А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И так каждый день, каждую ночь. Армия кровососов будет без устали атаковать, доводя до исступления и бешенства.
Он расковырял палочкой землю. Поплевал в лунку, размял сырую глину и стал тщательно размазывать ее по лбу, щекам и подбородку. Когда глина подсохнет, она образует корочку, которую ненасытные твари пробить не смогут.
Обмазав лицо и шею, Лагутин застегнул все пуговицы на куртке и поднял воротник. Теперь порядок. Первая проблема решена. Теперь, пока еще светло, надо побеспокоиться о ночлеге. Холодная ночевка сильнее голода отравляет настроение и подавляет волю.
Лагутин подхватил пакет и, пробившись через густые заросли бузины, вышел на полянку, на которой с легкой руки организаторов шоу был оборудован «телецентр». На краю поляны росла сосна. На ней был укреплен штатив с камерой слежения, вроде тех, которые торчат под потолком в торговых залах и банках. Под камерой была прибита полочка, на которой лежали заряженные аккумуляторы в герметичных упаковках. Еще ниже, на проводе, болтался включатель. Над всей этой конструкцией нависал жестяной козырек, предохраняющий от дождя.
Сейчас камера не работала. Включить ее Лагутин должен был ровно в шесть вечера и, устроившись посреди полянки, жизнерадостным голосом рассказать о своих первых впечатлениях о жизни на острове. Этот сюжет улетит в базовый лагерь, где его подправят в монтажной, перекроят, нашпигуют глупыми комментариями Саркисяна, после чего запустят в эфир. И на вымазанную в глине физиономию Лагутина будет смотреть вся страна, с алчным нетерпением дожидаясь, когда его щеки покроются щетиной, а под глазами появятся синие круги, и губы побледнеют, и голос будет все более тихим и слабым, и он начнет демонстративно жрать жареные желуди, червей и слизняков… И чем страшнее будет деградация, тем больше жадных взглядов вопьется в телеэкраны: «Смотрите, смотрите! И в этой берлоге он живет! И здесь же, наверное, отправляет естественные надобности. А в этом грязном котелке он варит суп из пиявок! И вылавливает их двумя сосновыми палочками. Какой дикарь! А всего две недели назад это был довольно приятный молодой человек!»
«Хрен вам! – подумал Лагутин, необыкновенно ярко представив себе кухню, заставленный тарелками и салатницами стол и сытых людей, которые уставились в телевизор. – Я не буду жить на вашей сцене. В правилах не указано, где строить жилище».
Он вытряхнул содержимое пакета на траву, взял тесак и, оглядевшись по сторонам, направился к могучей лиственнице. Подойдя к ее стволу, Лагутин вогнал лезвие в кору и принялся нарезать ее продольными полосами. Затем сделал горизонтальные насечки и стал аккуратно сдирать кору кусок за куском.
Одинаковые, слегка изогнутые «пластины» он сложил стопкой на самом краю поляны, куда не мог достать взгляд объектива. Расчистив там же площадку, Лагутин вбил в землю две крепкие рогатины, закрепил на них несущий брус и по обе стороны от него уложил жерди. В качестве стропил он использовал прямые, как копья, стволы молодой рябины, привязывая их к жердям сухой лозой. Когда получилась вполне крепкая и просторная «клетка», Лагутин стал обкладывать ее снизу вверх кусками коры, наслаивая их друг на друга, как черепицу.
Работа эта была трудоемкая, потому как каждую «черепицу» надо было тщательно закреплять на стропилах. Но до темноты времени еще было достаточно, и Лагутин не боялся, что первую ночь на острове ему придется провести под звездным небом. И думал он вовсе не о предстоящем ночлеге, а о той жизни, которую оставил на Большой земле.
Он вспоминал, каким доверчивым и наивным был, когда решил перегонять из Германии автомобили престижных марок по предоплате. Два раза получилось все гладко, как в сказке: сначала взял у заказчиков деньги, одну за другой пригнал «Ауди» и «БМВ», отдал их заказчикам и, подсчитав навар, размечтался о серьезном бизнесе. И тут судьба столкнула его с деловым мужичком, который без лишних формальностей отслюнявил ему тридцать тысяч баксов в качестве предоплаты за два подержанных «Мерседеса»…
То, что этот мужичок его подставил, Лагутин понял слишком поздно. Его ограбили по дороге в Германию, очистили карманы и отбили почки. Мужичок навестил его в больнице и, пожелав скорейшего выздоровления, добавил, что «счетчик включен», тридцать тысяч баксов необходимо вернуть через неделю. Он оставил свою визитку, приветливо помахал рукой и ушел.
У Лагутина не было ни денег, ни чего-либо другого, пригодного для продажи. Даже квартиры своей не было – он жил у тетки. Пытался занять у друзей, но друзья его большей частью были такими же неудачниками, как и он сам, и больших денег никогда не имели.
Прошло десять дней. Лагутин решил, что мужичок проникся к нему состраданием и дал еще время. В какой-то мере он оказался прав. Поздним вечером Лагутин зашел в свой подъезд и тотчас услышал два приглушенных выстрела. Ему на голову посыпалась штукатурка. Несколько мгновений он продолжал стоять, как соляной столб, подпирая собой почтовые ящики и глядя на лестничную площадку, освещенную тусклой лампочкой. Наконец увидел молодого человека в черной футболке и с пистолетом в руке. Тот спокойно прошел мимо ошарашенного Лагутина к выходу, в дверях остановился и сказал: «Это последнее предупреждение. У тебя есть еще неделя!»
Когда незнакомец растворился на ночной улице, Лагутин отошел от стены и обернулся. Две пули вошли в стену в сантиметре над его головой.
Он понял, что если не найдет деньги, то его очень скоро похоронят. Исчезнуть, затеряться на просторах страны он не мог, иначе подставил бы под удар несчастную родственницу. Возможно, Лагутин нашел бы какой-нибудь выход. Не исключено, что он впал бы в отчаяние и объявил бы войну своим вымогателям. Но уже на следующий день Лагутин увидел по телевизору объявление о наборе участников в экстремальное шоу «Робинзонада» с премиальным фондом один миллион рублей. Не задумываясь о последствиях, Лагутин позвонил мужичку, сказал, что через две недели отдаст ему долг, и этим же вечером уехал в Карелию.
И вот он на острове. Уже прошло два часа, как отчалила моторка и он остался один. Все колебания и сомнения остались в прошлом. Лагутин думал о будущем. Его волю не сломить. Он обязательно победит! Другого не дано. Сойти с дистанции и вернуться домой без денег – значило подписать себе смертный приговор. И потому Лагутин будет сидеть на этом острове до тех пор, пока не сломаются все его соперники. А он знает, как выжить. У него за плечами десятки туристических походов. А самое главное – у него есть цель, ради которой он готов на все.
…Было уже четверть шестого, как Лагутин закончил покрывать кровлей из коры скаты своего жилища. Торец шалаша он закрыл пленкой, разорвав по швам полиэтиленовый пакет, и замазал места соединения глиной. В качестве «двери» он использовал большую еловую лапу. Земляной пол внутри шалаша тоже сначала застелил хвойными ветками, затем накидал сухой травы и мха. Сверху расстелил одеяло. Залез внутрь, лег на ложе и даже глаза прикрыл от удовольствия. Крыша надежная, сухо, не дует. Пятизвездочный отель!
До первого сеанса связи оставалось еще полчаса, и Лагутин стал собирать хворост для костра. Из крупных речных камней он сложил очаг, по обе стороны от него забил в землю рогатины, навесил перекладину из сырого орешника и нацепил на нее котелок. Новенький, блестящий, он немедленно вызвал ассоциации с вкусной походной пищей, и Лагутин тотчас почувствовал, как нарастает и усиливается голод.
«Завтра к вечеру на берег попросятся как минимум двое, – подумал Лагутин. – А через три дня – оставшиеся… Тем не менее даже три дня я должен что-нибудь жрать».
Вооружившись тесаком, он посмотрел вокруг, раздумывая, в какую сторону пойти на поиск чего-нибудь съестного. Перед жеребьевкой участникам «Робинзонады» показывали аэрофотоснимки озера. В принципе острова мало отличались друг от друга и по размерам, и по растительности. С высоты они напоминали мшистые кочки, раскиданные посреди большой лужи. Каждая такая «кочка» достигала как минимум двух километров в диаметре.
Первым делом Лагутин срубил под корень молодую рябину и сорвал с нее все ягоды. Плоды были еще бледно-красные, крепкие и горькие, и все же это был источник витаминов. Кинув одну ягоду в рот, Лагутин стал ее посасывать, как леденец. Что ж, вполне съедобная гадость. Набить ею желудок довольно трудно, зато горечь приглушит голод. Наполнив карманы ягодами, Лагутин медленно пошел в глубь леса.
Плотные заросли кустов и участки труднопроходимого валежника чередовались с открытыми светлыми полянками, утыканными булыжниками. На одной из таких полянок Лагутин нашел целую плантацию фиолетовых саранок с растрепанными, загнутыми кверху лепестками. Он опустился на колено, медленно потянул за стебель цветка и выдернул луковицу. Отсек ее от стебля и сунул в карман. Где-то Лагутин читал, что мясистая луковица саранки вполне съедобна и даже вкусна, если ее испечь в золе или сварить.
Он оперся рукой о белый, теплый от солнца валун и только хотел встать, как вдруг отдернул руку и посмотрел на ладонь. Мелкий желтый песок налип на нее. Лагутина что-то насторожило. Он склонился над валуном, внимательно рассматривая его пористую, как у сахара-рафинада, поверхность, слегка присыпанную песком, словно панировочными сухарями. «Ерунда, – подумал он, оглядываясь по сторонам. – Мало ли…»
Решив, что обязательно вернется сюда, отведав вареной луковицы, Лагутин пошел дальше. Внезапно сосны расступились, блеснула вода, и Лагутин вышел к заводи. Здесь горланили лягушки, шлепали по листьям кувшинок серебристые рыбешки и шуршали в камышах какие-то птицы. «Как бы мне здесь не поправиться», – с веселым оптимизмом подумал Лагутин, глядя на заводь, полную живности. Сорвав молодой побег рогоза, он надкусил его нежный, сладковатый стебель и, ободренный, пошел по влажному заболоченному берегу к большой воде.
На широком песчаном пляже, который пронизывал разгулявшийся ветерок, он остановился, сел на корявый плавун. Это был западный берег острова, и волны обработали его куда сильнее, чем северный. Многие сосны, не выдержавшие борьбы с водой, рухнули на пляж. Их могучие корни еще оставались на обрыве, а кроны уже лежали в воде. Стволы напоминали мосты, образуя мощные своды. Под ними можно было бы соорудить неплохое жилище, но место было сырое и ветреное. Впереди, откуда катились волны, будто прямо из воды, росли длинные березы и сосны. Это был Четвертый остров, ставший пристанищем для рыболова Павлова.
«Сколько до него? – подумал Лагутин, впрочем, без всякой практической цели. – Километр? Или два?»
Он приставил ладонь ко лбу, чтобы заходящее солнце не слепило глаза, и стал всматриваться, надеясь увидеть сутулую фигуру немолодого робинзона. Но не смог рассмотреть ничего, кроме стволов деревьев, темно-зеленых пятен кустарников и зарослей рогоза, похожих на торчащие из воды копья рыцарей.
«А ведь там тоже хватает рыбы и всякого подножного корма, – подумал Лагутин. – И на Первом, и на Пятом островах то же самое. И все участники, сытые и сонные, будут сидеть на своих островах неделю, две, три… Им все равно, а у меня «счетчик»…»
Он вскинул руку и посмотрел на часы. До начала записи оставалось пятнадцать минут. Пора! Лагутин встал и пошел вверх по сыпучему склону. «Что-то настроение у меня упало, – подумал он. – Нехорошо показываться перед телезрителями с такой кислой физиономией. Надо через силу улыбаться и говорить, что всю жизнь только и делал, что мечтал жить на необитаемом острове!»
Поднявшись на обрыв, он оглянулся и еще раз посмотрел на соседний остров – на этот раз с неприязнью и даже ненавистью.
Глава 3
Ей нечего там делать
Ворохтин был категорически против, чтобы она плыла с ними. Потому что за годы работы спасателем невзлюбил журналистов – просто на дух их не выносил. Там, где властвовали драма, боль и слезы, он профессионально выкладывался до конца. Он воспринимал стихию как своего противника, свою работу – как единоборство, и чужая беда становилась его бедой. А журналисты, оказавшиеся в эпицентре, путались под ногами с восторженными глазами, словно коты, попавшие на колбасный склад. Ими руководили совсем иные инстинкты, их, как вампиров, тянуло туда, где было больше крови. Человеческая драма для журналиста – это сенсация, и чем она громче, тем выше гонорар за репортаж.
– Ей нечего там делать! – крикнул Ворохтин Саркисяну, который быстро шел к берегу. За ним едва поспевал Чекота с камерой.
– Здесь! – сказал Саркисян, не слушая Ворохтина, и поднял руку вверх. Он нашел хороший ракурс: было видно озеро, две моторки, покачивающиеся на волнах, и Ворохтин с журналисткой. – Собрались! Вздохнули!
Он поднес микрофон ко рту, еще раз глянул на текст, написанный мелким и неразборчивым почерком. Оператор прицелился в окуляр.
– Мотор!!
– В кадре!
– Журналистке нечего там делать! – крикнул Ворохтин, не обращая внимания на то, что камера уже работала.
– Стоп!! – визгливо крикнул Саркисян и изогнул брови коромыслом.
Чекота выключил камеру и оторвался от окуляра. Ведущий гневно посмотрел на спасателя, сжимая микрофон, словно противотанковую гранату.
– Она аккредитована, милый мой! И продюсер дал добро! Реклама в прессе нам тоже нужна! Понятно?
– Это нестандартная ситуация, Арам Иванович! – не сдавался Ворохтин. – Человек, может, отравился грибами. Его тошнит. Или не дай бог он в коме. Зачем там нужен корреспондент?
Саркисян поморщился. Ему не хотелось спорить о том, что было решено и утверждено начальством. Изменить что-либо было нельзя. Все они, включая продюсера, были рабами зрителей.
– Даже если бы этого не случилось, я бы придумал нечто подобное! – тряся маленькой мясистой ладошкой, произнес Саркисян. – Чем больше страсти, загадок и драмы, тем лучше! Народ хочет саспенса! Саспенса!.. Все! Прекратить болтовню! Снимаем!
Ворохтин лишь махнул рукой и, подхватив большую сумку с красным крестом, полез в лодку вслед за журналисткой. Мелкая, тихая, как мышка, девушка в нелепой штормовке с капюшоном цвета хаки, какие носили еще строители БАМа, села на носу. Поставив кофр на колени, она стала настороженно смотреть на Ворохтина как на человека, который способен на непредсказуемый поступок. Черты лица ее были маленькие, кукольные, и на журналистку, коей должна быть присуща известная степень наглости, она мало походила.
Но девушка совсем не интересовала Ворохтина. Демонстративно избегая ее взгляда, он устремил прощальный взгляд на берег. Саркисян подпрыгивал с микрофоном в руке и говорил тем же голосом, каким бабушки читают внукам сказку про Бабу Ягу. Оператор с камерой на цыпочках ходил вокруг него. Пиротехники зачем-то пускали искусственный туман.
– И вот в лодку уже садятся спасатель и медсестра! – задыхаясь от неестественного волнения, говорил Саркисян. – Что же все-таки случилось на Втором острове? Почему Сергей Лагутин не вышел на связь в шесть часов вечера? Почему он не реагирует на вызов радиостанции? Но если с ним случилось нечто из ряда вон выходящее, то почему он не запустил сигнальную ракету? Никто, никто пока не может дать ответы на эти вопросы. Но пройдет несколько минут, и тайное станет явным! Посмотрите, в каком тревожном ожидании наши спасатели! Они готовятся бороться за жизнь Лагутина и спасти ее даже ценой собственной жизни!
Саркисян замолчал и махнул рукой. Оператор выключил камеру.
– Ворохтин! – взмолился Саркисян, залезая в лодку. – Не делай же такое равнодушное лицо! Ты должен переживать о судьбе Лагутина! Нахмурься и пристально всматривайся вперед: не покачивается ли на волнах труп? Не полыхает ли на острове всепожирающий пожар? Не заламывает ли нашего героя разъяренный медведь?
– Типун тебе на язык! – ответил Ворохтин и запустил мотор. Раздался оглушительный треск, над водой поплыл сизый дым. Чекота поторопился с погрузкой. Он подал треногу Саркисяну и прыгнул в лодку. Суденышко закачалось на волнах. Журналистка, сидящая на носу, одной рукой схватилась за борт, а второй сильнее прижала к себе кофр. Ветер сорвал с ее головы капюшон. Оказалось, что ее голова была по-монашески туго повязана белым платком, который скрывал волосы. Казалось, что девушка совершенно лысая.
– На острове ты будешь главной фигурой! – кричал Саркисян Ворохтину, удобнее устраиваясь на скамейке. – Как только сойдешь на берег, Чекота включит камеру! Будешь идти и на ходу комментировать. Скажешь, что, мол, обстановка на острове мрачная, на зов никто не отзывается, что накрапывает дождь… Побольше темных оттенков, понял?! Побольше драматизма в голосе! Дублей не будет! Все, что запишем, утром пойдет в эфир! Только не вздумай артачиться, не то утоплю!
Кепка отбрасывала широкую тень на лицо Саркисяна, темные очки отражали матовый свет, идущий от озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21