А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– серди го забормотал брадобрей. В этот миг послышался свист. Кони, прядая ушами, стали. Старик замахнулся на них кнутом. И вдруг на дорогу выскочили два всадника.– Ура! Наши! – воскликнул цирюльник. – Отлично! Ну, почем мы сейчас, Дорица?Один из всадников молнией подлетел к телеге и вонзил Серку свой длинный меч между ребер. Конь упал, Дора вскрикнула и навзничь повалилась в телегу, старик вскочил и потянулся за топором. Но сзади на него набросился другой всадник, схватил Арбанаса за шиворот и с силой сбросил на землю.– Хватай девушку! – крикнул на чистом хорватском языке первый всадник, хотя и была на нем испанская форма.Второй потянулся было к девушке, но тут из лесу вылетел новый всадник.– Вот тебе девушка, негодяй! – крикнул он гневно и безжалостно опустил на голову похитителя буздован. Тот свалился без чувств на землю. Но в этот миг второй всадник кинулся на юношу, нацелив в его грудь свой длинный меч. Все, погибнет юноша, – меч длинный, буздован короткий!– Бей его! – крикнул брадобрей из укрытия, трясясь от бешенства.Но из-за дуба вспыхнул огонь, грянул выстрел и уложил на землю лошадь первого всадника.– Божья стрела! – простонал цирюльник. – Шимо, Шимо, беда, черт принес на нашу голову молодого Грегорианца, все погибло!– Вот как! – хладнокровно заметил Шимо, переворачивая на сковороде рыбу.Из-за дуба вышел Милош.Грга побледнел и задрожал как осиновый лист.– Милош, – крикнул Павел, – поглядите, кто эти подлецы.Харамия спокойно подошел и прикладом отодвинул забрало у лежащего без памяти воина.– Вот те на! Клянусь святым Николой, это собственной персоной слуга вашего господина отца, Лацко Црнчич! Видали негодяя! Спрятался под испанской формой и железной шапкой, чтобы безнаказанно разбойничать! Но это ему вышло боком, ей-богу! Крепко поцеловал его ваш шестопер, будет гудеть у него в голове до самой могилы. А ты кто таков, злодей несчастный? – обратился Радак к всаднику, который барахтался под раненой лошадью. – Снимай свой горшок, поглядим на твою черную образину, мошенник!Дрожа всем телом, незадачливый всадник поднял железное забрало и, выпучив глаза, словно его внезапно свело судорогой, уставился на харамию.– Ивша Перван! – сказал Радак, улыбаясь. – Ты ли это, мокрая курица? Чтоб тебе ни дна ни покрышки! И ты пустился на темные дела! Ну погоди, расплачусь я с тобой, хоть нынче и не суббота!– Господар, прости, – залепетал разбойник, – что было делать, струсил я, принудили меня, силой принудили!Павел приблизился к телеге. Дора лежала без сознания, бледная, совсем как мертвая. Юноша молча наклонился к ней и невольно загляделся на красавицу.– Прелестный ангел, – прошептал он печально, – сколько несчастий свалилось на тебя, слабую девушку! Злоба и глупость вступили в заговор против тебя, светлая душа, чтобы ты стала добычей греховной похоти. А из-за кого, милая? Из-за меня, из-за моей любви! Но, слава богу, я снова избавил тебя от беды, которую накликали на тебя человеческая подлость и клевета! Прости, милая, что страдаешь, прости, а я отомщу, святой крест, отомщу!Покуда юноша восхищенно смотрел на девушку, цирюльник претерпевал под кровлей паромщика адские муки. Все ухищрения, все козни пошли прахом! Дора спасена! Дора, которая, как он воображал, будет принадлежать ему хоть наполовину, спасена! Голова кружилась, глаза застлал туман, хотелось кричать от злости, хотелось задушить Павла, но объятый страхом он не смел и пошевельнуться.Вдруг со стороны Гргуричева брода донесся лошадиный топот. Грга повернул голову в ту сторону, но из-за кустов и деревьев ничего не смог разглядеть.А из-за леса выехало десять цесарских латников. Впереди шагал Ерко, усталый от долгого пути и быстрой ходьбы. Он относил в Загреб письмо Павла, в котором брат просил помощи у капитана Блажа Пернхарта. Немой повел латников через Саву Гргуричевым бродом. Подойдя к Кралеву броду, он дал знак всадникам скакать по дороге дальше, а сам юркнул в лес.Сердце цирюльника замерло от ужаса при виде блестящих шлемов появившихся внезапно на дороге всадников.Павел поднял голову, сбросил с себя кабаницу и покрыл ею лежащую без сознания девушку.Начальник отряда, усатый детина, остановил перед Павлом коня.– Ваша милость, – промолвил он, – не вы ли господин Павел Грегорианец, поручик хорватского народного войска?– Да, я, – ответил тот.– Меня с десятью всадниками послал в ваше распоряжение господин Блаж Пернхарт, капитан его цесарского величества. Десятник Джюро Менцингер ждет приказа вашего благородия!– Вы немного опоздали, но хорошо, что прибыли! – сказал Павел. – Десятник! Я, дворянин Павел Грегорианец, поручик хорватского народного войска, застал этих двух злодеев, когда они с оружием в руках напали на большой дороге на старика и девушку, дабы причинить зло их душе и телу. Подобных разбойников в лесу немало, вы по мере сил их ловите, этих же двух, явно нарушивших божеские и человеческие законы, передаю вам, делайте с ними что положено.– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил десятник и обратился к латникам: – Пятеро вперед в лес, пятеро мечи в ножны и спешиться, – и он указал на Црнчича и Первана.Цирюльник стал бледнее полотна, он то закрывал глаза, то широко открывал их, чтобы видеть все происходящее.– Милош, – сказал Павел, – выпряги-ка мертвую лошадь, а на другой отвези девушку в Загреб, к золотых дел мастеру Крупичу. Садитесь и вы, добрый старче, – обратился он к Арбанасу, – возвращайтесь в город и расскажите Крупичу все, что видели. Я поеду за вами!– Хорошо, хорошо! – пролепетал испуганный старик. – Сейчас я не поехал бы к себе и за каменный дом! Разбойники, да простит господь их прегрешения. Но старый Крупич, он уж… впрочем, он сам виноват, сам!Пятеро латников сошли с коней. Связали лжеиспанцев и повели их в глубь леса. Харамия, старик и девушка поехали на телеге в сторону Кралева брода. За ними последовал и Павел.– Эй! – крикнул Шимо своему гостю на чердаке. – Послушайте, мастер Грга, вы и на сей раз охотились за молодухой, и снова дело не обошлось без драки и разбитых голов; слава богу, я не попал в эту кашу! Прощайте Ивша и Лацко. Бедняги! Царство вам небесное. Чего доброго, эти железные черти явятся и сюда. Если молодой господин найдет вас здесь, он не станет спрашивать, почем фунт пеньки. Случается, что этот товар отпускают и даром! Да, да, натерпелся я страху из-за того попа. Было бы мне вас жалко. Так за здорово живешь и в царствие небесное попадешь, ахнуть не успеешь!– Замолчи, змея! – прошипел в бешенстве брадобрей, но тут же стал умолять: – Шимо, ради бога, спрячь меня, эти разбойники, чего доброго…– Ладно, ладно, ведь и я христианин, когда с ножом к горлу приступят! Вон вам дымарь, где коптится рыба. Полезайте туда через дыру, и сам черт вас не сыщет! Немного смрада, немного дыма, но это пустяки, раз речь идет о голове!Грга нерешительно забрался в дымарь. Дым ударил ему в нос, в глаза. Он чихнул.– Будьте здоровы, мастер! – крикнул Шимо снизу. – Насморк у вас, что ли? Оно конечно! Осень! Ну, я иду, сейчас явятся эти черти, поработаю веслом.– Паромщик! Эй, лентяй! – загремел голос Милоша. – Выходи к парому, или я тебя выгоню из логова огоньком, как лису из норы.Сердце цирюльника екнуло.– Иду, иду, витязь! – и Шимо выбежал из хижины. – В чем дело? Вы, кум Арбанас, обратно и девушка тоже. Что случилось? Скверная дорога?– Беда! – ответил старик, идя к парому. – Злодеи, антихристы убили лошадь, меня в грязь бросили, девушку увезти покушались.– Ого! – удивился Шимо, покачивая головой, – Грех какой! Злые нынче люди, лютые, хранят нас господь от всякого зла! И что же потом?– Как следует мы с ними разделались, как следует! – улыбаясь, промолвил старик. Он продолжал бы болтать ц дальше, если бы на паром не вскочил Павел. Шимо съежился, взялся за весло и вскоре переправил всех на другой берег.У Чоколина отлегло от сердца; он знал, что Радак уехал. Выбравшись из дымаря, Грга стряхнул с себя сажу.– Но кто, какой дьявол разом порвал мою хитро сплетенную паутину, кто выдал тайну? Ох, попадись он мне в лапы, – брадобрей застонал и сжал кулаки, – вонзил бы ему ногти в горло!В этот миг послышался топот. Цирюльник вздрогнул. Посмотрел в дыру. Мимо хижины проскакали латники, за ними поднималась пыль.– Слава богу! – вздохнул Чоколин. – Теперь я в безопасности!Он спустился с чердака. Тем временем подошел и Шимо.– Ого-го! Да вы, мастер, так черны, будто с самим антихристом целовались! Тесновато было? А почему господин Павел вмешался в это дело?– Дурак, – бросил Грга, – ему тоже приглянулась девушка!– Ах так? Значит, и отец и сын? Молодцы!– Сейчас мне надо уходить, – угрюмо буркнул цирюльник. – Черт, не солоно хлебавши. Хорошо меня встретит господар Степко. Нынче мы дали маху. Ничего, ничего! Случай еще представится. А насчет меня ты помалкивай. Прощай!– Буду нем как рыба! Прощайте! – ответил паромщик. – Но разве вы не на переправу?– Нет! Оставь меня в покое.Чоколин отошел от хижины. Остановился. Задумался. Наконец, опустив голову, тихонько направился по спсакской дороге. Вот он дошел до убитой лошади.– Здесь это было, – пробормотал он, – здесь выхватили се у меня из рук! Вон и шлем Црнчича, – продолжал он, поднимая испанский шлем, – Божья стрела! – крикпул он в бешенстве и хватил шлемом о землю. Грга уже повернул назад к переправе, но любопытство одержало верх. Он боязливо вошел в лес. Здесь паслась лошадь. Лошадь Первана. А далее, – Чоколин задрожал, – на дереве висели красные воины. Цирюльник приставил ладонь к глазам. Кругом тишина, безмолвие. Вдруг раздался раскатистый смех. По спине цирюльника забегали мурашки, глаза от страха прищурились. Под деревом, где висели повешенные, лежал одурманенный огненным нектаром старый Мийо и хохотал во сне.Брадобрей кинулся бежать. Шапка свалилась с головы, лоб покрылся холодным потом. Все глубже и глубже забирался он в лес. Однако, точно дьявольское наваждение, его преследовало карканье вороны: кар! кар! Цирюльник задыхался, бежал из последних сил. Ударился лбом о ствол дерева, потекла кровь, он даже не заметил! Бежал, бежал, а за ним по пятам следовали вороны и каркали: кар! кар! Вот добежал до ивняка. Слава богу, близко Сава. Еще десять шагов, вот и вода! Вот она! Но где переправа? Далеко, вон на берегу чернеет рыбачья хижина. Куда? Вдоль берега!– На виселицу, Грга, на виселицу! – прозвучал за спиной из кустов незнакомый голос. Кровь ударила цирюльнику в голову, он взмахнул руками и как безумный бросился в Саву.Из-за дуба выглянул Ерко.– Плыви, плыви, брадобрей, – ухмыляясь, пробормотал юноша, – скатертью дорожка! 11 Мастер Крупич сидел в своей лавке за наковальней и упорно стучал молоточком, словно торопился выковать царскую корону. Тщетно! Работа валилась из рук. Порой он останавливался, вздыхал, задумывался ненадолго и снова принимался ковать. Его грызла совесть. Да и как не грызть? Обычно по дому, точно песня жаворонка в небе, разносился веселый Дорин голос. А нынче? Пустота, безмолвие, будто покойник в доме. Слезы навернулись на глаза старика. Он опустил молоток, задумался. Бог знает о чем! О чем! О дочери, о единственной дочери! Медленно скатилась по румяному лицу на белую бороду слеза. Старый мастер унесся в далекое прошлое. Вспомнил, как женился, как любил жену, как родилась у него дочь. Как он сходил с ума от радости, как убаюкивал, нянчил ребенка. Хорошо тогда было! И позже, когда девочка начала ходить, говорить, как радовались отец с матерью! Мастер вспомнил, как лишился жены, как болело за нее сердце, когда она, бедняжка, умирала. Как убивался по ней. Но она оставила ему сокровище, бесценное и милое, – единственную дочь. Вспомнил, как росла она в отчем доме, точно душистый цветок; как он не покладая рук работал. Для кого? Для Доры, чтоб у нее было приданое, когда господь бог пошлет ей хорошего мужа. А нынче? Ох, нынче! Все пошло прахом, все растаяло, как снег на солнце.Старик поднял голову и смахнул рукавом слезы.– А что? – забормотал он. – Взяла грех на душу, осрамила меня перед богом и людьми, осрамила мой дом, мое имя. Негодница! И меня заподозрили в грязных делишках, меня! Крупича! Уф! Тут сам черт замешан… прости, господи, мои прегрешения! Где у них только голова? Я тайно злоумышляю против Загреба, я? Разве вся моя жизнь не как на ладони, разве моя душа не чиста как стекло? Пусть кто-нибудь придет и докажет, что Крупич предатель, мошенник. Все мы грешны, от короля до последнего нищего, но предатель! Да я прежде живым… Ох, эта зависть, проклятая людская зависть! Если ты честен, всякий точит на тебя зубы, как голодный волк на овцу. Но она! Дора! Ох, господи, за что меня караешь? Моя гордость – моя дочь замарала свою честь! Ах, дочь моя, что ты со мной сделала! Да я скорее дал бы правую руку на отсечение! Но правда ли все это, а? Она – чистая, как божья роса, богобоязненная, как ангел, и вдруг обманула отца! Нет, нет, они лгут. Я насквозь вижу этих змей. Лгут! Однако свидетели, очевидцы! Цирюльник, этот цирюльник! Не он ли сказал, что моему дому грозит беда? Но не мстит ли он? Ведь я отказал ему. Но почему она не пыталась оправдаться? Почему? А Магда? Эта старая лицемерка, и она туда же. Ох, Петар, старая твоя голова, лучше бы тебе лечь в могилу, чем дожить до такого позора!Размышляя таким образом, мастер Крупич даже не заметил, как в лавку вошел его друг Блаж Штакор. Кузнец тихонько опустил тяжелую руку на плечо друга.– Брат Петар.– А, это ты, брат Блаж, – сказал старик, слегка кивнув головой.– Задумчивый, печальный! Какая стряслась беда?– Ты еще спрашиваешь?– Спрашиваю!– Неужели мало? Я дочери лишился! Тоска. Стыдно людям на глаза показаться.– Глаза, глаза! Боже мой! И со здоровыми глазами порой бываешь слеп.– Не утешай. Утехой раненому сердцу не поможешь. Вот так-то! Да, да! Покарала меня десница господня, тяжко покарала.– Негоже так, брат Петар, – решительно начал Блаж, усевшись рядом с хозяином, – негоже. Поминаешь карающую десницу, а тут людская клевета: не суди о звере по шерсти. Видишь ли, брат Петар, кровь у тебя горячая, глаза застит. Протри их маленько. Не утешать я пришел, а правду поведать. Раскрой глаза!– Я все своими глазами видел.– Как же! Черта ты видел! Ну что ты видел, что слышал? То, что чернь на улице брешет? И кто? Вечно пьяная всесветная врунья Шафраниха, лавочник Андрия да этот антихрист Грга? Они, что ли, твои свидетели? Разве можно раньше времени горячиться, принимать так близко к сердцу! Поначалу следовало выслушать, расспросить, а уж потом осуждать. А выгнать так, здорово живешь, дочь, единственную дочь! Не христианский это поступок, клянусь богом, не христианский!– Брось! Больно ты мягкий!– Я мягкий? Черта с два! Кузнец я, с железом имею дело, и вдруг мягкий! Не говори глупостей. Спроси-ка лучше моих подмастерьев, мягкая ли эта рука. Упаси бог! Но я справедлив, хладнокровен, горячки зря не порю. Погляжу сперва…– И что же ты видишь?– Слава богу, предовольно, да вразумит тебя бог, ведь ты золотых дел мастер, и какой! Принесет тебе цыган желтую пуговицу: «На, хозяин, цехин!» Скажешь ли ты Цыгану: «Да, это цехин»?– Нет, не скажу!– А что же?– Испытаю сначала в огне, золото ли?!– Вот видишь, умная голова! А люди что деньги, бывают настоящие, бывают и фальшивые. Испытывай их да испытывай! Золото в огне испытывают.– К чему все это?– К тому, чтобы ты проверил, правда ли то, о чем люди болтают. Когда я услышал, как судачат люди о Доре, я спросил, кто ее порочит? Чоколин! «Черта с два! – сказал я себе. – Не его ли это проделки?» Всем известно, что ты ему отказал!– Это правда.– Вот видишь! В том вся загвоздка! Давно уже наблюдаю я за этим цирюльником. Подозрительным он мне кажется. Чей он, откуда, черт его знает. Известно лишь, что человек он злой и коварный. Где только мог, порочил тебя перед людьми. Нынче одно, завтра другое. Клевета что уголь: не обожжет, так замарает!– Но он сказал, что готов присягнуть, что собственными глазами видел… как тут будешь спорить?– Готов присягнуть! Да верит ли он в бога? Присяга! Для него что чихнуть, что кашлянуть, что присягнуть – все одно! И что он видел? Ну что? Что молодой Грегорианец был у Доры? Разве он не спас ей жизнь?– Но без отца!– Без отца, но там была старая Магда!– Старая…– Не бери греха на душу! Я ее знаю! Честная, богобоязненная старуха, грешить у себя на глазах не позволит! А если господин любит девушку?– Любит? Что из того? Разве господа любят молодых горожанок, чтобы на них жениться?– Глядите-ка на него! Знаю и без тебя, что господа и горожанки редко идут под венец. Однако в сердце, брат, в глупом сердце возникает пожар, а ты туши, если можешь! Несчастье это, истинный бог, но никак не позор!– А кто сказал, что молодой Грегорианец лучше своего отца?– Я! Знаю и отца и сына. Вода и пламень! Юноша пошел в мать, а мать у него хорошая. Не взял бы он греха на душу. Поверь, брат. Ну, а старуху ты спрашивал, как было?– Нет.– Спроси. Старуха не солжет. Я кликну ее. Сидит наверху в светелке, точно каменная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31