А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Возможно, что мысли Франческо, как и мысли сеньориты, были заняты другим, однако он по мере сил старался вникать во все, что говорил ему Анго о порядках, царящих при папском дворе. Установлены были такие порядки давно, еще при папе Александре Шестом, а может быть, и раньше.
– Видите ли, – пояснил ему Жан Анго, – в папской канцелярии заготовляют заранее послания, с которыми папы обращаются к светским или церковным владыкам, с пробелами, заполняемыми по мере надобности именами лиц, к которым послания эти обращены. Тексты этих документов примерно одни и те же. Однако все дело не в содержании бумаги и даже не в папской подписи, все дело в знаменитой папской зеленой печати. Так вот, помните, сеньорита как-то спросила, не сможет ли повлиять на Карла Пятого имеющаяся у ее дяди папская грамота с печатью. Помните?
– Да, – сказал Франческо.
– Позже я попросил, чтобы сеньор капитан позволил мне разглядеть как следует эту грамоту. Сегодня сеньор капитан вручил ее мне, конечно, только для прочтения…
Франческо вздохнул и покачал головой.
– Простите, Жан, – сказал он виновато, – сейчас я буду очень внимательно вас слушать.
– Сейчас, пожалуй, нужно только внимательно смотреть, – отозвался Жан Анго и, сунув руку за пазуху, вытащил два свертка пергамента. – Вы, как я понял, хорошо разбираетесь в латыни. Вот это – грамота, выданная сеньору капитану и его племяннице. А вторую, которую так удачно украсил зеленой папской печатью Хуанито, я предназначил для вас. Текст в обеих грамотах примерно тот же. Прочтем вторую, так как я, возможно, не вправе называть вам имена сеньора капитана и сеньориты даже по-латыни… А вот ваша грамота: «Его святейшество препоручает вниманию и заботе вашего императорского величества Франциска Руппиуса»…
– А откуда папе известно о моем существовании? – спросил Франческо озадаченно.
– А ему ничего не известно, – спокойно ответил Жан Анго. – Но ведь еще Тома Обер пояснил вам, что у нормандцев всюду имеются друзья!.. Вот я и проставил в нужном месте ваше имя. Видите, как иногда может пригодиться знакомство с ирландским «островным письмом». Такие писцы в папской канцелярии ценятся на вес золота!..
Франческо никак не мог взять в толк, для чего понадобилось Жану Анго все это делать. Жан Анго понял Франческо.
– Я уже пояснил вам, что все дело в печати. Вернее, в том, по какую сторону от папской подписи она находится. Если по правую, то монарх или священнослужитель, словом, тот, кому направлено послание, должен все предначертанное святым отцом выполнить неукоснительно. Если же печать находится слева от подписи папы, лицо, к которому обращено послание, несмотря на его категорический тон, может поступить с подателем его по собственному усмотрению… Так вот, друг мой, на папской грамоте, выданной сеньору капитану, печать на шелковом шнуре свисает слева от папской подписи! Можно было бы, конечно, и на этой грамоте переставить печать вместе со шнуром при помощи того же Хуанито. Но слева, боюсь, все же останется след, а это может насторожить кого-нибудь из императорских прихвостней… Вас обеспокоило все это? – заглядывая в глаза Франческо, спросил Жан Анго заботливо. – Унывать особенно не следует. Возможно, император еще не знает всех тонкостей папской канцелярии… Я пытался было растолковать все это сеньорите или капитану, но безрезультатно. Теперь вся надежда на вас. Вы должны явиться к императорскому двору вместе с ними и со своей грамотой!
– Но что мне делать при императорском дворе? – с недоумением, даже с испугом спросил Франческо.
– То же самое, что вы делали бы, не повидавшись с императором. Надо думать, что прием этот состоится в Севилье… После приема вы с разрешения императора посетите библиотеку сына адмирала… Познакомитесь с лучшими людьми Испании, если, конечно, император оставил их в живых…
И так как Франческо досадливо передернул плечами, Жан Анго добавил уже строго:
– Во всяком случае, оказать такую небольшую услугу сеньорите и сеньору капитану вы просто обязаны!
Расставание с командой «Флердоранж» было сердечное. Выпито, правда, было немало, однако до обеда и много часов спустя нормандцы, проспавшись, не менее настоятельно приглашали людей с «Геновевы» кого в Дьепп, кого в Онфлер, кого в какую-то деревушку в горах…
Сеньор Гарсиа спустился на палубу со всеми провожатыми и покорно отвечал на все задаваемые ему вопросы… Только отвечал невпопад. За последнее время он почти не выходил из средней каюты, не разворачивал свитки своих записей, даже поесть соглашался только после настоятельных просьб, а иной раз – после строгих приказаний сеньориты. И сейчас маэстре и пилот чуть ли не силком доставили его на «Флердоранж».
Метр Тома приглашать кого-либо в Нормандию не приглашал, но на прощанье сказал очень серьезно:
– Если вам случится попасть в какую-нибудь беду, на суше или на море, в Кастилии или в других странах, если вам встретятся… ну, скажем, пираты, вы только помяните, что у вас в Нормандии есть хорошие друзья – Пьер Криньон, Жан Дени, Жан Анго, Жан Пармантье из Онфлера или Тома Обер, – и все наладится. У нас, нормандцев, есть поговорка: «Ворон ворона не заклюет»… Так я говорю, Жан Анго?
– Так, – подтвердил Анго. – Пожалуй, и в разговоре с его императорским величеством или с его святейшеством папой упомянуть о нашей дружбе не помешает. «Ворон ворона не заклюет»!
Слова метра Обера не требовали особых разъяснений, однако добавление, которое сделал метр Анго, показалось Франческо странным. И все же сейчас задавать какие бы то ни было вопросы было бы несвоевременным… Но как бы не позабыть! Кордовскую тетрадь Франческо постоянно носил за пазухой. Воспользовавшись тем, что тут же, под рукой, были чернила и перо, он, наскоро набросав: «Ворон ворона не заклюет. Император. Папа», обвел написанное жирным кружком. В такие же кружки были в свое время заключены заметки, требующие разъяснения, как, например: «Эуриген, проучивший императора», «островное письмо», «Как могли ганзейцы проникнуть в Африку».
…«Флердоранж» наконец отчалила, но еще долго доносились прощальные возгласы, дружеские пожелания, матросы махали шапками и колпаками, а с «Нормандии» и «Геновевы» им отвечали команды, толпившиеся на бортах своих кораблей.
Наконец боцман «Геновевы» не выдержал.
– Да что это такое, сеньор маэстре! – сказал он с сердцем. – Сбились в кучу, как овцы на пароме! И все – на одном борту! «Геновева» глядите как накренилась! Вот-вот зачерпнет воду! «Нормандия» тоже, но это уж их дело!..
И все-таки на бортах накренившихся на бок «Геновевы» и «Нормандии» люди стояли до тех пор, пока от «Флердоранж» не осталось вдалеке крохотное пятнышко.
В послеобеденный час отдыха в большой каюте просто яблоку некуда было упасть: кроме свободных от своих обязанностей хозяев, здесь собрались еще и гости с «Нормандии». Кое-кто из геновевцев, правда, прилег отдохнуть, но заснуть им, вероятно, не пришлось. Кто-то из нормандцев пиликал на самодельной не то гитаре, не то мандолине. Почти все остальные играли в кости. Только в небольшой кучке матросов, столпившихся у койки Педро Маленького, то и дело раздавались взрывы хохота. Педро, конечно, добрый парень, весельчак и балагур, но уж больно задиристы словечки, которыми он пересыпает свою речь. И, как это ни странно, даже нормандцы его понимают.
Франческо очень хотелось спать, но, когда он с облегчением направился к койке, в дверь каюты кто-то тихо постучал.
– Такие нежности на «Геновеве» развела сеньорита, – буркнул Бьярн, – и знаешь, Руппи, уведи ее куда-нибудь… Матросы, конечно, и любят и уважают ее, но надо же дать парням развлечься по-своему, а все это – не для ее ушей.
Франческо открыл дверь. Северянин угадал: это действительно была сеньорита. Оглянувшись на привставшего со своей койки Северянина, Франческо посторонился было, но девушка вдруг сказала тихо и встревоженно:
– Сеньор Франческо, не можете ли вы подняться со мной в среднюю каюту? Там наш сеньор капитан буквально разносит бедного сеньора Гарсиа. Кричит так, что его можно услышать с «Нормандии»! Пойдемте! – И, обернувшись к Северянину, произнесла, умоляюще сложив руки: – Я знаю, вы не любите вмешиваться в чужие дела, но прошу вас, помогите нам с сеньором Франческо. Дядя так кричит, что от этого одного сеньор Гарсиа может сойти с ума!
– Если еще не сошел! – пробормотал Бьярн сердито, но все-таки шагнул к двери. – Но предупреждаю, – говорил он, направляясь к средней каюте, – вламываться всем туда не следует… Неужели же маэстре и пилот не смогли удержать капитана?
– Оба они ушли, как только дядя начал кричать, – сказала сеньорита печально. – А ведь я была уверена, что у нас на «Геновеве» очень дружный народ!
– А потому они и ушли, – пробормотал Северянин. – Они, как и я, решили, что такая взбучка, какую Гарсиа получит от капитана, просто необходима… И знаете, сеньорита, хоть я и живу спокойненько в матросской, но догадываюсь, что одно только пребывание сейчас в одной каюте с эскривано – дело нелегкое… Всем нам жаль испанцев, но нельзя же из-за этого не спать, бродить по ночам, как привидение, и мешать людям… «Геновева» еще, чего доброго, налетит на мель, так как маэстро с пилотом могут неправильно наметить курс… Ого-го-го! – произнес он, останавливаясь. – Нам, пожалуй, и подыматься не надо: даже на палубе слышно, как орет ваш дядюшка…
Сеньор капитан даже не заметил их появления.
Сейчас он говорил много тише, но совсем не потому, что решил прекратить свою суровую проповедь. Просто у него сел голос. Покашляв немного, капитан почти шепотом закончил прерванную фразу:
– …поэтому повторяю: у каждого из нас троих – у меня, у тебя, у Руппи – есть свои обязанности, в силу которых мы и стремимся, по возможности, быстрее добраться в Испанию… Но мы – я и Руппи – могли бы обязанностей этих сейчас не выполнять, поскольку уж очень много препятствий оказалось на нашем пути, могли бы все отложить на более благоприятное время… А ты, эскривано, обязан именно сейчас проникнуть в Испанию! Что ж, ты окончательно отказался от выполнения своего прямого долга?! Вспомни, ты не раз толковал, что историк, мол, обязан в назидание будущим поколениям запечатлеть все пороки и достоинства своего времени… Ох, как трудно в моем возрасте обманываться в друзьях! Ты всегда говорил, что это именно я проявляю непозволительное равнодушие к людям. Пусть так. Но делу своему я верен. Ради него и совершаю это плавание, не страшась того, что могу угодить прямо в пасть этим двум чудовищам – императору и кардиналу…
…Когда за спиной сеньора Гарсиа вдруг раздался спокойный голос Северянина, эскривано удивленно оглянулся.
– Капитан говорит дело, – промолвил Бьярн, – поскольку ты историк, вот и пиши историю. Лезь в самое нутро ее! Жаль, конечно, испанцев, но мы ничем не сможем им помочь! Однако подобные восстания прокатились сейчас по всей Европе, а тебе, эскривано, не посчастливилось быть их очевидцем… Ты не раз толковал, что только через сто лет после смерти историка люди смогут узнать правду… Ну что ж, следовательно, это твоя прямая обязанность: сбереги истину. А уж ее, будь уверен, честные люди найдут! Раскопают! Эскривано, друг, по глазам твоим вижу, что слова нашего хозяина до тебя все-таки дошли. Перестань же мучиться сам и мучить других!
– Других? А я разве… – начал сеньор Гарсиа изумленно.
– Ты пойди-ка в каюту этой девчушки, – перебил его сеньор капитан, – и посмотри на себя в зеркало! Что же ты воображаешь, что твои друзья не мучаются вдвойне?! Испания – Испанией, но, когда на глазах у человека его лучший друг теряет разум, надо быть Карлом Пятым или его наместником, чтобы все это переносить спокойно!
– Мне странно, – сказал Франческо, когда они с сеньоритой и Северянином спускались по лестнице, – как можно кричать на такого легко ранимого человека, как сеньор эскривано! Мне все время кажется, что он живет не в нашем мире, что он витает где-то…
– …в облаках, еще скажешь! – сердито перебил его Северянин. – «Легко ранимый»? – переспросил он с усмешкой. – Ой, плохо ты его знаешь! Этот человек не легко раним. На нем латы и доспехи, хорошо его защищающие!
– О нет, наш эскривано живет на земле, но не в нашем веке. Я уверена, что он видит будущее земли на много веков вперед!
Франческо с удивлением оглянулся на девушку.
– Да неужели же ты до сих пор не понял, что за человек живет рядом с тобой? – вскричал Северянин с гневом.
Сеньорита мягко тронула его за локоть:
– Не сердитесь! Сеньор Франческо редко видится с сеньором Гарсиа. Они еще ни разу не поговорили как следует. У сеньора Франческо слишком много обязанностей и мало свободного времени…
Под вечер пилот тихонько шепнул Франческо, что эскривано снова вытащил из ящиков свои бумаги. Наставления капитана на него, очевидно, подействовали… Поработав немного, сеньор Гарсиа, не раздеваясь, прилег отдохнуть и наконец заснул.
Однако в завершение переживаний этого дня произошло событие, которого никто предвидеть не мог.
Франческо в ту ночь было довольно трудно отстаивать свои часы вахты. После прощанья с «Флердоранж» пьян он не был, да и вообще на «Геновеве» народ умел пить, не пьянея! Но в голове у Франческо немного шумело, и очень ему хотелось спать. На мачтах «Геновевы» уже горели фонари. На «Нормандии», которая шла борт о борт с «Геновевой», огня еще не зажигали.
И вдруг внезапно из темноты с «Нормандии» раздался окрик марсового. Он очень громко прокричал что-то, понять его здесь могли бы только пилот да эскривано.
Но Винсент Перро после проводов «Флердоранж», очевидно, уже спал сладким сном или мечтал о предстоящей встрече в Дьеппе.
– Эй, Рыжий! – окликнул Франческо марсового с «Геновевы». – Что там у них случилось на «Нормандии»?
– Да уже послали за сеньором капитаном, – как будто невпопад ответил Рыжий.
«Вот тебе и на! – Франческо покачал головой. – Хорош вахтенный, нечего сказать!»
Значит, он вздремнул все-таки! Последний час его вахты, к счастью, был уже на исходе…
Капитан, маэстре, пилот и боцман шагали по палубе. Марсовой с «Нормандии», оказывается, сообщил, что навстречу им идет судно без огней. Все вглядывались в темноту. Небо было затянуто тучами, а фонари на фок– и грот-мачтах только слепили глаза.
Капитан отдал приказ фонари потушить, а команде – приготовиться: неизвестно, что сулит эта встреча.
Такие же приготовления были предприняты и на «Нормандии». Было слышно, как по палубе грохочут колеса зарядных ящиков.
Сейчас уже и Франческо отчетливо различал темную массу корабля, быстро идущего им навстречу.
«Хорошо, что с нами рядом Жан Анго, – подумал он. – Судно без огней? Нормандцы? Или бретонцы? Алжирцы так далеко не заплывают…»
Со встречного судна спустили лодку. Она, как поплавок удильщика, ныряла в волнах и подошла уже так близко, что, будь сейчас лунная ночь, можно было бы разглядеть лица людей, подгребающих к «Геновеве».
– Ломбарда не надо! – раздался с лодки густой бас. – Мы – купец Ганза… Надо капитан. Близко! На борт!
– Да, «близко», – пробормотал стоящий рядом с Франческо боцман. – Подойдешь «близко на борт», а он в тебя ка-ак бабахнет чем-нибудь!..
Но капитан подошел к самому борту.
– Я капитан! – прокричал он в темноту.
– Дама… Толедо… Очень просит, – вдруг добавил человек из лодки по-испански.
– Дама? Толедо? Ничего не пойму! – пробормотал капитан. И вдруг хлопнул себя по лбу: – Да ведь наш сеньор эскривано великолепно говорит по-немецки! Бермехо, – окликнул он матроса, – сходи-ка в среднюю и позови сюда сеньора эскривано!
Оставив свое место на носу «Геновевы», Франческо подбежал к капитану.
– Сеньор Гарсиа сегодня в первый раз заснул как следует… И он опять очень расстроится, если мы не поможем… – сказал он. – А ведь Педро Маленький хоть и недолго, но плавал с ганзейцами. Как-то он ведь разговаривал с ними…
– Бермехо, ступай, куда велено, а ты, Руппи, стоишь на вахте, если не ошибаюсь…
И Франческо, смущенный, опустив голову, возвратился на свое место. Однако сейчас он мог бы не возвращаться: часы его вахты уже истекли.
Теперь уже почти все свободные от работы геновевцы столпились на палубе, следя за лодкой, которую огромные волны то подымали на гребень, то швыряли книзу. Надо было очень напрягать зрение, чтобы разглядеть, как, взмахивая веслами, гребцы стараются выбраться из этого кипящего котла. Казалось, еще минута – и утлое суденышко исчезнет навеки…
А сеньор Гарсиа уже бежал по палубе. И тут же, оттолкнув сеньора капитана и маэстре, кинулся к борту.
Немец в лодке что-то долго и громко пояснял ему. Среди фраз на непонятном Франческо языке вдруг иной раз всплывало знакомое имя – «Хуан», «Мария», «де Падилья»… Или название города – «Толедо»…
Когда ганзеец закончил свою речь, сеньор Гарсиа тоже прокричал ему что-то по-немецки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34