И по лицам дочерей Линн увидела, что они тоже поддались общему воодушевлению.– И, конечно, мы не ограничимся Венгрией. Ведь это так быстро и легко – объехать Европу, и у вас будет шанс увидеть ее всю. Вы увидите Грецию и Парфенон, и ты поймешь, почему я хотел, чтобы ты изучала античность, Энни. Рим, конечно же, Париж, и, – он широко развел руки, – весь мир! А почему бы и нет?После ужина они распаковывали его чемоданы. Стоя в центре круга из стульев, Роберт разворачивал и раскладывал свои находки. Он выбирал подарки с особой тщательностью. Для Энни там были часы с кукушкой.– Помню, однажды ты сказала, что хочешь такие, а эти часы просто прелесть.Для Эмили он привез акварель с видом замка на холме. Для Линн – изящные статуэтки, исполненные в зеленом и белом цветах: кенгуру, слон и единорог.– Я было подумал, не стоит ли купить только красные или только зеленые. Как ты думаешь, я правильно выбрал? – обратился он к Линн.И, не дожидаясь ее ответа, он расставил фигурки на каминной полке, затем отошел назад, рассматривая их слегка нахмурившись. – Нет, не так. – Он передвинул их. – Их нужно сдвинуть все на одну сторону. Симметрия наводит скуку.Линн заметила:– Ума не приложу, как ты нашел время для покупок.– Я сам ума не приложу. Но если хочешь что-то сделать, то всегда найдешь время. Вот так.Вечер давно перешагнул за тот час, когда Энни нужно было ложиться спать, а Эмили готовить уроки.– …И нам обязательно надо будет проводить хотя бы несколько дней в Шамони, катаясь на лыжах. Я прочел, что Французские Альпы обладают особым очарованием. О, я смогу выкроить выходные, – смеялся Роберт. – Босс всегда может заполучить несколько свободных дней, особенно если все остальное время он будет работать сверхурочно. Ну и ну! Посмотри-ка на часы! Сказывается разница во времени. Не пойти ли нам спать?В спальне, раздеваясь, Роберт сказал:– Это все выглядит так здорово, Линн, так здорово. Знаешь, что они говорят о песке в туфлях? Что тебе захочется вернуться. У меня, может, и нет никакого песка в ботинках, но я уже жду-не дождусь, когда поеду обратно.Разбирая чемодан и рассортировывая его содержимое, он быстро передвигался и быстро говорил, перепрыгивая с предмета на предмет.– Я отправил по факсу отчет Питу Монакко и получил очень одобрительный ответ… я отметил сегодня ночью, что Эмили изменилась. Тот погруженный в себя взгляд, который у нее был в последнее время, исчез. Она казалась теплее по отношению ко мне. Да, как я и предполагал, она покончила с этим парнем. Слава Богу… А Энни была просто душка сегодня, и я думаю…Он развешивал галстуки на перекладины и вдруг воскликнул, повернувшись:– Но как я по вас скучал, я был словно в лихорадке. А ты по мне так же сильно скучала, Линн?Она сказала себе: «Он обязан узнать, поэтому я могла бы покончить с этим прямо сейчас». И она принялась как можно более кратко излагать историю Энни, старательно избегая высказываний девочки о нем.Роберт был испуган, встревожен и раздосадован одновременно.– Боже милостивый, – сказал он, – стоит мне отвернуться, как с моими детьми случается какое-нибудь несчастье.Сердце Линн ухнуло вниз.– Я не хотела портить твое возвращение, и я надеюсь, что не испортила его – ты же сам видишь, у нас теперь все в порядке. – И она принялась импровизировать, так как изложение этой трагической истории со всеми подробностями неминуемо спровоцировало бы ссору. – Кажется, она была обеспокоена моим состоянием. По-моему, для нее было вполне естественно запутаться в своих чувствах. А кроме того, она была расстроена этой летней историей с Эмили. Она подумала, что Эмили была серьезно больна и что мы скрывали от нее истину. И, кажется, все вместе взятое сильно угнетало ее, и она…«А почему я сама скрываю истину? – спросила она себя, внезапно замолчав. – Неужели я все еще так терзаюсь из-за Кэролайн, что боюсь быть обвиненной в чем-либо еще? Он уже заявил, что несчастье, случившееся с Эмили, – целиком моя вина…»– А Брюс привез ее домой…– Да, это было так замечательно с его стороны, не правда ли?Роберт тяжело опустился на стул. В слабом свете ночника на прикроватном столике его лицо казалось болезненно-желтоватым, словно вся его энергия внезапно иссякла. Линн в тревоге принялась объяснять, повторяясь:– Это было просто замечательно. Он так чудесно поговорил с Энни, с ними обеими.– О чем он говорил?– О, о жизни в целом, о сложных проблемах, с которыми сталкиваешься, об оптимизме, о взаимопонимании. Он им сделал так много хорошего.– Может быть, но я этому не рад.– Тут нечему радоваться. Я действительно считаю, Роберт, что Энни нужна помощь, нужен совет.– Чепуха. Я уже высказал свое мнение по поводу этой ерунды. В любом случае, Энни не первый ребенок, который убежал из дому из-за того, что ей что-то взбрело в голову. Это случается постоянно. Я уверен, что она стала раскаиваться уже на полпути отсюда.Да, в этом он был прав…– Но я думаю о Брюсе. Он мой подчиненный в конторе, а он в курсе самых частных дел моей семьи – неприятностей с Эмили прошлым летом, а теперь и этого. Черт бы побрал все.– Он был очень любезен, – сказала Линн, а затем, желая полностью стереть у него воспоминания об этом факте, она добавила: – Том Лоренс тоже был очень любезен. Он заходил сюда тем утром.Ради Бога, и он тоже? А его-то каким ветром занесло?– Когда он услышал о том, что произошло, то не захотел, чтоб я оставалась одна. Ты не должен возражать, Роберт. Они настоящие друзья.– Настоящие друзья, но слишком много знают.– Это порядочные люди. Они не станут болтать о наших детях, ты же сам знаешь.Того, что они сами знают, уже вполне достаточно, проворчал он.Она наклонилась, чтобы снять туфли, но едва смогла до них дотянуться. Видя ее потуги, он поднялся ей помочь. Ребенок заворочался очень активно: его шевеление под ее легкой сорочкой было заметно и Роберту, и она увидела, что это его разжалобило; во всяком случае, он больше не будет спорить.Бедная девочка, – сказал он. – Что за время у тебя было, пока я отсутствовал! Бедная девочка. Теперь я дома, а ты расслабься и позволь мне позаботиться обо всем.Ребенок все ворочался и ворочался. В течение этих безумных последних дней она вряд ли была способна думать о нем. Теперь же осознание его скорого появления на свет поразило ее. Еще всего восемь или девять недель – и он будет разлучен с ней, разлучен, и в то же время станет ей более близким из-за постоянного внимания к себе, которое должно быть и будет отныне стоять во главе угла. Она должна, она просто обязана ради него сохранять спокойствие и не терять надежду.Спокойствие и надежду. Ну что ж. Расслабься и позволь Роберту обо всем позаботиться. В любом случае, ему самому этого хочется.
Роберт В. У. Фергюсон родился ранним ветренным утром. Он весил девять фунтов и был первым из младенцев Фергюсонов, кто не родился совсем лысым. Волосы его были песочного цвета, а лицо обещало вытянуться и стать похожим на лицо Роберта.– Все вместе – прекрасный компромисс, – сказал Роберт. Он стоял на фоне весенних букетов, выставленных на подоконнике. – Ты сосчитала цветы? Та корзина зеленых орхидей – от Монакко. Он переслал их из Калифорнии. – Он взглянул на сына. – Просто боксер-тяжеловес! Ты только посмотри на этого парня!Не в силах сдержать ликования, он заставил Линн почувствовать себя королевой.– Ты не будешь ни о чем беспокоиться, ты будешь отдыхать, и мы тебе будем во всем помогать, по крайней мере до конца этой недели, – настоял Роберт.Кроватка, закрытая белой сеткой, стояла подле их кровати, и Линн поблагодарила Джози за голубые банты:– Она пришла сюда в ту же минуту, как мы услышали от Роберта, что родился мальчик, – объяснил Брюс. – И я хочу, чтобы ты знала, что то, что банты голубые – это только моя заслуга.– Он так печется о соблюдении различия полов! – ввернула Джози.– Но ты же не собиралась повесить на нее розовые банты? – спросила Линн.– А почему бы и нет? – последовал веселый ответ Джози. – А вообще-то я сделала то, что приказал мне муж.Их шутливая перепалка позабавила Линн. Тот короткий час, который она провела дома, уже наполнил ее ощущением благополучия. Новые книги в ярких обложках были сложены в стопку на столике у кровати рядом с коробкой шоколадных конфет – они больше не в «черном» списке – и букетом лилий в крошечной вазочке. Муж, дочери, друзья – все, очарованные младенцем, собрались вокруг нее. Энни и Эмили шепотом переговаривались.– Вам не нужно шептаться, дорогие мои, – обратилась она к ним. – Разговор ему не помешает.Энни тревожно спросила:– А когда нам можно будет его подержать?– Когда он проснется, я разрешу вам его подержать.И Энни, смущаясь, проговорила:– Разве не забавно? Я его совсем не знаю, но уже люблю.Глаза Линн наполнились слезами.– О, Энни, но это же чудесно.– Почему? Разве ты думала, что я не буду его любить? Я уже слишком старая, чтобы испытывать детскую ревность к младенцу.Все расхохотались. Брюс потрепал Энни по спине, а Эмили сказала:– Энни, а где те коробки, что прибыли этим утром?– Здесь, за дверью. Открой их, мам. Наверное, это опять ползунки. У него их уже семь штук. А внизу есть большой ящик, который принесли вчера. Я его еще не открывала.Роберт сошел вниз и несколько минут спустя вернулся с детским креслицем с подголовником, обитым материей с ручной вышивкой.– Королева Анна! Разве это не прелестно? Трон для нашей гостиной, – воскликнула Линн. – Кто додумался до этого?– Открытка от Тома Лоренса, с наилучшими пожеланиями. – Роберт нахмурился. – Отчего такой щедрый подарок? Мы едва с ним знакомы. Он не является близким другом.Жар разлился по всему телу, но Линн надеялась, что он не выплеснется на ее щеки. Том превзошел себя. Подарок был оригинальным, изысканным и дорогим.Словно прочтя ее мысли, Брюс пришел ей на помощь:– Это не слишком щедро для человека в положении Тома. Дорого – это понятие относительное. И совершенно очевидно, что вы ему оба нравитесь.– Я просто не люблю чувствовать себя обязанным, – объяснил Роберт.Озадаченное выражение появилось у него на лице. Линн знала, что мысленно он вернулся в тот выходной в штате Мэн, перебирая в уме все, что уже сделал для него Том, и те слова, что Том за него замолвил.– Не позднее завтрашнего дня тебе нужно написать ему, Линн.– Вряд ли я буду в состоянии сделать это. Я, оказывается, устала гораздо больше, чем я думала, – солгала она. Писать Тому, если у Роберта возникли какие-то подозрения, – а чем больше она об этом думала, тем вероятнее это казалось, – писать ему, – могло быть неразумным. Нет, только не писать. – Напиши ты, – обратилась она к Роберту, – а я подпишусь вместе с тобой. И она обернулась к Эмили, словно внезапно вспомнив о чем-то. – А тетя Хелен не звонила?Энни, Эмили и Роберт переглянулись между собой.– Нет? Как странно. Я не понимаю.– О, – сказал Роберт, – это должно было стать сюрпризом, но, пожалуй, мы можем тебе рассказать. Они оба едут сюда. Они будут здесь через час или два. Они возьмут напрокат машину в аэропорту.– И Дарвин тоже? – Линн была тронута. – Как славно, с его стороны, найти время!– Время! – рассмеялся Роберт. – Умывальники и унитазы! Тоже мне, важный бизнес.– Я бы на его месте без сожаления оставил и то и другое, заметил Брюс, смеясь.А Джози сказала:Мне нравится Дарвин. И всегда нравился. Он добрый.– О, да, добрый, хороший, прекрасный, – согласился Роберт. – Ну прямо алмаз.«Если бы только Роберт никогда, никогда не говорил подобных вещей!» – подумала Линн.Я мог бы сообщить еще новость, – добавил он, – тетя Джин тоже желает нас лично поздравить.– Не смотри так мрачно! Я считаю, что это так мило с ее стороны захотеть посмотреть на малыша. Я рада, что она приедет, и я собираюсь показать ей свою радость. Но где они все будут спать? И что они будут есть? Я уверена, что они пробудут здесь пару дней…– Не беспокойся, – уверила ее Эмили. – Я поставила отличную кровать для тети Джин в комнатке на третьем этаже, а тетя Хелен с дядей Дарвином разместятся в комнате для гостей, и у нас тонны еды. Сегодня утром, пока вы не приехали, дядя Брюс ходил с нами за покупками, чтобы помочь все донести. Еды хватит на целую армию.– А обеденный стол уже накрыт, – сказала Энни. – Мы даже поставили в центре те цветы, что ты привезла из больницы.Энни привела наверх Джульетту, чтобы дать ей обнюхать кроватку.– Пусть привыкает к запаху ребенка, – объяснила она.Роберт принес поднос с ужином.– Разве из меня плохой дворецкий? – спросил он, напрашиваясь на похвалу.А затем пришли Хелен и Дарвин, он – низенький и добродушный, как всегда, она, как всегда, приветливая.– У меня такое чувство, словно мы не виделись целую вечность, – воскликнула Линн, когда они крепко обнялись.– Ну, почти два года. Что бы там ни говорили о самолетах, которые доставляют людей туда и обратно всего за пару часов, это долгий путь. Целое путешествие.– Наша семья будет привыкать к путешествиям, – объявил Роберт, положив руку на кроватку. – Этот малыш повидает весь мир. – А когда Хелен озадаченно на него взглянула, спросил: – Ты хочешь сказать, что Линн тебе ничего не говорила? Да, мы какое-то время будет жить за границей. Два года, три, пять – кто знает? И он рассказал о своих планах.– Как получилось, что ты ничего мне не сказала? – спросила Хелен, когда они остались вдвоем. И тут же еще до того, как Линн смогла ответить, она произнесла в своей быстрой, резкой манере, так походившей на манеру Джози: – Потому что у тебя голова была занята совсем другим.– Должна признаться, что эта беременность была не из легких. Но разве он не душка? У него головка такой красивой формы, как, по-твоему?Хелен улыбнулась.– Он очарователен. Мои где-то в течение первого месяца выглядели, как маленькие обезьянки. Но я подразумевала не беременность. Я имела в виду… Ты сама знаешь, что я имела в виду Энни.Линн не горела желанием делиться своими сомнениями и беспокойствами относительно Энни. Особенно ей не хотелось признаться в них Хелен. Поэтому она легко произнесла:– Энни уже все это преодолела.– Да, до следующего раза.Хелен всегда улавливала главное, все сигналы и тревоги, – конечно же потому, что ей никогда не нравился, да и до сих пор не нравится Роберт. Но Хелен была слишком хорошо воспитана, чтобы произнести это вслух.В голосе Линн прозвучало раздражение. Она сама его уловила, и даже угадала его причину: «Я сказала, что все изменилось, но я и раньше достаточно часто говорила это: я не хочу, чтоб мне сегодня об этом напоминали».– С Энни все в порядке, Хелен. Она в восторге от Бобби, разве не видно?Молчание Хелен сказало ей, что та ей не верит.– Ты можешь спросить Брюса, если не доверяешь мне, – угрюмо добавила Линн. – Он хорошо знает Энни.– Я хочу доверять тебе, – сказала Хелен, ее губы сложились в складку, которая всегда придавала ее милому личику проницательное выражение. – Я, правда, хочу. Но я знаю, что, даже если дела плохи, ты этого никогда не признаешь.«Прощупывают, прощупывают», – подумала Линн возмущенно.– Ты всегда такая скрытная. Должен же кто-нибудь побеспокоиться о тебе.Нетерпение Линн возросло:– Посмотри на меня. Что ты видишь? Пройдись по дому – что ты видишь?– Я вижу, что ты выглядишь, как всегда, и что в доме у вас все самое лучшее.Снизу до них донеслись звуки фортепьяно.– Это играет Роберт, а девочки поют. Они сочинили забавную песенку, чтобы встретить меня ею из больницы. Разве это тебе ни о чем не говорит?– Это говорит мне… что мы все тебя любим. – И Хелен, принимая поражение, изменила тему. – Знаешь что? Я умираю с голоду. Пойду вниз, взгляну, что можно съесть.– Я могу войти или я тебя утомлю? – Джин была нерешительна, как всегда. По крайней мере, всегда, когда она находилась в доме у Роберта.– Конечно, заходи. Я ничуть не устала, и это просто смешно лежать в постели, но врач сказал: категорически два дня полного отдыха.После того, как Джин полюбовалась на младенца во второй раз, она села в кресло-качалку подле кровати. Какое-то время она ничего не говорила, улыбаясь Линн улыбкой, которую Роберт называл «кроткой». Линн же, напротив, всегда видела, и увидела сейчас, не кротость, а подавленную печаль.Джин положила на колени свои сморщенные руки.– Очень мило, что я смогла побыть с тобой вдвоем, Линн, – сказала она. – Вероятно, это в последний раз. Я переезжаю в Ванкувер.– Так далеко? Но почему?– Я собираюсь жить с братом. Мы оба уже довольно старые, и все, что мы имеем, – это друг друга.– У вас есть мы. Вы могли бы переехать сюда, поближе к нам.– Нет, моя дорогая. Давай будем честными. Роберту не нравится наше соседство.Такое заявление требовало честного ответа. Или более или менее честного ответа.– Роберт иногда всех раздражает, тетя Джин, когда ему шлея под хвост попадет. Но ты должна знать, что его лай страшнее, чем его укусы.– Я знаю. Он был прелестным маленьким мальчиком, и таким умненьким. Мы раньше играли вместе в разные игры – в шашки, в домино. Ему нравилось побеждать меня, но, когда он проигрывал, он выходил из себя, и это выглядело ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Роберт В. У. Фергюсон родился ранним ветренным утром. Он весил девять фунтов и был первым из младенцев Фергюсонов, кто не родился совсем лысым. Волосы его были песочного цвета, а лицо обещало вытянуться и стать похожим на лицо Роберта.– Все вместе – прекрасный компромисс, – сказал Роберт. Он стоял на фоне весенних букетов, выставленных на подоконнике. – Ты сосчитала цветы? Та корзина зеленых орхидей – от Монакко. Он переслал их из Калифорнии. – Он взглянул на сына. – Просто боксер-тяжеловес! Ты только посмотри на этого парня!Не в силах сдержать ликования, он заставил Линн почувствовать себя королевой.– Ты не будешь ни о чем беспокоиться, ты будешь отдыхать, и мы тебе будем во всем помогать, по крайней мере до конца этой недели, – настоял Роберт.Кроватка, закрытая белой сеткой, стояла подле их кровати, и Линн поблагодарила Джози за голубые банты:– Она пришла сюда в ту же минуту, как мы услышали от Роберта, что родился мальчик, – объяснил Брюс. – И я хочу, чтобы ты знала, что то, что банты голубые – это только моя заслуга.– Он так печется о соблюдении различия полов! – ввернула Джози.– Но ты же не собиралась повесить на нее розовые банты? – спросила Линн.– А почему бы и нет? – последовал веселый ответ Джози. – А вообще-то я сделала то, что приказал мне муж.Их шутливая перепалка позабавила Линн. Тот короткий час, который она провела дома, уже наполнил ее ощущением благополучия. Новые книги в ярких обложках были сложены в стопку на столике у кровати рядом с коробкой шоколадных конфет – они больше не в «черном» списке – и букетом лилий в крошечной вазочке. Муж, дочери, друзья – все, очарованные младенцем, собрались вокруг нее. Энни и Эмили шепотом переговаривались.– Вам не нужно шептаться, дорогие мои, – обратилась она к ним. – Разговор ему не помешает.Энни тревожно спросила:– А когда нам можно будет его подержать?– Когда он проснется, я разрешу вам его подержать.И Энни, смущаясь, проговорила:– Разве не забавно? Я его совсем не знаю, но уже люблю.Глаза Линн наполнились слезами.– О, Энни, но это же чудесно.– Почему? Разве ты думала, что я не буду его любить? Я уже слишком старая, чтобы испытывать детскую ревность к младенцу.Все расхохотались. Брюс потрепал Энни по спине, а Эмили сказала:– Энни, а где те коробки, что прибыли этим утром?– Здесь, за дверью. Открой их, мам. Наверное, это опять ползунки. У него их уже семь штук. А внизу есть большой ящик, который принесли вчера. Я его еще не открывала.Роберт сошел вниз и несколько минут спустя вернулся с детским креслицем с подголовником, обитым материей с ручной вышивкой.– Королева Анна! Разве это не прелестно? Трон для нашей гостиной, – воскликнула Линн. – Кто додумался до этого?– Открытка от Тома Лоренса, с наилучшими пожеланиями. – Роберт нахмурился. – Отчего такой щедрый подарок? Мы едва с ним знакомы. Он не является близким другом.Жар разлился по всему телу, но Линн надеялась, что он не выплеснется на ее щеки. Том превзошел себя. Подарок был оригинальным, изысканным и дорогим.Словно прочтя ее мысли, Брюс пришел ей на помощь:– Это не слишком щедро для человека в положении Тома. Дорого – это понятие относительное. И совершенно очевидно, что вы ему оба нравитесь.– Я просто не люблю чувствовать себя обязанным, – объяснил Роберт.Озадаченное выражение появилось у него на лице. Линн знала, что мысленно он вернулся в тот выходной в штате Мэн, перебирая в уме все, что уже сделал для него Том, и те слова, что Том за него замолвил.– Не позднее завтрашнего дня тебе нужно написать ему, Линн.– Вряд ли я буду в состоянии сделать это. Я, оказывается, устала гораздо больше, чем я думала, – солгала она. Писать Тому, если у Роберта возникли какие-то подозрения, – а чем больше она об этом думала, тем вероятнее это казалось, – писать ему, – могло быть неразумным. Нет, только не писать. – Напиши ты, – обратилась она к Роберту, – а я подпишусь вместе с тобой. И она обернулась к Эмили, словно внезапно вспомнив о чем-то. – А тетя Хелен не звонила?Энни, Эмили и Роберт переглянулись между собой.– Нет? Как странно. Я не понимаю.– О, – сказал Роберт, – это должно было стать сюрпризом, но, пожалуй, мы можем тебе рассказать. Они оба едут сюда. Они будут здесь через час или два. Они возьмут напрокат машину в аэропорту.– И Дарвин тоже? – Линн была тронута. – Как славно, с его стороны, найти время!– Время! – рассмеялся Роберт. – Умывальники и унитазы! Тоже мне, важный бизнес.– Я бы на его месте без сожаления оставил и то и другое, заметил Брюс, смеясь.А Джози сказала:Мне нравится Дарвин. И всегда нравился. Он добрый.– О, да, добрый, хороший, прекрасный, – согласился Роберт. – Ну прямо алмаз.«Если бы только Роберт никогда, никогда не говорил подобных вещей!» – подумала Линн.Я мог бы сообщить еще новость, – добавил он, – тетя Джин тоже желает нас лично поздравить.– Не смотри так мрачно! Я считаю, что это так мило с ее стороны захотеть посмотреть на малыша. Я рада, что она приедет, и я собираюсь показать ей свою радость. Но где они все будут спать? И что они будут есть? Я уверена, что они пробудут здесь пару дней…– Не беспокойся, – уверила ее Эмили. – Я поставила отличную кровать для тети Джин в комнатке на третьем этаже, а тетя Хелен с дядей Дарвином разместятся в комнате для гостей, и у нас тонны еды. Сегодня утром, пока вы не приехали, дядя Брюс ходил с нами за покупками, чтобы помочь все донести. Еды хватит на целую армию.– А обеденный стол уже накрыт, – сказала Энни. – Мы даже поставили в центре те цветы, что ты привезла из больницы.Энни привела наверх Джульетту, чтобы дать ей обнюхать кроватку.– Пусть привыкает к запаху ребенка, – объяснила она.Роберт принес поднос с ужином.– Разве из меня плохой дворецкий? – спросил он, напрашиваясь на похвалу.А затем пришли Хелен и Дарвин, он – низенький и добродушный, как всегда, она, как всегда, приветливая.– У меня такое чувство, словно мы не виделись целую вечность, – воскликнула Линн, когда они крепко обнялись.– Ну, почти два года. Что бы там ни говорили о самолетах, которые доставляют людей туда и обратно всего за пару часов, это долгий путь. Целое путешествие.– Наша семья будет привыкать к путешествиям, – объявил Роберт, положив руку на кроватку. – Этот малыш повидает весь мир. – А когда Хелен озадаченно на него взглянула, спросил: – Ты хочешь сказать, что Линн тебе ничего не говорила? Да, мы какое-то время будет жить за границей. Два года, три, пять – кто знает? И он рассказал о своих планах.– Как получилось, что ты ничего мне не сказала? – спросила Хелен, когда они остались вдвоем. И тут же еще до того, как Линн смогла ответить, она произнесла в своей быстрой, резкой манере, так походившей на манеру Джози: – Потому что у тебя голова была занята совсем другим.– Должна признаться, что эта беременность была не из легких. Но разве он не душка? У него головка такой красивой формы, как, по-твоему?Хелен улыбнулась.– Он очарователен. Мои где-то в течение первого месяца выглядели, как маленькие обезьянки. Но я подразумевала не беременность. Я имела в виду… Ты сама знаешь, что я имела в виду Энни.Линн не горела желанием делиться своими сомнениями и беспокойствами относительно Энни. Особенно ей не хотелось признаться в них Хелен. Поэтому она легко произнесла:– Энни уже все это преодолела.– Да, до следующего раза.Хелен всегда улавливала главное, все сигналы и тревоги, – конечно же потому, что ей никогда не нравился, да и до сих пор не нравится Роберт. Но Хелен была слишком хорошо воспитана, чтобы произнести это вслух.В голосе Линн прозвучало раздражение. Она сама его уловила, и даже угадала его причину: «Я сказала, что все изменилось, но я и раньше достаточно часто говорила это: я не хочу, чтоб мне сегодня об этом напоминали».– С Энни все в порядке, Хелен. Она в восторге от Бобби, разве не видно?Молчание Хелен сказало ей, что та ей не верит.– Ты можешь спросить Брюса, если не доверяешь мне, – угрюмо добавила Линн. – Он хорошо знает Энни.– Я хочу доверять тебе, – сказала Хелен, ее губы сложились в складку, которая всегда придавала ее милому личику проницательное выражение. – Я, правда, хочу. Но я знаю, что, даже если дела плохи, ты этого никогда не признаешь.«Прощупывают, прощупывают», – подумала Линн возмущенно.– Ты всегда такая скрытная. Должен же кто-нибудь побеспокоиться о тебе.Нетерпение Линн возросло:– Посмотри на меня. Что ты видишь? Пройдись по дому – что ты видишь?– Я вижу, что ты выглядишь, как всегда, и что в доме у вас все самое лучшее.Снизу до них донеслись звуки фортепьяно.– Это играет Роберт, а девочки поют. Они сочинили забавную песенку, чтобы встретить меня ею из больницы. Разве это тебе ни о чем не говорит?– Это говорит мне… что мы все тебя любим. – И Хелен, принимая поражение, изменила тему. – Знаешь что? Я умираю с голоду. Пойду вниз, взгляну, что можно съесть.– Я могу войти или я тебя утомлю? – Джин была нерешительна, как всегда. По крайней мере, всегда, когда она находилась в доме у Роберта.– Конечно, заходи. Я ничуть не устала, и это просто смешно лежать в постели, но врач сказал: категорически два дня полного отдыха.После того, как Джин полюбовалась на младенца во второй раз, она села в кресло-качалку подле кровати. Какое-то время она ничего не говорила, улыбаясь Линн улыбкой, которую Роберт называл «кроткой». Линн же, напротив, всегда видела, и увидела сейчас, не кротость, а подавленную печаль.Джин положила на колени свои сморщенные руки.– Очень мило, что я смогла побыть с тобой вдвоем, Линн, – сказала она. – Вероятно, это в последний раз. Я переезжаю в Ванкувер.– Так далеко? Но почему?– Я собираюсь жить с братом. Мы оба уже довольно старые, и все, что мы имеем, – это друг друга.– У вас есть мы. Вы могли бы переехать сюда, поближе к нам.– Нет, моя дорогая. Давай будем честными. Роберту не нравится наше соседство.Такое заявление требовало честного ответа. Или более или менее честного ответа.– Роберт иногда всех раздражает, тетя Джин, когда ему шлея под хвост попадет. Но ты должна знать, что его лай страшнее, чем его укусы.– Я знаю. Он был прелестным маленьким мальчиком, и таким умненьким. Мы раньше играли вместе в разные игры – в шашки, в домино. Ему нравилось побеждать меня, но, когда он проигрывал, он выходил из себя, и это выглядело ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41