– Что?
– По-моему, в университете ты выбрала не ту специализацию. Тебе следовало взять психологию. Вообще-то мне кажется, тебе надо стать психиатром. Тогда у тебя были бы ответы на все случаи жизни. При малейшем изменении моих привычек ты доставала бы свою тетрадку и строчила бы объяснения этому в духе Фрейда, Юнга или гештальтпсихологии, а потом выбирала из множества вариантов.
У Эммы под рукой лежал «Адам Бид» в бумажной обложке, и она швырнула его во Флэпа. С тех пор как он вышел из ванной, он ни разу не посмотрел на нее и не видел, что она кинула книжку. Удар оказался метким: Эмма угодила ему в шею. Флэп обернулся – его глаза горели ненавистью – и бросился на нее через кровать. Он схватил ее руки и толкнул к открытому окну с такой силой, что голой спиной она почти по всей поверхности выдавила стекло из рамы. Почувствовав, что рама подалась, Эмма испугалась, что может выпасть из окна.
– Перестань, ты что, с ума сошел? – воскликнула Эмма, отчаянно вырываясь.
Ее рот был открыт, когда Флэп ударил ее по лицу, и она ощутила, что что-то царапнуло ее по зубам. Она упала навзничь на кушетку, и не успела собраться с силами, как Флэп попытался снова тащить ее к окну. Поняв, что он серьезно собирается выбросить ее в окно, Эмма вырвалась, повалилась спиной на кушетку, уцепилась за спинку и разрыдалась. Одна рука Флэпа была в крови. Он упал на Эмму сверху, очевидно снова собираясь ее ударить, но не сделал этого. Он просто лежал на ней, – его глаза отделяло от лица Эммы расстояние всего в несколько дюймов, – и они в удивлении смотрели друг на друга, задыхаясь и хрипя. Оба не проронили ни слова, так как им не хватало дыхания.
Прерывисто дыша и понемногу успокаиваясь, Эмма вдруг заметила, что из руки Флэпа кровь растекается по кушетке. Она постаралась высвободиться.
– Встань на минутку, можешь убить меня позднее, – сказала она, и, выйдя из комнаты, вернулась с салфетками. Флэп пребывал в нерешительности, соображая как лучше держать руку, чтобы кровь капала на кушетку или на кровать.
– Пусть лучше на пол, болван, – сказала она. – Пол можно вымыть.
Ненависть в его глазах погасла, и лицо приняло ласковое выражение.
– Я тебя зауважал. Тебя трудно выбросить из окна.
Эмма дала ему несколько салфеток, а остальными стала вытирать кровь с кушетки.
– Да, надо мне набирать вес. Будь я такого размера, как моя мать, никто бы не сумел выкинуть меня в окно.
– Разве ты не знаешь, что во время боя рот не открывают? – сказал Флэп. – Если у боксера открыт рот, ему легче сломать челюсть. Если бы ты не болтала, я бы так не разбил руку.
Эмма не успела ответить, так как кто-то постучал в дверь. Они оба подпрыгнули. Флэп был одет выше талии, а она не одета вообще.
– Это или Пэтси, или твоя мать, – сказал Флэп. – Кто-нибудь из них обязательно появляется, когда у нас кризис.
– Кто там? – спросила Эмма.
– Это Пэтси, – весело ответили из-за двери. – Пойдем походим по магазинам.
– Вот видишь. – Вообще-то Флэпу нравилось, когда приходила Пэтси.
– Подожди пару минут, – крикнула Эмма. – Флэп не совсем одет.
Пока Флэп натягивал трусы и брюки, Эмма успела одеться, прибрала постель и с помощью тряпок и бумажных салфеток вытерла кровь. Флэп был босиком и имел несколько жалкий вид, вероятно оттого, что кровотечение не останавливалось.
– Проверь свои передние зубы, – шепнул он. – Я порезался до кости. Что мы ей скажем?
– А зачем мне врать своей подруге? – шепотом ответила Эмма. – Когда-нибудь она тоже выйдет замуж. Так пусть посмотрит, что такое брак.
– Не вижу в твоей идее ничего хорошего.
– Пойди, подставь руку под холодную воду. Подруга моя, и я сама с ней разберусь.
Флэп с печальным видом проскользнул в ванную, а Эмма открыла дверь. Ее подруга Пэтси Кларк в красивом белом с коричневым платье стояла на веранде, просматривая газету, вынутую из ящика Гортонов. Это была стройная девушка с длинными черными волосами – красивая всегда, а особенно в таком платье.
– По-моему, тебе лучше не входить, – сказала Эмма, придерживая дверь. – Ты слишком хорошо выглядишь. Мне бы хотелось, чтобы ты перестала наряжаться, когда собираешься сюда. Ты еще хуже моей матери. Вы обе заставляете меня чувствовать, что я более неуклюжа, чем на самом деле.
– Если бы она уступила тебе немножко своих денег, ты бы могла купить себе что-нибудь новенькое, – заметила Пэтси. – Меня всегда возмущало, что она критикует твои платья, а не дает тебе денег на одежду.
– Давай ей позвоним и скажем об этом. Может быть, сегодня она возьмет и расщедрится. Иначе я не могу отправиться с тобой по магазинам.
Она открыла дверь, и Пэтси, хорошенькая, благоухающая, веселая и счастливая, влетела в дом. Как только Пэтси вошла в спальню, которая служила в доме Эммы и гостиной, она объявила:
– Я чую кровь.
В следующую секунду она заметила выбитое стекло, и прищурившись, устремила проницательный взгляд на Эмму.
– Кто-то пытался выкинуть кого-то из окна? Открыв рот, Эмма указала на свои передние зубы.
– Да и кто-то об мои зубы обрезал себе руку, – добавила она.
Как и ее мать, Пэтси отличалась тем, что умела моментально почувствовать правду. Втайне Эмма считала, что они и не выносили друг друга из-за того, что были совершенно одинаковые. Никто, кроме ее матери и Пэтси, не мог быть так поглощен собственной особой, но, как и Аврора, Пэтси обычно была приятной в общении. Она была сообразительна, активна, и у нее был неиссякаемый интерес ко всем делам Эммы. Как казалось Эмме, единственное, что отличало ее мать от Пэтси, было то, что Аврора имела большую практику и сильнее развила все свои черты. Она во всем была лучше Пэтси, и всегда подчеркивала свои преимущества, когда они собирались вместе.
Пэтси восторженно уставилась на зубы Эммы.
– Я всегда знала, что все они грубияны, – заметила она. – И он ведет себя как ни в чем не бывало? Я бы никому не дала себя ударить. – Потом она подошла к разбитому окну и выглянула вниз. – Не так уж высоко. По-моему ты бы выжила.
Эмма почувствовала с некоторым облегчением, что жизнь налаживается. Зевнув, она уселась на кушетку с газетой, которую принесла Пэтси.
– Потом почитаешь, – сказала Пэтси. Она нетерпеливо расхаживала взад и вперед по комнате, разглядывая вещи. – Позвони своей матери и попробуй вытянуть из нее немного денег.
– Нет, надо подождать, пока Флэп уйдет. Не мечись. Мы же еще не позавтракали.
В этот момент появился Флэп, у которого рука была обмотана тряпкой. Вид у него был самый невинный, и одновременно самый привлекательный. Эмму он совершенно сразил, и она простила ему содеянное, но Пэтси не собиралась проявлять такого мягкосердечия.
– А я-то считала тебя таким милым, – сказала она, окидывая его ледяным взглядом.
Флэп от этого принял еще более невинный вид, так как он обожал Пэтси, и отдал бы все на свете за то, чтобы соблазнить ее. Ее притягательность для него была столь очевидна, что Эмма рассматривала ее как нечто неизбежное, однако Пэтси, в отличие от Денни, никогда не вызывала никаких неудобств в ее браке. Чувство, стоявшее между Эммой и Денни, было взаимным, в то время как Пэтси совершенно явно ничуть не интересовалась Флэпом, и была более или менее солидарна с Авророй в убеждении, что Эмма со своим замужеством сделала глупость. Эмма иногда при отсутствии иных поводов, подначивая мужа, намекала на его увлечение Пэтси, но ту он настолько не привлекал, что Эмма не ревновала, а забавлялась. Желания приносили Флэпу лишь муки, и это наказание казалось ей вполне достаточным.
– Подобные явления имеют две стороны, – пояснил Флэп.
– Нет, я так не думаю, – возразила Пэтси.
– Вот вы, одиночки, не понимаете, что такое провокация, – продолжал он.
– И я тоже не понимаю, – сказала Эмма. – Я пожалуй, позвоню маме.
– Господи, это еще зачем? – возмутился Флэп.
– Не знаю. Может быть, нам ее позвать на завтрак? У меня неважное настроение. Возможно, у нее в гостях ее кавалер, и она нас пригласит развлекать его?
Один-два раза в неделю ее мать приглашала какого-нибудь своего поклонника на завтрак, и эти завтраки иногда выливались в самые восхитительные пиры, напоминавшие об эпохе барокко: омлеты с различными травами и сырами, особые пикантные соусы, которые она покупала у одной странной старушки, из Хайтс, посвящавшей все свое время приготовлению колбасок, ананасы в жженом сахаре и бренди, каша, которую она заказывала из Шотландии и подавала с тремя сортами меда, а иногда хрустящие картофельные блины, которые никто, кроме нее, не умел готовить. Все самые секретные и ценные рецепты ее матери воплощались в этих завтраках, длившихся часто чуть ли не до ужина.
– Ты хочешь сказать, что у нее сегодня намечается завтрак? – уточнила Пэтси. Она забыла о Флэпе, и от мысли, что, может быть, ей дадут съесть что-нибудь необычайное, в ее глазах загорелся хищный огонек.
Она терпеть не могла мать Эммы и не упускала случая, чтобы ее высмеять, но не бывает людей, в которых не было бы ничего хорошего, и кулинария была как раз той областью, в которой она была готова отдать миссис Гринуэй должное. Пэтси особенно любила завтраки, а у миссис Гринуэй они получались самые восхитительные. Кроме того, завтраки открывали широкие возможности для любопытства. Миссис Гринуэй была или занята приготовлением еды, или кокетничала с гостем, и поэтому Пэтси имела возможность свободно перемещаться по дому и разглядывать всякие интересные вещи, которые были собраны Авророй. Картины, ковры, мебель и другие предметы – именно такие, какие Пэтси хотела бы видеть в своем доме, если бы он у нее был, и она любила, выскользнув из столовой, рассматривать их и предаваться мечтам.
Эмма заметила особый блеск в глазах подруги и пошла к телефону.
– Если хотите, можете ехать туда вдвоем, – сказал Флэп. – Я не поеду. Ты думаешь, мне приятно столкнуться с твоей матерью сразу же после того, как я пытался выбросить ее дочь в окно? Что, по-твоему, она скажет, увидев, что у меня чуть не откушен палец?
– Не знаю, но хотела бы услышать, – сказала Пэтси. – По-моему, у нее все-таки сложилось о тебе правильное мнение.
Эмма по пути к телефону остановилась и обняла своего мужа, чтобы показать ему, что она все-таки на его стороне.
– Давай, звони скорее, – поторопила Пэтси. – Как заговорили о завтраке, я почувствовала, что умираю от голода.
На звонок ответила Рози. В трубке Эмма услышала голос матери, поющей арию.
– Что у вас там делается? – спросила Эмма.
– Готовим, – ответила Рози, но трубка тут же была у нее выхвачена.
– Ну, – сказала Аврора, не допев арию. – Надеюсь, ты звонишь, чтобы принести мне свои извинения. А где ты была сегодня утром, когда мне надо было с тобой посоветоваться?
– Я не могла проснуться, – ответила Эмма. – Долго засиделась за серьезным романом. Пытаюсь совершенствовать свой интеллект.
– Это, наверное, замечательно. А сейчас что тебе нужно?
– Хотела узнать, не готовишь ли ты часом завтрак. А если да, кому?
– Если готовишь, то для кого, – поправила Аврора. – Почему бы тебе не оставить в покое свой интеллект, чтобы сосредоточиться на грамматике? Мне не нравится, что ты намеренно проигнорировала мой звонок. Может быть, у меня возникли катастрофические обстоятельства.
– Прости, – весело сказала Эмма.
– Не извиняйся, – в унисон предостерегли ее Пэтси и Флэп.
– Гм. У тебя поселился хор из греческой трагедии? Спроси у него, почему тебе нельзя попросить прощения у собственной матери.
– Не понимаю, почему в этом мире все, кроме меня, такие невыносимые. Вообще-то мы с Пэтси хотели попросить тебя пригласить нас на завтрак.
– А, эта маленькая ехидна. Мисс Кларк. Да, конечно, приводи ее. Мне всегда доставляет удовольствие смотреть, как молодая леди с такими возвышенными интересами набивает свой живот моей едой. А разве Томас не придет?
– Пег, он порезал руку, – ответила Эмма, скорчив ему гримасу. – Ему придется идти в больницу и накладывать швы.
– Он уже давно у меня не показывается. Невозможно спрятаться навсегда. Кстати, Вернон привез мне козленка. К сожалению, мне не удастся его держать у себя, потому что он объедает цветы, но вообще идея была хорошая. А вы поторопитесь. Я как раз ставлю сосиски.
2
Эмма немного привела себя в порядок, после чего они сели в голубой «мустанг» Пэтси и стремительно тронулись.
– Ты мне еще не рассказала, как вы подрались, – напомнила Пэтси. – Я хочу, чтобы ты мне рассказала о браке все, что можешь, чтобы я могла взвесить все за и против.
– Рассказывать о браке – пустая трата времени. Не может быть двух одинаковых пар. Посмотри, а вот и Генерал.
Вывернув на улицу, где жила Аврора, они заметили генерала Скотта. В темносером пуловере и безупречных слаксах он стоял на своем дворе, и вид у него, кажется, был злой; позади Генерала копошился Эф. Ви. в майке, а по левому и правому флангам – замерли далматинские доги, такие же настороженные, как и он.
Когда они проезжали мимо, Генерал поднес к глазам бинокль и стал наводить его на дом миссис Гринуэй. Эта картина так смутила Пэтси, что она не знала, что лучше сделать – прибавить скорость или притормозить.
– Какая мерзость. На месте твоей матери я бы с ним больше не встречалась.
– Посмотри на эту машину, – сказала Эмма, указывая на белый «линкольн». – Неудивительно, что мать в нее врезалась.
Пэтси припарковала машину за «линкольном», они вышли и заглянули в его окна.
– Интересно, как можно разговаривать по двум телефонам и вести машину, – вслух полюбопытствовала Эмма. Они посмотрели в сторону улицы и увидели, что Генерал все еще торчит у своих ворот, целясь биноклем прямо на них.
– Это же надо, какое нахальство, – изумилась Пэтси. – Давай сделаем какой-нибудь рискованный номер, пока он смотрит.
– О'кей, – согласилась Эмма. – По-моему, он хоть чего-то заслужил своей настойчивостью.
Обе девушки подняли юбки и в танце стали перемещаться к двери. Они танцевали все быстрее, задирая юбки все выше, и особенно смелое канканное па пришлось как раз на площадку перед боковым входом в дом. О хохотом они ворвались в кухню.
Аврора, Рози и Вернон – оказавшийся мельче и рыжее, чем они ожидали – сидели за кухонным столом и ели яичницу с соусом карри и сосиски, в стороне лежали приготовленные кусочки дыни. Крошечная бело-коричневая козочка разгуливала по кухне, жалобно блея.
– О, я хочу такую козочку, – заявила Пэтси. – Как раз подходит к моему платью.
Вернон немедленно вскочил, Аврора лишь повела бровью в сторону Пэтси, не отрываясь от сосисок.
– А это ты, Пэтси, как обычно. Тебе всегда хочется того, что есть у меня. Вернон Далхарт, хочу вас познакомить со своей дочерью. Эмма Гортон, а это ее подруга, мисс Пэтси Кларк.
Когда Вернон здоровался с ними за руки, зазвонил телефон.
– Привет, Генерал, – сказала Рози. – Вроде вас послали в отставку.
– Какой нахал, – сказала Аврора. – Садитесь, девочки, и ешьте. Сегодня утром я была в азиатском настроении. Так что надумала приготовить яичницу с карри.
– Мистер Далхарт, это самая очаровательная козочка из тех, что мне приходилось видеть, – похвалила Пэтси, принимаясь за яичницу.
– Садитесь, Вернон, – сказала Аврора. – Нечего выдерживать формальности с этими девчонками. У них не такие манеры, какие бывают у людей нашего возраста.
Рози, должно быть, порядком наслушалась от Генерала. Она открыла рот, чтобы говорить, но не могла вставить ни слова, так что в конце концов закрыла его за ненадобностью.
– Лучше вам поговорить с ним минутку, – заявила она, передавая трубку Авроре. – Какая-то муха его укусила и он совсем одурел. Говорит, что девочки танцевали во дворе голые, или что-то в этом роде.
– Да, с глаз долой из сердца вон – не для него, – сказала Аврора, прикрывая рукой трубку. – Гектор, насколько я помню, ты лишен всяких привилегий – начала она. – Если тебе надо сделать ответное заявление, постарайся быть кратким. У меня гости и завтрак в разгаре. Кроме того, это тебе ничего не даст, – добавила она.
– Посмотрите, какой у меня фингал, – сказала Рози, убирая со лба волосы, чтобы девушки могли увидеть ее во всей красе. На виске у нее была большая опухоль.
У Авроры, сидевшей у другого конца стола, глаза стали разгораться. Она сверкала ими несколько секунд, а потом отодвинула трубку подальше. Отчетливо был слышен хриплый голос Генерала.
– Он утверждает, что вы, две молодые леди, неприлично обнажились, – сказала она, обводя их холодным взглядом. – Какие у него основания для такого обвинения?
– Да, он там подглядывал в свой бинокль, – сказала Пэтси. – А мы немного потанцевали.
– Давай покажем ей, – предложила Эмма. Встав со своих мест они снова пустились в пляс и дрыгали ногами, пока не заметили, что Вернон зарделся. Последний канканный выпад они опустили. Аврора наблюдала за выступлением с совершенно равнодушным видом, а потом снова переключила внимание на телефон.
– Их танец вовсе не такой вызывающий, как ты его описываешь, Гектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46