Дверью грохнул от души.
***
На девятой линии Васильевского острова, где разместилось Северо-Западное таможенное управление, я еле нашел место для своей «Нивы».Я зашел под арку старинного и весьма неказистого снаружи здания под зеленым с крестом флагом… и обомлел.К входу в таможенное управление вела шикарная мраморная лестница. Явно современного вида. И лежал сбоку загадочный мраморный грифон. Ни фига себе! Бедно живет таможня… А за державу, конечно, обидно. Бедно, бедно живет таможня.В огромной приемной меня встретила смазливая деваха. Наверное, внучка знаменитого таможенника Верещагина… ну-ну.— Вы Обнорский? спросила она очень приятным голосом. — Виктор Васильевич вас ждет.И столько тепла было в ее голосе, столько радости, что я подумал: как только вы тут без меня жили-то?А самого Виктора Васильевича Фонарского я раньше не видел. Третий таможенный чин Северо-Запада оказался маленьким, невзрачным, лысым мужиком. Чем-то он неуловимо напоминал опарыша. Но — умен. Это бесспорно. Хитер, проницателен. Это тебе не Мамкин.А потом был обязательный кофе.И хороший, обстоятельный рассказ о таможне. Говорил Виктор Васильевич хорошо, толково, по существу. Я слушал, кивал и пытался понять: что же ему от меня нужно?— А главная проблема, Андрей Викторович, это, разумеется кадры. Вы меня понимаете?Конечно, — киваю я, — кадры.— Кадры… Мы, конечно, организация серьезная. С улицы к нам на работу не попадешь. Все люди проходят очень строгую проверку. Но, тем не менее, бывают и у нас проходимцы. Да, такова реальность.Фонарский сокрушенно покачал головой. Если бы в ящике моего письменного стола не лежала синяя пластиковая папочка с несколькими бледными ксерокопированными листочками, я бы поверил в искренность Виктора Васильевича. Интересно, сколько вы наварили на той операции? И сколько хотите наварить на следующей?— …такова реальность. Но мы своих негодяев вычисляем сами.— Да, любопытно. Может быть, дадите какие-нибудь материалы?— Конечно, Андрей Викторович, о чем разговор? Мы не боимся выносить сор из избы. Вот, пожалуйста.Свежий пример. На прошлой неделе выявили супостата. Сейчас готовим материалы для передачи в органы.Фонарский нажал кнопку на селекторе и сказал секретарше:— Надя, передай Павлу Степановичу, чтоб зашел ко мне с материалами на Горбунова. Срочно.— Павел Степанович Семенов — мой помощник, — добавил Фонарский для меня. «Семенов страшный человек, — сказал вчера Алексей. — Убийца».Через минуту в кабинет вошел крепкий, подтянутый мужчина лет сорока.Отличный костюм, безукоризненно начищенные ботинки, галстук в тон сорочке. И — перебитый нос. И фигура, и нос, и манера двигаться безошибочно выдают бывшего боксера. Он быстро, уверенно прошел по сияющему паркету и положил на стол Фонарского темно-коричневую папку.— Это не мне, Степаныч, — сказал третий человек в таможне. — Это нашему гостю. Познакомьтесь, кстати. Это — мой помощник Павел Степанович Семенов. А это известный журналист и писатель Андрей Викторович Обнорский. Он же — Серегин. Звезда, можно сказать…Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Семенова было сильным, крепким. Он улыбнулся, сказал что-то типа: приятно… весьма приятно, — и передал мне папку. Маленькие бесцветные камушки на его запонке метнули искрящиеся лучи. Мать честная! Неужели бриллианты?., очень… очень приятно… Страшный человек, сказал вчера Алексей. Убийца.Я раскрыл папку. С первой страницы на меня смотрел Алексей. Но на фотографии он был значительно моложе…Два-три месяца, Андрей, я, скорее всего, не проживу…— Вы так смотрите пристально, — негромко сказал Семенов. — Вы знакомы?— Что? А… нет. В первый раз вижу этого Горбунова.— А мне показалось: вы знакомы.— Пока нет, — ответил я. — Но, думаю, придется познакомиться.— А вот это на данный момент затруднительно.— Почему?— Да этот гусь скрывается. Глупо, конечно, деваться-то ему некуда. Но… такова реальность.— Что же он натворил?— А вы познакомьтесь с документами. Павел Степанович, если что-то непонятно, пояснит…Папочку я изучил за двадцать минут. Поработали они неплохо… Если этим бумагам дать ход, то Алексей Горбунов гарантированно и надолго попадает за решетку. Неплохо они поработали. Только вот ходу этим бумагам они пока не дали. Понятно… у них одна папка, у Алексея другая. Невыгодно им его сажать. Выгодно поторговаться, совершить обмен. Бартер, так сказать.— Так что, как видите, Андрей Викторович, мы открыты для сотрудничества в самых широких аспектах. И в информационном, так сказать, плане, и в иных отношениях.— Это в каких иных отношениях? — вяло поинтересовался я.— Ну, например… в плане спонсорской помощи прессе, — веско произнес Фонарский. — Мы таможня. У нас возможности не беспредельны, но велики… Мы бы могли организовать вам компьютеры из конфиската. Оргтехнику.Ишь ты! Спонсорскую помощь, говоришь? Компьютеры — это, конечно, здорово. И оргтехника — здорово.Но… я делаю морду утюгом и наивно спрашиваю:— А это, извините, законно?— Андрей Викторович, — весело произносит Фонарский, — нельзя же быть буквоедом. Закон не догма, а руководство к разумному компромиссу.— О, позвольте я запишу, — говорю я, — блестящий афоризм. Вот только я почему-то очень боюсь компромиссов. Один раз пойдешь на компромисс, другой…— Полностью с вами согласен, Андрей Викторович, — горячо поддерживает меня Фонарский. Семенов тактично улыбается. — Полностью с вами согласен, разделяю вашу позицию. Про компьютеры я от чистого сердца… так что подумайте.— Спасибо. От чистого сердца — это дорогого стоит, — говорю я проникновенно. На меня смотрят внимательно.— Дело-то общее делаем, Андрей Дмитриевич.— О, да. Дело общее.Затем меня провожают до выхода. И заверяют в полном и глубоком уважении, в понимании и еще в чем-то…Я прижимаю руки к сердцу и тоже говорю о сотрудничестве, о понимании, об ответственности.— Да, кстати, — оборачиваюсь я в дверях. — А запонки у вашего помощника…— Что — запонки?— Они что, с настоящими бриллиантами?Фонарский делает удивленное лицо. Фонарский весело и заразительно смеется. Фонарский подмигивает и тихонько говорит мне:— Вы меня удивляете. Конечно, с настоящими.Я выхожу и чувствую спиной его внимательный взгляд. Значит, все-таки Алексей. Приглашали меня для беседы об Алексее Горбунове. Интересно, что они знают? Скорее всего, знают они немного… Но, тем не менее, знают. Возможно, сам Горбунов что-то брякнул. Типа: я знаю про ваши аферы и обращаюсь в прессу. Может быть, даже сказал, к кому именно. Вот они и решили подстраховаться. Спонсорская помощь, говоришь? От чистого сердца? Ну-ну…Вечером снова нарисовался Василий Петрович Васнецов. Зачастил чего-то Вася. Но в этот раз он по делу.— Сделал, Василий Петрович?— Конечно… заяц трепаться не любит. Все как договаривались. Держи.И Василий возвращает мне портативный диктофон, которым я оснастил его утром. Незаменимая машинка, когда хочешь произвести скрытую запись. А в нашей работе такие ситуации иногда случаются.Мне не терпелось прослушать кассету прямо сейчас, но это было бы не шибко вежливо по отношению к Ваське. Мы потрепались еще минут пять, выкурили по сигарете, и внук великого русского художника ушел.То, что он внучек Васнецова, Васька, конечно, врет… А так он мужик нормальный.— Ну, я пошел, — говорит Васька с порога. — Значит, я в понедельник приду, Андрюха… лады?— А чего хочешь?— Как чего? Ты же сам говорил: женщина будет — супер.— А-а… — говорю я. — Действительно. Как же я забыл? Ты приходи, Василь Петрович, обязательно приходи. Познакомлю тебя с Зоей. Незабываемое впечатление. Неизгладимое.— О, Зоя! — мечтательно воскликнул Васька. И исчез.Да… когда Василий Петрович увидит Зою Залмановну, он, пожалуй, решит, что прав Мамкин и стоит меня поучить… А что? За Зою Залмановну запросто. Да уж чего теперь? Дело-то сделано.Я остался один и решил наконец-то послушать кассету, которую принес Васька. Опять не вышло: пришел Зудинцев и доложил, что отработка пачки с пальчиками Алексея ничего не дала. Мы, собственно, это предполагали. Крайне маловероятно, чтобы на работу в таможню смог проникнуть судимый… хотя всякое бывает. Расея!Теперь, после встречи с господином Фонарским, мне, собственно, и так известны фамилия, имя и отчество моего вчерашнего визави. Теперь установить его не проблема. Только что это даст? Если он скрывается… Однако я все же прошу Зудинцева пробить адрес Алексея Горбунова.А потом приходил Соболин, потом Горностаева, а потом пришел Коля Повзло… вот только Глеб Спозаранник меня явно игнорировал. Ну спасибо…
***
Информацию, которую подкинул Алексей Горбунов, проверить удалось, в общем-то, быстро. Все выходило в цвет, срасталось… Вот только сам Горбунов не звонил. А давать ход документам без предварительного разговора с ним я не имел права…Кончилась еще одна ноябрьская неделя, зима все сильнее напоминала о себе. Зима в сочетании с тягостными какими-то предчувствиями, тревожными ожиданиями изрядно давила на психику. Так, как давят на нее серое ноябрьское небо и быстрые ноябрьские сумерки. Была пятница, неделя кончилась, мои отношения с Глебом так и оставались натянутыми. Вернее, не мои отношения с Глебом, а его отношение ко мне.Наконец я не выдержал, поймал Спозаранника за рукав и усадил на диван в своем кабинете.— Ну ты чего? — задал я идиотский вопрос. Господи, услышали бы мои читатели, как классно я сформулировал… Но они, разумеется, не слышали. И слава Богу.А Глебушка оказался умнее меня — он просто промолчал. Он индифферентно смотрел в окно и молчал.— Нет, Глеб, ну ты чего куксишься-то? — продолжал я. — Ты из-за материала по Мамкину? Ты же ничего не знаешь…— А чего я должен знать? — угрюмо говорит Спозаранник.— Вот, кстати, ты послушай, — я протягиваю кассету.Глеб смотрит на портативную кассету с недоумением.— А чего я должен слушать? И так уже все ясно. Только раньше ты, Андрюха, другой был.— Это какой же я раньше был?— Раньше ты себя не давал запугать. А теперь достаточно стало какому-то Мамкину обратиться к браткам, ты уже и скис… Извини, Андрюха, но работать я с тобой, видимо, не смогу.— Ясно, — говорю я. — Ясно, Глеб Егорыч. Но ты все-таки кассетку послушай. А потом зайди — поговорим. Там всей записи минут на пятнадцать.Глеб пожимает плечами и уходит с кассетой в руке. А мне становится немного грустно… И чтобы совсем не раскиснуть, я сажусь работать, прикидываю планы на следующую неделю.Хотя отлично знаю, как легко рассыпаются эти планы. Наша чумовая жизнь вносит свои коррективы постоянно.Мы не успеваем за событиями, бежим за ними, пытаемся догнать… и, как правило, не можем. Расследовательская работа журналиста в пятимиллионном мегаполисе состоит из одного затяжного цейтнота. Мы бежим за событием, как гонится свора борзых за механическим зайцем. А заяц неизбежно оказывается быстрее. Он железный.Работа расследователя состоит из массы разочарований, потерь, ошибок. И даже когда ты победил, когда ты сложил полноценную мозаику из разрозненных фрагментов, у тебя, как правило, нет никакого чувства победы.Ты просто разоблачил очередного ворюгу, бандита, взяточника, предателя… Кому это надо? — спрашиваешь ты себя.— Андрюха, — кричит с порога Спозаранник. — Андрюха, класс!…Ну вот! Хоть кто-то похвалил. А ты говоришь — кому это надо? Значит, надо. Все-таки надо.— Просто класс, — говорит Глеб. — Как ты это записал?— Обыкновенно, Глеб Егорыч. Попросил Ваську Васнецова еще раз сходить к господину Мамкину. И конкретно оговорить задачу: как бить Обнорского? До какой степени? Ломать ли руки? Ноги? Зубы? И вслух внятно подтвердить, что за избиение журналиста он оформит потребную Ваське лицензию.— Да… влип Папкин.(Что же это всех так тянет переделывать аристократическую фамилию моего лучшего друга? Беда прямо какая-то, ребята.)— Ну влип-то он еще раньше, когда взятки брать начал. А теперь мы просто констатируем факт. А факты таковы: в понедельник я иду к Папкину… тьфу, черт! И я туда же… иду к Мамкину, и вместе мы слушаем кассету. И всем становится хорошо: Васька получает свою лицензию, а мы — хорошего информатора.— И только Папкин не получает ничего.— Э-э нет, Глебушка. Во-первых, Папкин… тьфу, Мамкин получает бесплатный урок на всю жизнь. И, во-вторых, мы гуманно не печатаем второй материал. Не будем же добивать бедного маленького Панкина?— Мамкина, — поправляет меня Глеб. И тут же великодушно добавляет:— Конечно, не будем. Хотя и хочется.Мы с Глебом закуриваем и смотрим друг на друга. А за окном уже совсем темно. И кружатся снежинки. И два маленьких суворовца тараканят по плацу огромную фанерную лопату. Еще одна чумовая неделя позади.— А Васька-то мне, пожалуй, и ребра может посчитать, — говорю я задумчиво.— Это за что? — интересуется Глеб.— Ты вчерашнюю итальянку помнишь?— Ха… такую забудешь.— Ну вот… Васька на нее запал круто. Но я его пообещал познакомить с еще более крутой дамой. В понедельник придет интервью у меня брать.— А это кто ж такая? — удивляется Глеб.— Это Зоя.— Какая Зоя?— Зоя Залмановна Лившиц.
***
…И мы хохочем. И мы катаемся по дивану и хохочем. И открывается дверь. И входит Оксана. Мы все хохочем. Оксана смотрит на нас с удивлением. Мы, наверно, действительно похожи на идиотов.А потом… а потом Оксана говорит:— Звонит какой-то мужчина. Назвался Алексеем. Сказал, что ты поймешь.Глеб все еще продолжает смеяться.И я по инерции улыбаюсь… я улыбаюсь. Igni et ferro. А где-то поблескивают бриллианты в запонке безукоризненно вежливого помощника господина Фонарского. Я беру трубку.— Андрей Дмитриевич, это Алексей. Не забыли?— Я рад, что вы наконец позвонили, Алексей.— Скажите, Андрей Дмитриевич, вы проверили те документы, о которых мы говорили в прошлый раз?— Да, разумеется. Я думаю, есть потребность поговорить подробно. Документы того стоят. Приезжайте, потолкуем, попьем кофейку.— Андрей, — мой собеседник слегка замялся, — Андрей Дмитриевич, тут такое дело… мне подъехать к вам затруднительно. А если уж говорить откровенно, то и невозможно. Мои обстоятельства сильно изменились, и, к сожалению, не в лучшую сторону.— Я понял.Но в тот момент я только думал, что понял. Если бы я знал! Но я еще не знал…— Я понял. Давайте договоримся, где и когда.— Спасибо, — ответил Алексей. — Записывайте адрес…Я чиркнул на листке бумаги адрес. Отметил про себя, что удачно: недалеко от моего дома. Записал. А когда…— Андрей, очень не хотелось бы откладывать. Сегодня — реально для вас?— Реально. Часа через полтора-два могу подъехать.— Очень хорошо. Буду ждать. Не прощаюсь.Спустя полтора часа я подъехал к огромному девятиэтажному дому в районе «Пяти дураков». Улицы здесь носили такие названия: Ударников, Наставников, Передовиков, Энтузиастов и кого-то там еще… такой вот юмор.Подъехать прямо к дому не удалось: улица была перекопана. Черный безмолвный экскаватор сиротливо торчал на краю огромной ямы. Я пошел в обход по мерзлым комьям выбранной земли. Яма напоминала могилу неизвестного монстра или ловушку для мамонта. Если зверь попадет в западню, экскаватор выплюнет клуб воняющего соляркой дыма и добьет его ударом зубастого ковша. Огнем и мечом!В подъезде оказалось относительно чисто, но лифт не работал. На шестой этаж мне пришлось подниматься пешком. Мимо стальных дверей… мимо хлипких фанерных дверей… мимо глазков… мимо изображений поганок… мимо смердящего мусоропровода. По бетонным ступеням — вверх! Черная ловушка на мамонта осталась внизу.Экскаватор с высоты шестого этажа стал еще больше похож на хищника с занесенной для удара когтистой лапой.Он ждал добычу…Дверь в квартиру девяносто шесть оказалась приоткрытой. Это мне сразу не понравилось. Такие расклады мы уже видали в детективах. Мы уже их видали… И все же я нажал на кнопку звонка. Потом нажал второй раз. Потом третий. Потом я толкнул дверь и вошел внутрь. Прихожая выглядела нежилой. Горела голая, без абажура лампочка под потолком и стояли в углу мужские зимние сапоги.— Алексей! — позвал я. И не узнал собственный голос.В прихожую выходили четыре двери. За одной из них, с матовым стеклом, горел свет.— Алексей! — позвал я. И понял, что никто мне не ответит. На улице заворчал движок экскаватора, вспыхнули желтым круглые, без зрачков, глаза. Я взялся за ручку двери. С лязгом упал вниз ковш. Когти стальной лапы опустились на череп мамонта.Раздался треск и оглушительный рев.Алексей Горбунов лежал посреди практически пустой комнаты. Голое, без шторы, окно. Старый диван в углу. Телефон на подоконнике и открытая дорожная сумка. Опрокинутый стул… и рядом с ним скорчившийся человек на полу. Мамонт ревел. Ковш снова взлетел вверх и опустился на широкий лоб. Руки и ноги Алексея Горбунова были плотно забинтованы скотчем. А лицо… лицо было похоже на кровавое месиво.Я опустился на корточки. Я закрыл глаза. Полтора часа назад я разговаривал с ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Агентство "Золотая Пуля" - 1. Дело о прокурорше в постели'
1 2 3
***
На девятой линии Васильевского острова, где разместилось Северо-Западное таможенное управление, я еле нашел место для своей «Нивы».Я зашел под арку старинного и весьма неказистого снаружи здания под зеленым с крестом флагом… и обомлел.К входу в таможенное управление вела шикарная мраморная лестница. Явно современного вида. И лежал сбоку загадочный мраморный грифон. Ни фига себе! Бедно живет таможня… А за державу, конечно, обидно. Бедно, бедно живет таможня.В огромной приемной меня встретила смазливая деваха. Наверное, внучка знаменитого таможенника Верещагина… ну-ну.— Вы Обнорский? спросила она очень приятным голосом. — Виктор Васильевич вас ждет.И столько тепла было в ее голосе, столько радости, что я подумал: как только вы тут без меня жили-то?А самого Виктора Васильевича Фонарского я раньше не видел. Третий таможенный чин Северо-Запада оказался маленьким, невзрачным, лысым мужиком. Чем-то он неуловимо напоминал опарыша. Но — умен. Это бесспорно. Хитер, проницателен. Это тебе не Мамкин.А потом был обязательный кофе.И хороший, обстоятельный рассказ о таможне. Говорил Виктор Васильевич хорошо, толково, по существу. Я слушал, кивал и пытался понять: что же ему от меня нужно?— А главная проблема, Андрей Викторович, это, разумеется кадры. Вы меня понимаете?Конечно, — киваю я, — кадры.— Кадры… Мы, конечно, организация серьезная. С улицы к нам на работу не попадешь. Все люди проходят очень строгую проверку. Но, тем не менее, бывают и у нас проходимцы. Да, такова реальность.Фонарский сокрушенно покачал головой. Если бы в ящике моего письменного стола не лежала синяя пластиковая папочка с несколькими бледными ксерокопированными листочками, я бы поверил в искренность Виктора Васильевича. Интересно, сколько вы наварили на той операции? И сколько хотите наварить на следующей?— …такова реальность. Но мы своих негодяев вычисляем сами.— Да, любопытно. Может быть, дадите какие-нибудь материалы?— Конечно, Андрей Викторович, о чем разговор? Мы не боимся выносить сор из избы. Вот, пожалуйста.Свежий пример. На прошлой неделе выявили супостата. Сейчас готовим материалы для передачи в органы.Фонарский нажал кнопку на селекторе и сказал секретарше:— Надя, передай Павлу Степановичу, чтоб зашел ко мне с материалами на Горбунова. Срочно.— Павел Степанович Семенов — мой помощник, — добавил Фонарский для меня. «Семенов страшный человек, — сказал вчера Алексей. — Убийца».Через минуту в кабинет вошел крепкий, подтянутый мужчина лет сорока.Отличный костюм, безукоризненно начищенные ботинки, галстук в тон сорочке. И — перебитый нос. И фигура, и нос, и манера двигаться безошибочно выдают бывшего боксера. Он быстро, уверенно прошел по сияющему паркету и положил на стол Фонарского темно-коричневую папку.— Это не мне, Степаныч, — сказал третий человек в таможне. — Это нашему гостю. Познакомьтесь, кстати. Это — мой помощник Павел Степанович Семенов. А это известный журналист и писатель Андрей Викторович Обнорский. Он же — Серегин. Звезда, можно сказать…Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Семенова было сильным, крепким. Он улыбнулся, сказал что-то типа: приятно… весьма приятно, — и передал мне папку. Маленькие бесцветные камушки на его запонке метнули искрящиеся лучи. Мать честная! Неужели бриллианты?., очень… очень приятно… Страшный человек, сказал вчера Алексей. Убийца.Я раскрыл папку. С первой страницы на меня смотрел Алексей. Но на фотографии он был значительно моложе…Два-три месяца, Андрей, я, скорее всего, не проживу…— Вы так смотрите пристально, — негромко сказал Семенов. — Вы знакомы?— Что? А… нет. В первый раз вижу этого Горбунова.— А мне показалось: вы знакомы.— Пока нет, — ответил я. — Но, думаю, придется познакомиться.— А вот это на данный момент затруднительно.— Почему?— Да этот гусь скрывается. Глупо, конечно, деваться-то ему некуда. Но… такова реальность.— Что же он натворил?— А вы познакомьтесь с документами. Павел Степанович, если что-то непонятно, пояснит…Папочку я изучил за двадцать минут. Поработали они неплохо… Если этим бумагам дать ход, то Алексей Горбунов гарантированно и надолго попадает за решетку. Неплохо они поработали. Только вот ходу этим бумагам они пока не дали. Понятно… у них одна папка, у Алексея другая. Невыгодно им его сажать. Выгодно поторговаться, совершить обмен. Бартер, так сказать.— Так что, как видите, Андрей Викторович, мы открыты для сотрудничества в самых широких аспектах. И в информационном, так сказать, плане, и в иных отношениях.— Это в каких иных отношениях? — вяло поинтересовался я.— Ну, например… в плане спонсорской помощи прессе, — веско произнес Фонарский. — Мы таможня. У нас возможности не беспредельны, но велики… Мы бы могли организовать вам компьютеры из конфиската. Оргтехнику.Ишь ты! Спонсорскую помощь, говоришь? Компьютеры — это, конечно, здорово. И оргтехника — здорово.Но… я делаю морду утюгом и наивно спрашиваю:— А это, извините, законно?— Андрей Викторович, — весело произносит Фонарский, — нельзя же быть буквоедом. Закон не догма, а руководство к разумному компромиссу.— О, позвольте я запишу, — говорю я, — блестящий афоризм. Вот только я почему-то очень боюсь компромиссов. Один раз пойдешь на компромисс, другой…— Полностью с вами согласен, Андрей Викторович, — горячо поддерживает меня Фонарский. Семенов тактично улыбается. — Полностью с вами согласен, разделяю вашу позицию. Про компьютеры я от чистого сердца… так что подумайте.— Спасибо. От чистого сердца — это дорогого стоит, — говорю я проникновенно. На меня смотрят внимательно.— Дело-то общее делаем, Андрей Дмитриевич.— О, да. Дело общее.Затем меня провожают до выхода. И заверяют в полном и глубоком уважении, в понимании и еще в чем-то…Я прижимаю руки к сердцу и тоже говорю о сотрудничестве, о понимании, об ответственности.— Да, кстати, — оборачиваюсь я в дверях. — А запонки у вашего помощника…— Что — запонки?— Они что, с настоящими бриллиантами?Фонарский делает удивленное лицо. Фонарский весело и заразительно смеется. Фонарский подмигивает и тихонько говорит мне:— Вы меня удивляете. Конечно, с настоящими.Я выхожу и чувствую спиной его внимательный взгляд. Значит, все-таки Алексей. Приглашали меня для беседы об Алексее Горбунове. Интересно, что они знают? Скорее всего, знают они немного… Но, тем не менее, знают. Возможно, сам Горбунов что-то брякнул. Типа: я знаю про ваши аферы и обращаюсь в прессу. Может быть, даже сказал, к кому именно. Вот они и решили подстраховаться. Спонсорская помощь, говоришь? От чистого сердца? Ну-ну…Вечером снова нарисовался Василий Петрович Васнецов. Зачастил чего-то Вася. Но в этот раз он по делу.— Сделал, Василий Петрович?— Конечно… заяц трепаться не любит. Все как договаривались. Держи.И Василий возвращает мне портативный диктофон, которым я оснастил его утром. Незаменимая машинка, когда хочешь произвести скрытую запись. А в нашей работе такие ситуации иногда случаются.Мне не терпелось прослушать кассету прямо сейчас, но это было бы не шибко вежливо по отношению к Ваське. Мы потрепались еще минут пять, выкурили по сигарете, и внук великого русского художника ушел.То, что он внучек Васнецова, Васька, конечно, врет… А так он мужик нормальный.— Ну, я пошел, — говорит Васька с порога. — Значит, я в понедельник приду, Андрюха… лады?— А чего хочешь?— Как чего? Ты же сам говорил: женщина будет — супер.— А-а… — говорю я. — Действительно. Как же я забыл? Ты приходи, Василь Петрович, обязательно приходи. Познакомлю тебя с Зоей. Незабываемое впечатление. Неизгладимое.— О, Зоя! — мечтательно воскликнул Васька. И исчез.Да… когда Василий Петрович увидит Зою Залмановну, он, пожалуй, решит, что прав Мамкин и стоит меня поучить… А что? За Зою Залмановну запросто. Да уж чего теперь? Дело-то сделано.Я остался один и решил наконец-то послушать кассету, которую принес Васька. Опять не вышло: пришел Зудинцев и доложил, что отработка пачки с пальчиками Алексея ничего не дала. Мы, собственно, это предполагали. Крайне маловероятно, чтобы на работу в таможню смог проникнуть судимый… хотя всякое бывает. Расея!Теперь, после встречи с господином Фонарским, мне, собственно, и так известны фамилия, имя и отчество моего вчерашнего визави. Теперь установить его не проблема. Только что это даст? Если он скрывается… Однако я все же прошу Зудинцева пробить адрес Алексея Горбунова.А потом приходил Соболин, потом Горностаева, а потом пришел Коля Повзло… вот только Глеб Спозаранник меня явно игнорировал. Ну спасибо…
***
Информацию, которую подкинул Алексей Горбунов, проверить удалось, в общем-то, быстро. Все выходило в цвет, срасталось… Вот только сам Горбунов не звонил. А давать ход документам без предварительного разговора с ним я не имел права…Кончилась еще одна ноябрьская неделя, зима все сильнее напоминала о себе. Зима в сочетании с тягостными какими-то предчувствиями, тревожными ожиданиями изрядно давила на психику. Так, как давят на нее серое ноябрьское небо и быстрые ноябрьские сумерки. Была пятница, неделя кончилась, мои отношения с Глебом так и оставались натянутыми. Вернее, не мои отношения с Глебом, а его отношение ко мне.Наконец я не выдержал, поймал Спозаранника за рукав и усадил на диван в своем кабинете.— Ну ты чего? — задал я идиотский вопрос. Господи, услышали бы мои читатели, как классно я сформулировал… Но они, разумеется, не слышали. И слава Богу.А Глебушка оказался умнее меня — он просто промолчал. Он индифферентно смотрел в окно и молчал.— Нет, Глеб, ну ты чего куксишься-то? — продолжал я. — Ты из-за материала по Мамкину? Ты же ничего не знаешь…— А чего я должен знать? — угрюмо говорит Спозаранник.— Вот, кстати, ты послушай, — я протягиваю кассету.Глеб смотрит на портативную кассету с недоумением.— А чего я должен слушать? И так уже все ясно. Только раньше ты, Андрюха, другой был.— Это какой же я раньше был?— Раньше ты себя не давал запугать. А теперь достаточно стало какому-то Мамкину обратиться к браткам, ты уже и скис… Извини, Андрюха, но работать я с тобой, видимо, не смогу.— Ясно, — говорю я. — Ясно, Глеб Егорыч. Но ты все-таки кассетку послушай. А потом зайди — поговорим. Там всей записи минут на пятнадцать.Глеб пожимает плечами и уходит с кассетой в руке. А мне становится немного грустно… И чтобы совсем не раскиснуть, я сажусь работать, прикидываю планы на следующую неделю.Хотя отлично знаю, как легко рассыпаются эти планы. Наша чумовая жизнь вносит свои коррективы постоянно.Мы не успеваем за событиями, бежим за ними, пытаемся догнать… и, как правило, не можем. Расследовательская работа журналиста в пятимиллионном мегаполисе состоит из одного затяжного цейтнота. Мы бежим за событием, как гонится свора борзых за механическим зайцем. А заяц неизбежно оказывается быстрее. Он железный.Работа расследователя состоит из массы разочарований, потерь, ошибок. И даже когда ты победил, когда ты сложил полноценную мозаику из разрозненных фрагментов, у тебя, как правило, нет никакого чувства победы.Ты просто разоблачил очередного ворюгу, бандита, взяточника, предателя… Кому это надо? — спрашиваешь ты себя.— Андрюха, — кричит с порога Спозаранник. — Андрюха, класс!…Ну вот! Хоть кто-то похвалил. А ты говоришь — кому это надо? Значит, надо. Все-таки надо.— Просто класс, — говорит Глеб. — Как ты это записал?— Обыкновенно, Глеб Егорыч. Попросил Ваську Васнецова еще раз сходить к господину Мамкину. И конкретно оговорить задачу: как бить Обнорского? До какой степени? Ломать ли руки? Ноги? Зубы? И вслух внятно подтвердить, что за избиение журналиста он оформит потребную Ваське лицензию.— Да… влип Папкин.(Что же это всех так тянет переделывать аристократическую фамилию моего лучшего друга? Беда прямо какая-то, ребята.)— Ну влип-то он еще раньше, когда взятки брать начал. А теперь мы просто констатируем факт. А факты таковы: в понедельник я иду к Папкину… тьфу, черт! И я туда же… иду к Мамкину, и вместе мы слушаем кассету. И всем становится хорошо: Васька получает свою лицензию, а мы — хорошего информатора.— И только Папкин не получает ничего.— Э-э нет, Глебушка. Во-первых, Папкин… тьфу, Мамкин получает бесплатный урок на всю жизнь. И, во-вторых, мы гуманно не печатаем второй материал. Не будем же добивать бедного маленького Панкина?— Мамкина, — поправляет меня Глеб. И тут же великодушно добавляет:— Конечно, не будем. Хотя и хочется.Мы с Глебом закуриваем и смотрим друг на друга. А за окном уже совсем темно. И кружатся снежинки. И два маленьких суворовца тараканят по плацу огромную фанерную лопату. Еще одна чумовая неделя позади.— А Васька-то мне, пожалуй, и ребра может посчитать, — говорю я задумчиво.— Это за что? — интересуется Глеб.— Ты вчерашнюю итальянку помнишь?— Ха… такую забудешь.— Ну вот… Васька на нее запал круто. Но я его пообещал познакомить с еще более крутой дамой. В понедельник придет интервью у меня брать.— А это кто ж такая? — удивляется Глеб.— Это Зоя.— Какая Зоя?— Зоя Залмановна Лившиц.
***
…И мы хохочем. И мы катаемся по дивану и хохочем. И открывается дверь. И входит Оксана. Мы все хохочем. Оксана смотрит на нас с удивлением. Мы, наверно, действительно похожи на идиотов.А потом… а потом Оксана говорит:— Звонит какой-то мужчина. Назвался Алексеем. Сказал, что ты поймешь.Глеб все еще продолжает смеяться.И я по инерции улыбаюсь… я улыбаюсь. Igni et ferro. А где-то поблескивают бриллианты в запонке безукоризненно вежливого помощника господина Фонарского. Я беру трубку.— Андрей Дмитриевич, это Алексей. Не забыли?— Я рад, что вы наконец позвонили, Алексей.— Скажите, Андрей Дмитриевич, вы проверили те документы, о которых мы говорили в прошлый раз?— Да, разумеется. Я думаю, есть потребность поговорить подробно. Документы того стоят. Приезжайте, потолкуем, попьем кофейку.— Андрей, — мой собеседник слегка замялся, — Андрей Дмитриевич, тут такое дело… мне подъехать к вам затруднительно. А если уж говорить откровенно, то и невозможно. Мои обстоятельства сильно изменились, и, к сожалению, не в лучшую сторону.— Я понял.Но в тот момент я только думал, что понял. Если бы я знал! Но я еще не знал…— Я понял. Давайте договоримся, где и когда.— Спасибо, — ответил Алексей. — Записывайте адрес…Я чиркнул на листке бумаги адрес. Отметил про себя, что удачно: недалеко от моего дома. Записал. А когда…— Андрей, очень не хотелось бы откладывать. Сегодня — реально для вас?— Реально. Часа через полтора-два могу подъехать.— Очень хорошо. Буду ждать. Не прощаюсь.Спустя полтора часа я подъехал к огромному девятиэтажному дому в районе «Пяти дураков». Улицы здесь носили такие названия: Ударников, Наставников, Передовиков, Энтузиастов и кого-то там еще… такой вот юмор.Подъехать прямо к дому не удалось: улица была перекопана. Черный безмолвный экскаватор сиротливо торчал на краю огромной ямы. Я пошел в обход по мерзлым комьям выбранной земли. Яма напоминала могилу неизвестного монстра или ловушку для мамонта. Если зверь попадет в западню, экскаватор выплюнет клуб воняющего соляркой дыма и добьет его ударом зубастого ковша. Огнем и мечом!В подъезде оказалось относительно чисто, но лифт не работал. На шестой этаж мне пришлось подниматься пешком. Мимо стальных дверей… мимо хлипких фанерных дверей… мимо глазков… мимо изображений поганок… мимо смердящего мусоропровода. По бетонным ступеням — вверх! Черная ловушка на мамонта осталась внизу.Экскаватор с высоты шестого этажа стал еще больше похож на хищника с занесенной для удара когтистой лапой.Он ждал добычу…Дверь в квартиру девяносто шесть оказалась приоткрытой. Это мне сразу не понравилось. Такие расклады мы уже видали в детективах. Мы уже их видали… И все же я нажал на кнопку звонка. Потом нажал второй раз. Потом третий. Потом я толкнул дверь и вошел внутрь. Прихожая выглядела нежилой. Горела голая, без абажура лампочка под потолком и стояли в углу мужские зимние сапоги.— Алексей! — позвал я. И не узнал собственный голос.В прихожую выходили четыре двери. За одной из них, с матовым стеклом, горел свет.— Алексей! — позвал я. И понял, что никто мне не ответит. На улице заворчал движок экскаватора, вспыхнули желтым круглые, без зрачков, глаза. Я взялся за ручку двери. С лязгом упал вниз ковш. Когти стальной лапы опустились на череп мамонта.Раздался треск и оглушительный рев.Алексей Горбунов лежал посреди практически пустой комнаты. Голое, без шторы, окно. Старый диван в углу. Телефон на подоконнике и открытая дорожная сумка. Опрокинутый стул… и рядом с ним скорчившийся человек на полу. Мамонт ревел. Ковш снова взлетел вверх и опустился на широкий лоб. Руки и ноги Алексея Горбунова были плотно забинтованы скотчем. А лицо… лицо было похоже на кровавое месиво.Я опустился на корточки. Я закрыл глаза. Полтора часа назад я разговаривал с ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Агентство "Золотая Пуля" - 1. Дело о прокурорше в постели'
1 2 3