков, щелкнул замком входной двери. Вслед за ним из комнаты вышел Фадеев.
– Лямин, подожди, пойдем-ка покурим.
– Так ведь я же, Константин Евгеньевич, не курю.
– Тогда просто за компанию постоишь.
Они вышли на лестничную площадку и встали у батареи, к которой чья-то заботливая рука привинтила консервную банку, служившую местом сбора окурков. Сама лестница была чистой и ухоженной, что по нынешним временам для питерских парадных большая редкость.
– Ты, Лямин, смотри, девку мне не порть. Я за нее перед братом, отцом Иркиным, отвечаю.
– Константин Евгеньевич, да ведь я же правда просто по делу…
– Видел я твое дело. На столике в коробочке лежит. Или вы с ней собирались презики водой наполнять, а потом из окна на головы прохожим сбрасывать? Так сейчас вроде сентябрь на дворе, а не первое апреля.
Иван виновато опустил голову и промолчал. Да и что в подобной ситуации скажешь?
– Как мужик я тебя понимаю, – продолжил Фадеев. – Чего там говорить, в твои годы сам таким был. Как говорится, дружба дружбой, а куда либидо девать? Но для этих дел ты себе девочку в другом месте поищи. Ясно? Хотите встречаться – встречайтесь. Тем более что девка она неплохая, да и ты вроде не совсем дурак. Но если после этих ваших встреч с ней какой-нибудь блудняк случится, то я тебе лично своими руками… нет, не голову – женилку оторву. Без головы в наружке работать сложно, а вот без хрена – запросто. Это, наоборот, для работы как раз самое то – меньше будешь отвлекаться на мимо проходящих баб. Понял мысль?
– Понял.
– Ну, а раз понял, можешь идти. Да, а за джин спасибо…
Лямин вышел на улицу, ощущая себя полностью униженным и раздавленным. Конечно, бывали в его жизни моменты, когда ему делалось стыдно, но чтобы ТАК стыдно – такое с ним случилось впервые. Самое печальное, что в его башке не было решительно ни одной идеи насчет того, как теперь восстановить прежние отношения с Ириной: не простит ему Гончарова, ни за что не простит. Да и с Фадеевым получилось – хуже некуда. Вроде бы и неплохой мужик оказался, но кто знает, что у него на самом деле на уме. Может быть, как раз сейчас, в эту самую минуту он там наверху Ирку по комнате хворостиной гоняет? А она-то здесь вообще ни при чем.
От горьких раздумий Ивана отвлек писк мобильного, и второй раз за сегодняшний день номер звонившего не высветился.
– Слушаю.
– Ну, и где ты бродишь? Между прочим, времени уже почти половина пятого.
– Света, это ты?
– О, господи, конечно я. Ты, Ванька, какой-то странный сегодня, честное слово. Ну так где ты есть?
– Свет, я… понимаешь, я не смогу к тебе сегодня приехать. Я… очень плохо себя чувствую. И вообще…
– Так, понятно. А раньше позвонить и сказать ты не мог?
– Я твой номер куда-то записал и не нашел. А на трубке он не высвечивается.
– Какие же вы все-таки, мужики, сволочи. Я, блин, перед ним унижаюсь, сама… понимаешь, САМА пригласила! Сама себя предложила, а он теперь нос воротит. Заболел он, как же. Небось, подумал, что я вся из себя такая развратная, да?
– Да нет же, Света, ничего я не подумал, просто…
– Ладно, проехали. Я два раза навязываться не стану. Да и сама, дура, виновата – связалась с малолеткой. Может, у тебя там, в штанах, еще и не выросло ничего. Все. Пока, кавалер…
Словом, такая вот черная выдалась в этот день у Вани Лямина суббота. Да и то сказать, сколько их в календаре, красных-то? Раз-два и обчелся. Ну да, как говорил наш президент, зачистить можно любые проблемы. Главное с этими проблемами, опять же по совету президента, ночь переспать. «И все же, как с ними, с бабами, сложно», – подумал Лямка. А подумав, вернулся домой и весь остаток дня провозился за компьютером. Кесарю – Кесарево, а Ване – Ванино.
* * *
В понедельник смена выставилась с двенадцати часов. Работали на территории давно ставшей родной Апрашки. Работали срочную, притом что сама по себе тема была, мягко говоря, дурковатой. В смысле, «реальные пацаны из наружки» такими вещами обычно не занимаются.
А получилось так, что в начале прошлой недели из Псковской губернии на берега Невы приехала бабушка одного до нынешних тузов питерской администрации. Цель приезда была самая что ни на есть благая: во-первых, прижать к груди своего высоко взлетевшего внучка, а во-вторых, совершить покупки согласно составленному земляками списку. Под реализацию второго пункта культурной программы всей деревней собрали деньги на общую сумму 5600 рублей.
В один из погожих дней бабушка самостоятельно отправилась в Апраксин двор, будучи осведомленной от своих соседей, что на этом питерском рынке можно купить все. Взятая с собой немалая по пенсионерским меркам сумма денег была надежно припрятана, однако бабушку это все равно не спасло. Поддавшись приобретательским инстинктам, она не вняла призывам репродуктора, ежеминутно вещавшего: «Граждане, не разговаривайте и не идите на контакты с людьми, обещающими легкую наживу!», и всеми своими конечностями угодила в сети, расставленные местными лохотронщиками.
Ни для кого не секрет, что методика работы последних до безобразия проста и базируется на элементарной человеческой жадности и столь же элементарной глупости. Но тут уж ничего не попишешь, потому как на халяву – и рожденные ползать слетаются! В общих чертах, суть апрашкинской (и не только) разводки сводится к следующему: мошенники представляются сотрудниками некоей торговой компании (естественно, липовой) и предлагают принять участие в рекламном розыгрыше призов, этой самой компанией предоставленных. Шустрые ребята втюхивают потенциальной жертве лотерейный билет и ведут к игровому столу, где «ведущий» объявляет, что именно на этот номер – оп-па… и выпал ценный подарок (к примеру, некий «пакет услуг», позволяющий отовариться в магазине на 200–300 долларов за счет фирмы). Тут же нарисовывается подставной игрок, билет которого, оказывается, также выиграл аналогичный подарок. (Нет, ну бывают же такие совпадения!) Чтобы разрешить возникшую спорную ситуацию, требуется наличие у одного из счастливчиков всего-навсего ста рублей, а поскольку таковая сумма имеется у каждой из сторон, «ведущий» с неподдельной радостью в глазах предлагает делать ставки с последующим их увеличением. Естественно, у потерпевшего деньги заканчиваются быстрее, чем у подставного игрока. Он забирает всю сумму и быстро отваливает, растворяясь в толпе. Собственно, примерно таким вот образом вышеозначенная сумма в пять тысяч шестьсот российских рублей и поменяла своего хозяина.
От запоздалого осознания произошедшего бабушке стало худо. Причем настолько худо, что сердобольные граждане вызвали ей «скорую». Та поморщилась, но минут через двадцать все-таки приехала и сунула под нос жертве лохотрона ватку с нашатырем. Старушка слегка пришла в себя и принялась грузить своих спасителей душераздирающей историей об извергах рода человеческого. Медикам, понятное дело, ее анамнез был по барабану, однако в какой-то момент бабушка поведала о своих выдающихся родственных связях. Несчастную тут же подхватили на руки, любовно донесли до кареты «скорой помощи», с мигалками и ветерком довезли до дому, приставили дежурную сиделку и отзвонились в Смольный, поведав о случившемся с бабушкой несчастье.
Ровно через два часа на Смольнинском ковре уже стояли двое – начальник МОБ ГУВД и представитель подразделения, занимающегося профилактикой подобного рода правонарушений. Их путаные объяснения – что, мол-де, с принятием новой редакции Уголовного кодекса 159-я часть 2-я перенесена в разряд преступлений средней тяжести, а применить 159-ю часть 3-ю в отношении лохотронщиков вообще практически невозможно, потому как имеется масса процессуальных моментов, при этом некомплект в подразделениях ППС достиг своей критической точки, а потерпевшие не желают писать заявления, – естественно, не проканали. Стражи порядка были самым циничным образом отдрючены и отправлены сами-знаете-куда. Покинув негостеприимные коридоры, в одном из которых в тридцать четвертом году завалили самого Кирова, обтекаемые Начальник и Представитель ломанулись в 27-й отдел милиции, в зону ответственности которого входит злосчастная Апрашка. Здесь ситуация повторилась с точностью до наоборот – недавние жертвы градоначальственного гнева теперь сами выступили в роли палачей и судей. В конце концов, как всегда, стрелочником оказался самый младшенький милиционер Вася, ниже которого был только плинтус. Он-то и взял с собой парочку таких же коллег, прогулялся до первого лохотронского столика и в течение пяти минут снял со случайно попавших под карающий меч революции мошенников семь тысяч денежных единиц. Пять тысяч шестьсот из них тут же с нарочным были отправлены потерпевшей, а оставшиеся тысяча четыреста поделены по-братски.
Казалось бы, конфликт на этом можно было считать исчерпанным. Ан нет – возмущенный чиновник желал не только возврата денег, но и крови, повелев, чтобы обидчик бабушки венценосной особы предстал пред его светлыми очами в кандалах, а затем ушел топтать зону на максимально положенное в таких случаях количество лет. Дело осложнялось тем, что физиономию мошенника старушка запомнила очень хорошо, поэтому подсунуть ей для опознания абы кого не представлялось возможным. В принципе, можно было устроить на рынке массовую зачистку лохотронщиков, однако не факт, что именно в назначенный день на Апрашке нарисуется именно тот самый нехороший человек. Прознав же о проведенном мероприятии, он вполне мог на время перебазироваться и на другую точку – мало ли на территории Питера свободных экономических зон? И как его в таком разе искать? В результате было принято решение подрядить наружку на создание фотоальбома апрашкинских лохотронщиков, дабы бабушка в спокойных камеральных условиях смогла опознать того самого – единственного и неповторимого. В случае, если опознание пройдет успешно, оперативники без шума и пыли изолируют этого недостойного члена общества, и тогда все наконец успокоится и вернется на круги своя. Ибо и волки будут сыты, и овцы целы, и пастухи из РУВД накормлены.
Для «грузчиков» работу, подобную сегодняшней, особо пыльной не назовешь. И то сказать – знай себе шатайся по рынку да выписывай квитанции направо и налево. Народу вокруг полно, риск расшибиться минимальный, так что «грузчики» нащелкали себе показателей на месяц вперед. Причем снимали с самых разных ракурсов. В точности как в детском стихотворении Агнии Барто: «…я и прямо, я и боком, с поворотом, и с прискоком, и с разбега, и на месте, и двумя ногами вместе…» Словом, за всю смену никакого намека на адреналин либо экстрим, равно как ни одного мало-мальски значимого происшествия. В принципе, оно, наверное, и хорошо, что без ЧП и проколов, но с другой стороны – ведь скучно же, девицы!
1 2 3 4 5 6 7 8
Восемнадцатилетняя Ира Гончарова приехала в Питер из города Боровичи Новгородской области с самыми что ни на есть благими намерениями – поступать в Педагогический университет имени Герцена. (Последний, как известно, спросонья не нашел ничего лучшего, кроме как развернуть революционную агитацию. А и то сказать – не фига было будить!) Ирочка была почти круглой отличницей, однако в наше время, когда конкурс в более-менее престижный вуз составляет три племянника на одно место, хорошие оценки не есть показатель компетентности. Короче, Гончарова срезалась. Но так как она тоже была племянницей, то без особого труда смогла устроиться по другому ведомству – под крыло к дяде, в отдел оперативной установки. Ничего страшного в подобной перемене участи не было, так как карьера юной разведчицы ей все равно не светила: через три месяца из секретариата Управления уходила в декрет Зина Калинкина, после чего Гончарова должна была занять ее место. А место, надо сказать, было во всех отношениях сытое и спокойное – это вам не у мусорных бачков объекта поджидать! Пока же три месяца не истекли, Ирочка кантовалась в установке, где исполняла самые нехитрые поручения, как-то: печатала на компьютере, бегала в магазин за плюшками, оформляла дела и впитывала в себя поучительные рассказы и наставления бывалой «ульянщицы» Инги Сафоновой. Из всех своих служебных обязанностей последняя доставляла ей, как провинциалке, наибольший интерес.
Именно на ниве своего провинциального прошлого Лямин и Гончарова тогда и сошлись. Двух молодых людей, еще не успевших заразиться столичным снобизмом, а потому чуть особняком державшихся в шумной компании, как-то сразу потянуло друг к другу, и остаток этого вечера они провели практически неразлучно. Естественно, Лямка, как «матерый разведчик» и «почти питерец», вскоре стал в их союзе ведущим. Однако Ирина не шибко переживала по этому поводу. Скорее наоборот, роль ведомой ей нравилась гораздо больше. Ирина дождалась – наконец-то в ее доселе скучной девичьей жизни появился «свой парень». И не какой-нибудь там пьяница и гопник с Боровичского комбината огнеупоров, а молодой интеллигентный питерский офицер милиции. Да только за этим стоило бросать родные Боровичи с папой, мамой и младшей сестрой и уезжать в незнакомый, красивый, но немного пугающий город!
Ровно в шестнадцать нуль-нуль Лямин позвонился в квартиру заместителя по оперативной работе начальника ОПУ ГУВД полковника Константина Евгеньевича Фадеева. Пока полковник выбивал для своей племянницы комнату в милицейском общежитии (а дело это весьма хлопотное), Гончарова продолжала пользоваться гостеприимством своих родственников. Дверь открыла Ирина. Сказать, что она была удивлена, – ничего не сказать:
– Ваня?! Привет!.. Ой, это мне?
– А кому же еще, – горделиво ответил Лямка, вручая девушке букетище белых роз. (Кажется, именно так должны вести себя все настоящие джентльмены?)
Гончарова растаяла и смущенно показала рукой: мол, проходи. Иван вошел в прихожую, разулся, надел полковничьи тапочки и вопросительно посмотрел на Ирину. Та, недоумевая, провела Лямина в выделенную ей на время отдельную комнату. Здесь Лямка по-хозяйски осмотрелся и, оставшись вполне удовлетворенным увиденным, протянул Гончаровой увесистый пакет:
– «Ягуаров» и «Дэвилов» не было, поэтому я взял зеленый «Гринольдс». Ничего?
– Наверное…
– Ты отнеси их в морозилку, а то слишком теплые.
– Хорошо, – покорно ответила явно прибалдевшая Ирина и ушла на кухню.
Тем временем Иван уселся на застеленную тигровым пледом тахту, немного попрыгал на ней, проверяя на прочность, после чего выложил на стоящий поблизости стеклянный столик коробочку с надписью Durex. Вернувшаяся в комнату Ирина мгновенно обнаружила появление в ее спаленке нового предмета и удивленно-возмущенно воззрилась на Ивана. Тот ее удивления не понял, а потому как ни в чем не бывало продолжил светскую прелюдию:
– Ты как себя чувствуешь, Ир? Я смотрю, уже получше. Оклемалась?
– При чем здесь мое самочувствие? Это что такое?
– Ты ж не сказала, какие надо брать. Я полчаса выбирал и вот купил… с этими… с пупырышками. Нормально?
– Я и не думала, что ты такой подлец! Что, решил, что я такая ?!! А ну сейчас же забирай свои… пупырышки с ромашками и проваливай!
– Ириша, ты чего? Ты же сама мне сказала…
– Никакая я тебе не Ириша! Понял? Не знаю, кто и чего тебе сказал, а вот я тебе говорю – убирайся отсюда.
И для пущей убедительности Гончарова отвесила Лямке увесистую пощечину. (Кажется, именно так должны вести себя все приличные барышни?) В этот момент из недр квартиры раздался до боли знакомый фалеевский бас: «Ирка, ты мои тапочки не видела? Всегда же здесь стояли», после чего, предварительно постучавшись, в комнату вошел сам Константин Евгеньевич, собственной персоной.
– Ба, какие люди! Лямин, экипаж машины боевой. А я-то гадаю, куда мои командирские шлепанцы подевались? По делу зашел или так, чайком побаловаться?
– Он, дядя Костя, зашел по делу, – ответила за Ивана Гончарова. – Но дело свое он уже сделал и поэтому сейчас уходит. Тем более что чай он не пьет – предпочитает джин-тоники. Там, в холодильнике, как раз четыре банки стоят, можешь взять, если хочешь. Я думаю, Иван тебе не откажет.
– Да-да, конечно, я же это вам принес, – смущенно пролепетал Лямка, продолжая тереть ладонью багровое пятно на щеке. – Извините, Константин Евгеньевич, мне действительно надо срочно бежать. Ира, до свидания.
– Не дождешься, – фыркнула Гончарова и отвернулась. Иван выскочил в коридор, торопливо запрыгнул в кроссовки и, не завязывая шнурков, щелкнул замком входной двери. Вслед за ним из комнаты вышел Фадеев.
– Лямин, подожди, пойдем-ка покурим.
– Так ведь я же, Константин Евгеньевич, не курю.
– Тогда просто за компанию постоишь.
Они вышли на лестничную площадку и встали у батареи, к которой чья-то заботливая рука привинтила консервную банку, служившую местом сбора окурков. Сама лестница была чистой и ухоженной, что по нынешним временам для питерских парадных большая редкость.
– Ты, Лямин, смотри, девку мне не порть. Я за нее перед братом, отцом Иркиным, отвечаю.
– Константин Евгеньевич, да ведь я же правда просто по делу…
– Видел я твое дело. На столике в коробочке лежит. Или вы с ней собирались презики водой наполнять, а потом из окна на головы прохожим сбрасывать? Так сейчас вроде сентябрь на дворе, а не первое апреля.
Иван виновато опустил голову и промолчал. Да и что в подобной ситуации скажешь?
– Как мужик я тебя понимаю, – продолжил Фадеев. – Чего там говорить, в твои годы сам таким был. Как говорится, дружба дружбой, а куда либидо девать? Но для этих дел ты себе девочку в другом месте поищи. Ясно? Хотите встречаться – встречайтесь. Тем более что девка она неплохая, да и ты вроде не совсем дурак. Но если после этих ваших встреч с ней какой-нибудь блудняк случится, то я тебе лично своими руками… нет, не голову – женилку оторву. Без головы в наружке работать сложно, а вот без хрена – запросто. Это, наоборот, для работы как раз самое то – меньше будешь отвлекаться на мимо проходящих баб. Понял мысль?
– Понял.
– Ну, а раз понял, можешь идти. Да, а за джин спасибо…
Лямин вышел на улицу, ощущая себя полностью униженным и раздавленным. Конечно, бывали в его жизни моменты, когда ему делалось стыдно, но чтобы ТАК стыдно – такое с ним случилось впервые. Самое печальное, что в его башке не было решительно ни одной идеи насчет того, как теперь восстановить прежние отношения с Ириной: не простит ему Гончарова, ни за что не простит. Да и с Фадеевым получилось – хуже некуда. Вроде бы и неплохой мужик оказался, но кто знает, что у него на самом деле на уме. Может быть, как раз сейчас, в эту самую минуту он там наверху Ирку по комнате хворостиной гоняет? А она-то здесь вообще ни при чем.
От горьких раздумий Ивана отвлек писк мобильного, и второй раз за сегодняшний день номер звонившего не высветился.
– Слушаю.
– Ну, и где ты бродишь? Между прочим, времени уже почти половина пятого.
– Света, это ты?
– О, господи, конечно я. Ты, Ванька, какой-то странный сегодня, честное слово. Ну так где ты есть?
– Свет, я… понимаешь, я не смогу к тебе сегодня приехать. Я… очень плохо себя чувствую. И вообще…
– Так, понятно. А раньше позвонить и сказать ты не мог?
– Я твой номер куда-то записал и не нашел. А на трубке он не высвечивается.
– Какие же вы все-таки, мужики, сволочи. Я, блин, перед ним унижаюсь, сама… понимаешь, САМА пригласила! Сама себя предложила, а он теперь нос воротит. Заболел он, как же. Небось, подумал, что я вся из себя такая развратная, да?
– Да нет же, Света, ничего я не подумал, просто…
– Ладно, проехали. Я два раза навязываться не стану. Да и сама, дура, виновата – связалась с малолеткой. Может, у тебя там, в штанах, еще и не выросло ничего. Все. Пока, кавалер…
Словом, такая вот черная выдалась в этот день у Вани Лямина суббота. Да и то сказать, сколько их в календаре, красных-то? Раз-два и обчелся. Ну да, как говорил наш президент, зачистить можно любые проблемы. Главное с этими проблемами, опять же по совету президента, ночь переспать. «И все же, как с ними, с бабами, сложно», – подумал Лямка. А подумав, вернулся домой и весь остаток дня провозился за компьютером. Кесарю – Кесарево, а Ване – Ванино.
* * *
В понедельник смена выставилась с двенадцати часов. Работали на территории давно ставшей родной Апрашки. Работали срочную, притом что сама по себе тема была, мягко говоря, дурковатой. В смысле, «реальные пацаны из наружки» такими вещами обычно не занимаются.
А получилось так, что в начале прошлой недели из Псковской губернии на берега Невы приехала бабушка одного до нынешних тузов питерской администрации. Цель приезда была самая что ни на есть благая: во-первых, прижать к груди своего высоко взлетевшего внучка, а во-вторых, совершить покупки согласно составленному земляками списку. Под реализацию второго пункта культурной программы всей деревней собрали деньги на общую сумму 5600 рублей.
В один из погожих дней бабушка самостоятельно отправилась в Апраксин двор, будучи осведомленной от своих соседей, что на этом питерском рынке можно купить все. Взятая с собой немалая по пенсионерским меркам сумма денег была надежно припрятана, однако бабушку это все равно не спасло. Поддавшись приобретательским инстинктам, она не вняла призывам репродуктора, ежеминутно вещавшего: «Граждане, не разговаривайте и не идите на контакты с людьми, обещающими легкую наживу!», и всеми своими конечностями угодила в сети, расставленные местными лохотронщиками.
Ни для кого не секрет, что методика работы последних до безобразия проста и базируется на элементарной человеческой жадности и столь же элементарной глупости. Но тут уж ничего не попишешь, потому как на халяву – и рожденные ползать слетаются! В общих чертах, суть апрашкинской (и не только) разводки сводится к следующему: мошенники представляются сотрудниками некоей торговой компании (естественно, липовой) и предлагают принять участие в рекламном розыгрыше призов, этой самой компанией предоставленных. Шустрые ребята втюхивают потенциальной жертве лотерейный билет и ведут к игровому столу, где «ведущий» объявляет, что именно на этот номер – оп-па… и выпал ценный подарок (к примеру, некий «пакет услуг», позволяющий отовариться в магазине на 200–300 долларов за счет фирмы). Тут же нарисовывается подставной игрок, билет которого, оказывается, также выиграл аналогичный подарок. (Нет, ну бывают же такие совпадения!) Чтобы разрешить возникшую спорную ситуацию, требуется наличие у одного из счастливчиков всего-навсего ста рублей, а поскольку таковая сумма имеется у каждой из сторон, «ведущий» с неподдельной радостью в глазах предлагает делать ставки с последующим их увеличением. Естественно, у потерпевшего деньги заканчиваются быстрее, чем у подставного игрока. Он забирает всю сумму и быстро отваливает, растворяясь в толпе. Собственно, примерно таким вот образом вышеозначенная сумма в пять тысяч шестьсот российских рублей и поменяла своего хозяина.
От запоздалого осознания произошедшего бабушке стало худо. Причем настолько худо, что сердобольные граждане вызвали ей «скорую». Та поморщилась, но минут через двадцать все-таки приехала и сунула под нос жертве лохотрона ватку с нашатырем. Старушка слегка пришла в себя и принялась грузить своих спасителей душераздирающей историей об извергах рода человеческого. Медикам, понятное дело, ее анамнез был по барабану, однако в какой-то момент бабушка поведала о своих выдающихся родственных связях. Несчастную тут же подхватили на руки, любовно донесли до кареты «скорой помощи», с мигалками и ветерком довезли до дому, приставили дежурную сиделку и отзвонились в Смольный, поведав о случившемся с бабушкой несчастье.
Ровно через два часа на Смольнинском ковре уже стояли двое – начальник МОБ ГУВД и представитель подразделения, занимающегося профилактикой подобного рода правонарушений. Их путаные объяснения – что, мол-де, с принятием новой редакции Уголовного кодекса 159-я часть 2-я перенесена в разряд преступлений средней тяжести, а применить 159-ю часть 3-ю в отношении лохотронщиков вообще практически невозможно, потому как имеется масса процессуальных моментов, при этом некомплект в подразделениях ППС достиг своей критической точки, а потерпевшие не желают писать заявления, – естественно, не проканали. Стражи порядка были самым циничным образом отдрючены и отправлены сами-знаете-куда. Покинув негостеприимные коридоры, в одном из которых в тридцать четвертом году завалили самого Кирова, обтекаемые Начальник и Представитель ломанулись в 27-й отдел милиции, в зону ответственности которого входит злосчастная Апрашка. Здесь ситуация повторилась с точностью до наоборот – недавние жертвы градоначальственного гнева теперь сами выступили в роли палачей и судей. В конце концов, как всегда, стрелочником оказался самый младшенький милиционер Вася, ниже которого был только плинтус. Он-то и взял с собой парочку таких же коллег, прогулялся до первого лохотронского столика и в течение пяти минут снял со случайно попавших под карающий меч революции мошенников семь тысяч денежных единиц. Пять тысяч шестьсот из них тут же с нарочным были отправлены потерпевшей, а оставшиеся тысяча четыреста поделены по-братски.
Казалось бы, конфликт на этом можно было считать исчерпанным. Ан нет – возмущенный чиновник желал не только возврата денег, но и крови, повелев, чтобы обидчик бабушки венценосной особы предстал пред его светлыми очами в кандалах, а затем ушел топтать зону на максимально положенное в таких случаях количество лет. Дело осложнялось тем, что физиономию мошенника старушка запомнила очень хорошо, поэтому подсунуть ей для опознания абы кого не представлялось возможным. В принципе, можно было устроить на рынке массовую зачистку лохотронщиков, однако не факт, что именно в назначенный день на Апрашке нарисуется именно тот самый нехороший человек. Прознав же о проведенном мероприятии, он вполне мог на время перебазироваться и на другую точку – мало ли на территории Питера свободных экономических зон? И как его в таком разе искать? В результате было принято решение подрядить наружку на создание фотоальбома апрашкинских лохотронщиков, дабы бабушка в спокойных камеральных условиях смогла опознать того самого – единственного и неповторимого. В случае, если опознание пройдет успешно, оперативники без шума и пыли изолируют этого недостойного члена общества, и тогда все наконец успокоится и вернется на круги своя. Ибо и волки будут сыты, и овцы целы, и пастухи из РУВД накормлены.
Для «грузчиков» работу, подобную сегодняшней, особо пыльной не назовешь. И то сказать – знай себе шатайся по рынку да выписывай квитанции направо и налево. Народу вокруг полно, риск расшибиться минимальный, так что «грузчики» нащелкали себе показателей на месяц вперед. Причем снимали с самых разных ракурсов. В точности как в детском стихотворении Агнии Барто: «…я и прямо, я и боком, с поворотом, и с прискоком, и с разбега, и на месте, и двумя ногами вместе…» Словом, за всю смену никакого намека на адреналин либо экстрим, равно как ни одного мало-мальски значимого происшествия. В принципе, оно, наверное, и хорошо, что без ЧП и проколов, но с другой стороны – ведь скучно же, девицы!
1 2 3 4 5 6 7 8