А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Тут все зависит от конвоя, дядя. Как в малом так и в большом.
— Что-то я тебя не пойму.
— Если бы наш город так же заботился о безопасности своих кораблей, как я — о своих-то не понадобилось бы нанимать конвоиров со стороны.
К вечеру второго дня плавания они пришли в Харлем, и Алерт Грот сошел на берег. Отсюда он рассчитывал добраться до Амстердама по суше. Карфангер взял на борт еще кое-какой штучный груз. Всю ночь его корабли простояли на рейде, а наутро «Дельфин» и «Мерсвин» подняли паруса и отправились в дальний путь через Атлантику в Новый Амстердам.
В это самое время в доброй сотне миль у них за кормой шел направлявшийся в Испанию караван из восьми тяжело груженных гамбургских «купцов» под началом Симона Рике.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Подгоняемый устойчивым северо-восточным бризом гамбургский караван прошел Па-де-Кале, миновал сверкающие в лучах солнца меловые скалы, оставил за собой Ла-Манш и остров Уэсан. Грозный Бискайский залив на этот раз обошелся с ними милостиво, и корабли благополучно обогнули мыс Финистерре. Теперь караван, ловя в паруса хороший норд-вест, спешил навстречу теплому дыханию юга. Невысокие, пологие волны Атлантики лениво колыхали суда и катились дальше к скалистому, изрезанному многочисленными бухтами галисийскому берегу, который медленно проплывал по левому борту.
Ветер дул ровно, так что не было нужды маневрировать парусами. Команды наслаждались отдыхом, греясь на залитых солнцем палубах. Одни ставили парусиновые заплаты на свое видавшие виды куртки и штаны, другие чинили дырявые рубахи, третьи, попыхивая трубками, плели друг другу небылицы о всяких чудесах, о морских девах, якобы ими виденных, или дремали под скрип рангоута и посвист ветра в снастях.
Дозорные в «вороньих гнездах» начинали клевать носом, устав вглядываться в сверкающую мириадами солнечных бликов бескрайнюю водную равнину, и тут же спохватывались, вновь изо всех сил тараща глаза, всматриваясь то в горизонт, то в очертания близкого берега. Не дай Бог попасться спящим боцману или штурману, о капитане и говорить нечего! Первый попавший под руку обрывок троса пойдет гулять по плечам, спине и голове. И несчастные дозорные продолжали свою беззвучную борьбу с предательским сном, изнывая в ожидании смены.
Так было на всех судах каравана: от шедшей первой «Морской ласточки» до «Анн-Шарлотт» под командованием Михеля Шредера, замыкавшей кильватерный строй. Тишину нарушали только скрип реев да плеск рассекаемой форштевнями волны.
Капитан «Морской ласточки» велел поставить на юте кресло с высокой спинкой, натянуть над ним кусок парусины наподобие тента, и теперь блаженствовал, развалясь в кресле и поглаживая свой внушительный живот. Симон Рике любил комфорт и вообще-то с гораздо большим удовольствием предпочел бы сидеть в какой-нибудь теплой конторе на берегу, чем болтаться по морям-океанам. Однако его отец, в прошлом лихой старший боцман, много сил положил на то, чтобы сын пошел дальше и непременно стал капитаном.
Симон Рике безропотно подчинился отцовской воле, много лет ходил в море и наконец в самом деле дослужился до капитана, хотя никогда особого призвания к морскому делу не ощущал и давно бы уже все бросил, если бы не отец. Худо-бедно, а из Симона Рике вышел в итоге совсем даже недурной капитан, которому без особой тревоги доверяли груз и корабль, ибо Симон Рике был человеком осторожным до крайности.
Вот и сейчас возглавляемый им караван, опять же по причине исключительной осторожности выборного адмирала, держался как можно ближе к берегу, ровно настолько, чтобы еще хватало фарватера для маневра. Корабли буквально крались вдоль полосы прибоя, опасаясь упустить его из виду, как боятся выпустить из рук перила шаткого мостика, перекинутого через бездонное ущелье. Так плавали на заре мореходства. Точно так же, крадучись, ходили в свое время вдоль берегов ганзейские когги и хульки — только днем, с закатом солнца сразу же бросая якорь. Симон Рике с удовольствием последовал бы примеру своих предков, если бы только не опасался сделаться всеобщим посмешищем. Ведь уже полтора столетия прошло с тех пор, как Христофор Колумб отправился на запад в Атлантический океан, а Васко да Гама отважился обогнуть мыс Доброй Надежды и добрался до Индии. Ровно сто сорок лет назад Фернан Магеллан открыл пролив, названный впоследствии его именем. Кого нынче удивишь рассказами о многомесячных морских путешествиях? Мореходы давно научились использовать в навигации достижения науки, в первую очередь, геометрии и астрономии — чего, впрочем, нельзя было сказать о кораблестроителях. Инструменты для ориентирования и определения местоположения судна в безбрежных океанских просторах достигли высокого совершенства.
В то время как Симон Рике то и дело прикладывался к оловянной фляге с вином стоявшей подле кресла, Михель Шредер беспокойно расхаживал по шканцам «Анн-Шарлотт», кидаясь то к правому борту, то к левому. У правого он до рези в глазах вглядывался в линию горизонта — не покажется ли где чужой парус. Потом переводил взор на небо, опасаясь появления грозовых облаков, предвестников шторма; у левого наводил подзорную трубу на отвесный берег, внимательно разглядывая каждую бухточку, каждый скалистый островок.
— С вашего разрешения, капитан, — раздался за его спиной голос штурмана, — позволю себе заметить, что ваша осторожность чрезмерна. Погода, видать по всему, продержится еще долго.
— О погоде я и не беспокоюсь, — отозвался Михель Шредер, — хотя все равно не стоит держаться слишком близко к берегу. Как раз он-то и не внушает мне особого доверия, штурман.
— Но почему, капитан? Мы ведь с Испанией в мире.
— Насчет испанцев и португальцев тревожиться нечего, это верно. Вы лучше поглядите на эти необитаемые островки да на изрезанный бухтами берег, где тоже не найдется ни одной живой души до самого Виго. Если где-нибудь здесь прячутся в засаде алжирские рейсы, то никакой мир с Испанией нас не спасет.
— Вы опасаетесь, что…
— Ничего я не опасаюсь! Прикажите-ка лучше на всякий случай открыть орудийные порты и выкатить пушки. Мы так близко от суши, что можем с этим и опоздать, ежели что случится.
Штурман отправился выполнять распоряжение. Пушкари, досадливо ворча, нехотя потащились к орудиям. Куда как приятнее было бездельничать, греясь на солнышке! Но едва только пушки выкатили и принайтовили, раздалась новая команда: люпку на воду! «
Спуск на воду большой шлюпки также относился к числу приготовлений к возможному бою: тем самым освобождалось место для канониров и готлангеров на нижней палубе, а кроме того, шлюпка была все время наготове, на случай, если команде придется покинуть судно.
— Не иначе нашему капитану привиделся Летучий Голландец, — съязвил боцман. Парусный мастер резонно возразил, что этот корабль-призрак, предвестник несчастья, держится все больше в южных широтах, поблизости от мыса Доброй Надежды. Уж если кто капитану и привиделся, то это мог быть лишь красноглазый и зеленоволосый корабельный домовой.
— Так он же добрый дух, старик, — ввязался в диспут штурман.
— Это верно, — согласился парусный мастер. — Ежели ночью крепления шпангоутов поскрипывают — значит все в порядке: это он конопатит щели, чтоб нигде вода не просачивалась. А иногда он своим деревянным молотком указывает на то место, где обшивка прохудилась. Да-да, корабельный домовой — дух добрый. Но если увидишь его сидящим верхом на рее — плохи дела, жди большой беды.
— Ну и как, слыхал ты скрип прошлой ночью?
— Ничего я не слыхал, штурман.
— И видеть его тоже не видел?
— Да как бы я сейчас перед тобой стоял, а? Нешто ты не знаешь, что все, кто его видел, в одночасье помирали? Ни один…
Тираду парусного мастера прервал истошный крик марсового:
— Паруса! Слева по борту два паруса!!
Штурман побежал наверх, на полуют. Михель Шредер уже разглядывал в подзорную трубу два больших фрегата, которые только что вынырнули из-за очередного острова и теперь мчались наперерез каравану. Носы двухпалубных, вытянутых в длину парусников украшали фигуры орлов, а не львов, как у английских или голландских судов. Это могли быть французы; выкрашенные светло-голубой краской борта кораблей подтверждали такое предположение.
Каждый борт щетинился двадцатью четырьмя орудиями, выглядывавшими из открытых портов. И, конечно же, на палубах у них были установлены более легкие аркебузы… Шредер ясно различал в подзорную трубу зияющие жерла пушек. Намерения у этих невесть откуда взявшихся незнакомцев были явно не из лучших, к тому же ни на топах стеньг, ни на кормовых флагштоках флагов не было. Шредер решил, что это французские корсары, которые в этих местах обычно охотились за испанскими и португальскими кораблями.
Хотя всехристианнейший «король-солнце» Людовик ХIV и не питал дружеских чувств к испанцам, все же в то время Франция и Испания не воевали между собой. Впрочем, вопросы войны и мира всегда мало интересовали морских разбойников с каперскими патентами, а французскому королю их неразборчивость была только на руку. Во-первых, они наносили урон испанцам, а во-вторых, исправно отдавали королю десятую часть награбленной добычи.
Поэтому корсарские капитаны чаще всего вообще не интересовались, на чей корабль нападают.
Гамбуржцы, в свою очередь, тоже могли не ломать головы насчет того, чьи это корабли: французских ли корсаров, или алжирских пиратов. Разница могла заключаться только в их последующей судьбе: если это французы, то они попадут на скамьи французских гребных галер, если алжирцы — алжирских. Спорить можно было бы лишь о том, где придется хуже. Ну, а тем, кому суждено пасть от пули, и вовсе безразлично, из какого мушкета она вылетит, тем более что алжирцы чаще всего обзаводились огнестрельным оружием у тех же французов.
Внезапное появление обоих фрегатов мгновенно развеяло сонное оцепенение, царившее на палубах гамбургских торговых кораблей. Известие о предстоящем конце света не произвело бы, пожалуй, большего фурора. Началась суматошная беготня. Капитаны и их помощники надрывались, стараясь перекричать друг друга, и отдавали при этом бестолковые приказы, которые только усугубляли переполох. Лишь в одном, как казалось, никого не надо было убеждать, а именно — в необходимости немедленно спускать на воду шлюпки. При иных обстоятельствах можно было бы только позавидовать той быстроте, с которой это было сделано.
Тем временем оба фрегата пронеслись перед самым форштевнем «Морской ласточки», и Симон Рике совсем потерял от страха голову: на топах стеньг и на кормовых флагштоках уже реяли зловеще-зеленые алжирские флаги.
— Что будем делать, адмирал? Какие будут приказания? — Симон Рике даже не понял, чего от него хочет штурман, будучи не в силах оторвать взгляд от фрегатов, которые, пройдя с кабельтов, повернули и зарифили паруса. Теперь они находились с наветренной стороны, выгодной для нападения, и выжидали удобный момент для атаки.
— Что делать? — словно эхо отозвался Симон Рике. — О Боже, что делать?! Стоит ли нам вообще за-защищаться, штурман, они ведь перестреляют нас, как за-за-зайцев?
Звуки с трудом вылетали из сдавленного ужасом горла адмирала. Однако штурман был не из робкого десятка и не поддался панике.
— Прикажите каравану сомкнуться, адмирал, — быстро заговорил он, — чтобы пушки наших кораблей не палили во все стороны без толку. У наших бортовых батарей всего на десять орудий меньше. А ежели мы сообща навалимся на один из фрегатов, то против его двадцати шести пушек будет почти сорок наших. Не давайте загнать себя в угол, господин адмирал! Подпустите их поближе — и картечью по абордажной команде! Вперед, адмирал, нас же восемь против двоих!
Но страх окончательно парализовал способность Симона Рике соображать.
Поняв это, штурман решительно повернулся к нему спиной и рявкнул так, что прочие голоса на несколько секунд умолкли:
— А ну, ребята, к пушкам! Картечью — заряжай!
Наиболее хладнокровные кинулись к пушкам, однако большинство попрежнему бестолково топталось на месте. Штурман погнал к орудиям и остальных, применяя отнюдь не только словесные методы воздействия. К нему присоединился боцман и тоже принялся подбадривать оробевших: «Вперед, ребята, дадим им перцу! «
Однако вместо дружных действий отовсюду слышался нарастающий ропот.
«Нас всего малая горсточка против полчищ берберийцев», — кричали одни.
«Ради кого нам лезть под пули и сабли — ради адмирала, который со страху в штаны наложил?» — вторили им другие. «Пусть Утенхольт сам бьется за свои корабли», — повторяли все вместе.
— В шлюпки, братцы, чего медлить! — раздался клич. — Прежде чем берберийцы доберутся до нас, мы успеем добраться до берега!
— Хо-хо! С превеликим удовольствием! К берегу, ребята, в шлюпки — и к берегу! — эхом прозвучало в ответ.
Все дружно побросали банники и вымбовки. Многие кинулись к фалрепу.
На их пути встал штурман и угрожающе вскинул руки.
— Назад! Да это же бунт! Назад, говорю, кому жизнь дорога! — Он выхватил из-за пояса два длинноствольных пистолета и щелкнул курками.
— А ну, слушай мою команду! Мокрые вы курицы, а не моряки!
За спиной у товарищей несколько матросов выдернули тяжелые вымбовки из якорного шпиля и гурьбой пробились вперед.
— Спасайся на берег, кому жизнь дорога! И если тебе, штурман, тоже дорога жизнь — прочь с дороги!
— Назад, мерзавцы, говорю вам, назад! — прорычал штурман и наставил на них стволы пистолетов. Но в этот момент с полуюта кубарем скатился вконец обезумевший Симон Рике, вопя, как одержимый:
— Они подходят! Спасайся, кто может, братцы! Спасайтесь!
Кое-кто еще остановился, чтобы взглянуть на пиратский фрегат, загородивший «Морской ласточке» дорогу и изготовившийся к нападению, остальные сломя голову ринулись к фалрепу, отшвырнув штурмана в сторону. Тот чертыхнулся, сунул пистолеты за пояс и последовал за остальными. А когда шлюпка, подгоняемая торопливыми ударами весел, полетела к берегу, за ее кормой раскатился грохот первого залпа пиратских пушек по брошенной на произвол судьбы «Морской ласточке». Теперь паника перекинулась и на остальные корабли каравана. Никто не хотел рисковать жизнью и свободой, сражаясь за добро толстосумов, если даже их выборный адмирал сдал свой корабль пиратам без боя. Наконец вырвалась наружу давно исподволь тлевшая в людях ненависть к бестолковым и деспотичным командирам, к жадным судовладельцам и толстопузым купцам, проживавшим в своих роскошных домах все, что они, оборванные и полуголодные, добывали для них в поте лица.
Напрасно капитаны сыпали угрозами и проклятьями: что могло быть страшнее, чем попасть в лапы к пиратам? И если сами капитаны хотели избежать этой участи, им не оставалось ничего иного, кроме как последовать за своими командами.
И от «купцов» начали отчаливать шлюпки — под радостные вопли пиратов, бравших на абордаж гамбургские корабли один за другим. Одному только Михелю Шредеру с великим трудом удавалось пока еще держать команду
«Анн-Шарлотт» в руках. Он, конечно, не собирался сражаться в одиночку с пиратами: что-нибудь бессмысленнее этого трудно было и придумать. Однако он не терял надежды спастись бегством. Пиратские корабли не могли взять на абордаж всех «купцов» одновременно. Воспользовавшись удобным моментом, «Анн-Шарлотт», прикрытая остальными судами каравана, промчалась на всех парусах под самым берегом в южном направлении. Михель Шредер рассчитывал выиграть несколько миль, прежде чем пираты заметят его маневр, и успеть добраться хотя бы до Виго. Однако до Виго оставалось еще двадцать с лишним миль, а до спасительных сумерек — не менее шести часов. Тем не менее команда «Анн-Шарлотт» воспрянула духом и, по мере того как удалялся, стихая, гром пушек за кормой, проникалась все большим уважением к своему молодому капитану.
Михель Шредер то и дело поглядывал назад, прикидывая, хватит ли им этой форы, чтобы уйти от пиратов. Однако надежда на удачный исход их отчаянной попытки бегства стала быстро таять, когда один из фрегатов пустился за ними в погоню, подняв все паруса до последнего. Если никто не придет на помощь; старушке «Анн-Шарлотт» не уйти, она обречена. Но от кого здесь ждать помощи? От французов? Они и глаза бы не открыли, не то что орудийные порты. У англичан и голландцев с Алжиром мирные договоры, которые они не станут нарушать из-за какого-то гамбуржца. Оставались испанцы и португальцы, но их массивные галионы в этих водах появлялись редко: охрана «серебряных» караванов была им куда важнее.
Михель Шредер созвал команду и объявил, что дальнейшее бегство бессмысленно, корабль им не спасти, поэтому пусть все быстро собирают пожитки и готовятся сесть в шлюпки.
Алжирский фрегат в кильватере «Анн-Шарлотт» неотвратимо настигал ее, однако спасительный берег становился все ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39