А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Колупаев Виктор Дмитриевич

Разноцветное счастье


 

Здесь выложена электронная книга Разноцветное счастье автора по имени Колупаев Виктор Дмитриевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Колупаев Виктор Дмитриевич - Разноцветное счастье.

Размер архива с книгой Разноцветное счастье равняется 18.33 KB

Разноцветное счастье - Колупаев Виктор Дмитриевич => скачать бесплатную электронную книгу



Рассказы –

Аннотация
НИИ разрабатывает индикаторы счастья. Но счастье бывает разных типов, цветов и оттенков — счастье любви, сытное счастье и множество других, которые даже невозможно перечислить!
Виктор Колупаев
Разноцветное счастье
1
Перед тем, как войти в испытательный бокс, я взглянул на индикатор личного счастья. Золотистая стрелка остановилась на тридцати пяти делениях. Достаточно, чтобы быть в хорошем настроении.
Эдик Гроссет стукнул меня ладонью между лопатками и сказал:
— Прости меня за эти несколько минут.
— Брось, Эд. На то и эксперимент. У тебя нет выбора, ты обязан это сделать. Не вздумай только хитрить. Иначе все ни к чему!
Про хитрость я сказал, конечно, зря. Гроссет не умел хитрить, никогда и ни при каких обстоятельствах. Но тем труднее ему было участвовать в эксперименте.
— Сам понимаешь, — сказал Эдик. — Это все равно, что вывернуться наизнанку. Противно.
— Перестань скулить. — Я взялся за ручку двери. Лицо Эдика, как мне показалось, осунулось и постарело. — И Ингу заставь.
— Телячьи нежности, — сказал Сергей Иванов. — Работать — значит работать. И нечего тут рассусоливать.
Перед боксом толпилось еще человек десять. Среди них выделялся могучим телосложением и удивительным спокойствием Антон Семигайло. Мне всегда казалось, будто он создан специально для иллюстрации выражения «В здоровом теле — здоровый дух». Глядя на Антона, можно было даже сказать, что в исключительно здоровом теле — ну просто поразительно здоровый дух! Во всяком случае, уровень счастья у него всегда выше средней нормы, а часто даже более семидесяти процентов.
Антон пожал мне руку и подмигнул. Я ни с кем не хотел прощаться, но так уж получилось. Вслед за Семигайло и все остальные начали протягивать мне руки.
— Вы все с ума посходили! — раздался голос руководителя наших работ Карминского. — До начала эксперимента осталось десять минут, а вы его специально взвинчиваете! Ему же еще успокоиться нужно!
Однако никто не ушел. Уж очень хорошо все знали кандидата технических наук Виталия Карминского, чтобы в страхе разбежаться по своим местам.
— Как со счастьем? — спросил наш руководитель.
— По сто восемьдесят пакетов каждого цвета, — ответил Иванов.
— Хватит?
— Что он, бездонная бочка, что ли?
— Ну-ну, — согласился Карминский. — Не подвела бы только аппаратура.
— Что вы, — спокойно пробасил Семигайло. — Все на уровне.
— Знаю я этот уровень. А как с откачкой счастья?
— Плохо, — ответил Гроссет.
— Что так?
— Освободили бы вы меня, Виталий Петрович, от этого. На теплотрассу бы лучше послали, землю копать. Все равно ведь кого-нибудь пошлете. А я добровольно.
— Каждый сверчок знай свой шесток, — глубокомысленно изрек Карминский. — Все расписано и утверждено. Изменений не будет.
В это время в лаборатории зазвонил телефон. Инга подняла трубку, послушала и сказала, кивнув мне:
— Саша! Тебя к телефону. Марина хочет с тобой говорить.
Я вопросительно посмотрел на Карминского.
— А, — безвольно махнул он рукой. — Говори. Чего уж тут поделаешь. Сорвем эксперимент. Ей-богу, сорвем...
Я взял трубку:
— Марина?
— Я, Саша. Слышишь? Я люблю тебя!
Я промолчал. Много, много лет я не слышал от нее этого слова.
— Ты слышишь, что я говорю? Сашка!
— Слышу.
— Я люблю тебя!
— Не верю.
— Ты это говоришь, потому что эксперимент?
— Марина, я знаю это точно.
— Ладно, дерзайте! — У нее будто перехватило горло. — Буду думать про тебя только самое плохое. Отключаюсь.
Она испугалась? Или что-то поняла? Десять лет прожито вместе. Десять лет... Много или мало?
— Ну что, сантименты кончились? — строго спросил Карминский. — Разрешите начать эксперимент?
Я открыл дверь бокса, перешагнул порог и повернул рукоятку. Теперь дверь была плотно закрыта. И сразу же на меня навалилась тишина, неприятная, холодная, испытующая. Я сделал несколько шагов, очутился возле кресла, сел в него, удобно устроившись. Ведь неизвестно, сколько мне придется в нем просидеть. Теперь лишь оставалось натянуть на голову шлем, но я не торопился. Подождут. Перед началом всегда ждут. Я хотел успокоиться, попробовал ни о чем не думать, а сам начал строить логические предположения, почему Марина мне позвонила. Она, конечно, знала, что сегодня эксперимент, но это ничего не проясняло... «Я люблю тебя». Решила утешить или... Ничего не понимаю!
На пульте перед креслом засветилась лампочка. Ага, им надоело ждать, просят включить мой телефон. Я щелкнул тумблером.
— Ну что ты там? — сердито спросил Сергей Иванов. — Можно начинать?
— Сейчас... — Я натянул на голову шлем, похлопал его ладонью, чтобы лучше прилег. Хорошо, что сейчас конструкция шлема не требует бритья головы. Сколько курьезов из-за этого было...
— Готов, — сказал я, и к своему удивлению, не почувствовал ни страха, ни желания бросить всю эту чертовщину. А! Будь что будет! Это даже интересно.
— Сашка, я буду поддерживать с тобой телефонную связь, — сказал Гроссет. — Кричи, если что.
— Начинайте, — ответил я.
— Проверяю уровень личного счастья, — услышал я чей-то голос. — Тридцать пять процентов. В норме.
Я выключил свет. Сидеть в темноте мне казалось приятней. Теперь уровень моего счастья начнут искусственно понижать. Доведут до нуля, а потом попробуют догнать до ста.
Меня начали «выворачивать наизнанку».
Сначала меня выселили из квартиры, потом уволили с работы, как несоответствующего занимаемой должности. Они экспериментировали, а для меня все это было на самом деле. Марина укоризненно говорила мне: «Докатился». Я и сам был расстроен. Черт возьми, никогда не предполагал, что не соответствую должности ведущего инженера. Или за десять лет я действительно порастерял все свои знания, или их и не было, но никто не догадывался об этом. А, ладно. Работа у нас не проблема!..
— М-да, — с сожалением протянул Карминский. — А я думал, что работа для него все.
— Вы по цифрам не судите, — сказал Эдик. — Неизвестно еще, сколько процентов у нас с вами эта самая работа составляет. Можно, кстати, проверить!
С квартирой было хуже. Сколько лет жили в маленькой душной каморке. Получили тридцать квадратных метров — и вот снова лишились всего...
— Всего ноль целых две десятых, — сообщил Гроссет.
— Странно, странно, — сказал Карминский.
— И ничего нету странного, — защищала меня Инга. — У каждого свои моральные ценности.
Лишать меня серванта, дивана, стульев и телевизора не имело смысла. Это, кажется, понимали все. И все-таки лишили. Все сгорело.
— Ага! Четыре процента! — заволновался Антон Семигайло: обрадовался, что нашел единомышленника. (А я плевал на все это барахло. Голова есть, заработаем, купим).
— У него же мультивокс сгорел!
— Проверим еще раз, все по отдельности, — сказал Карминский. — Диван, сервант, стол. Что?
— Кухонный стол, — подсказал Сергей.
— При чем тут кухонный стол?
— У него же там ноты хранятся, — пояснил Сергей.
Это он явно подшучивал над нашим руководителем. Ведь это Карминский хранил в кухонном столе ноты своих машинных симфоний. Симфоний, которые под его руководством и по его программам сочиняла математическая машина нашего отдела. Это было хобби Виталия Петровича.
Но Карминский проводил сейчас эксперимент и к шуткам был не склонен.
— Кухонный стол, — сказал он. — Телевизор. Эти самые... костюмы, платья...
— Ноль процентов, — сказал Эдик.
— У него что, действительно из всего домашнего имущества лишь один мультивокс имеет цену? — спросил Карминский. — Проверим. Мультивокс.
— Четыре процента.
Мультивокс мы делали вдвоем с Гроссетом. Бились над ним четыре года. А через полгода они появились в продаже. Но наш был лучше! Лучше в том смысле, что он был создан специально для нас. Мы понимали его, и он понимал нас с полуслова, вернее с полумысли, потому что мультивокс воспроизводил музыкальные мысли, музыку, которая так часто звучит в голове, — странную, непонятную, ускользающую. И бывает порой до слез жалко, что не можешь воспроизвести ее. Во-первых, нет музыкального образования. А во-вторых, будь оно, все равно нужно какое-то связующее звено между мыслью и нотными знаками. У композиторов все получается и без мультивоксов. Но ведь мы не были ни композиторами, ни даже людьми с выдающимися музыкальными способностями. Во всяком случае, Марина именно так и считала. Гроссет сочинял симфонии, и их даже исполняли, правда, лишь в нашем городе. А я писал симфонические этюды-экспромты. Музыковеды таких не признавали. Не бывает, мол, симфонических экспромтов! Как не бывает? Вот же они! Послушайте! Но даже Марина не верила, что такое может быть. Раз не было раньше, значит, не может быть и в будущем.
— Все равно буду их писать, — говорил я. — Не хотят слушать, не надо. Некоторые люди все же понимают.
— Бросил бы ты эту ерунду. Диссертацию давно пора делать.
Ох, уж эта диссертация. Была ли она мне нужна? Я честно признавал, что работа не настолько меня увлекает, чтобы я был в состоянии выдать какую-нибудь оригинальную мысль, или идею. Я был довольно средним инженером.
— Все — и средние, и серые — пишут диссертации, — доказывала Марина. — Одни гении, что ли, докторами и кандидатами становятся?
— К сожалению, нет, — отвечал я. — Но чтобы я, серый инженер, стал серым кандидатом?! Нет, не получится. Хватит их и без меня.
— А композитор из тебя получится?
— Еще не знаю. Когда пойму, что нет, — тоже брошу.
— Может, ты только к старости поймешь?
— К старости и брошу. А пока мне интересно этим заниматься...
Эксперимент шел уже полчаса.
— Ну что ж, перейдем к дорогим его сердцу личностям? — не то сказал, не то спросил Карминский.
Гроссет тяжело вздохнул.
— Выключаю Марину, — странным голосом сказал он.
Марина меня не любит! Удар? Нет. Я это предполагал и раньше, а теперь знаю точно.
Дело не в том, что она любит кого-то другого. Нет. Это просто стандартная, нравящаяся соседям и знакомым любовь. Мы часто появляемся на людях вместе, за исключением тех случаев, когда я отказываюсь от этого сам. Ей это только приносит облегчение, но она все равно твердит:
— Ты со мной не разговариваешь, не ходишь в кино, молчишь, ничто тебя не интересует. Все люди как люди, а ты?
Но о чем говорить? Ведь разговоры-то не получаются. Не получаются! Может быть, и хорошо, что я умею молчать?
Любви нет. А что же есть? Привязанность. Привычка. Все утряслось, устоялось. Ничего не хочется изменять.
— Один процент. Почти один, — сказал Эдик растерянно.
— Сколько точно? — спросил Карминский.
— Господи, — сказала Алла, молодой инженер, ей было лет двадцать, не больше. — Человека жена не любит, а он: сколько процентов!
— Товарищи! Мы на диспуте о любви или важный эксперимент проводим, запланированный тематическим планом? — строго спросил Карминский. — Что за детство?!
— Господи! Что же это делается? — снова сказала Алла.
— Ноль целых девятьсот одна тысячная, — зло сказал Эдик.
— Опять шуточки? У этой шкалы нет тысячных делений.
— Извиняюсь. Ноль девяносто.
— Товарищи! Прошу относиться серьезно.
— Серьезно... Душу у человека выворачивают наизнанку, — сказала Инга. — И все свои, знакомые. Лучше бы уж совсем чужого человека туда посадить.
— На это есть штатное расписание! — рассвирепел Карминский. — И вообще, когда-то и тело человека нельзя было выворачивать наизнанку. Я имею в виду анатомирование. Но от этого человечеству только хуже было.
— Может быть, ускорим темпы? — предложил Иванов. — Время идет, а мы тут дебаты разводим.
— Молодец, Сергей, — сказал Карминский. — Время — деньги. Кто там у нас следующий по списку? Гроссет? Выключаем Гроссета.
Мы знали друг друга пятнадцать лет. Странный он был парень. То заговорит, разорется, руками размахивает, бараньи кудри свои дергает. Доказывает что-то. А потом вдруг скажет: «Нет, доводов мало», — и замолчит. Если не мог что-то доказать, сдавался немедленно. Даже на экзаменах. Скажет: «Я не уверен в этом, давайте сразу следующий вопрос».
Что нас сблизило?
Любовь к музыке? Да. Вначале только это. Хотя само отношение к музыке у нас было разное. Я признавал в музыке только импровизации, полет фантазии. Он — строгую, кропотливую работу. Я никогда не задумывался, садясь за мультивокс, что я буду играть. Это приходило уже во время игры. А Эдик неделями не подходил к инструменту, что-то тщательно вынашивая в голове. И я часто, очень часто вынужден был признавать, что его симфонии красочнее, фантастичнее, изящнее моих импровизаций.
Но главное все-таки было не в музыке. Просто мы понимали друг друга без слов. Мне нравилось то, что он всегда разный, никогда не повторяющий себя, честный. Однажды, еще в институте, его побили вместо меня. Я не знал, что меня подкарауливали. Он знал и пошел один... Мне стало известно это месяц спустя. А сам Эдик и словом не обмолвился...
Теперь его нет. Есть кто-то по фамилии Гроссет с его лицом и фигурой. Но это не Эдик. Я чувствую, я твердо знаю это. И пусто, пусто на душе. Как жить на свете без друзей?..
— Десять, — сказал Эдик.
— Что десять? — переспросил Карминский.
— Процентов.
— Ого! Отлично!
— Что отлично?
— На снижение резко пошло. Скоро закончим... Следующая — Инга Гроссет.
О, счастье мое! Не мое, конечно, а Эдика. На них смотреть — и то счастье. Она танцевала испанский танец на одном из институтских вечеров. Как танцевала... Они познакомились. А через неделю решили пожениться. Я сам по поручению бюро факультета разговаривал с ним — не легкомысленна ли такая скоропалительная женитьба? Дурак дураком! Как будто дело в сроках. Ведь у них вся жизнь — переходный процесс. Ничего устоявшегося, стандартного, каждый день все по-разному, по-другому.
— Четыре процента, — сказал Эдик.
— Отлично, — радовался Карминский. — Кто следующий?
— Но почему больше, чем у Марины? — спросила Инга. Все-таки женская солидарность была в ней очень сильна.
— Разберетесь позже. Иванов Сергей.
— Ноль два. Пять. Три. Ноль пять. Стрелка скачет.
— Зайцы скачут! — заорал Карминский. — Семигайло! Почему аппаратура барахлит?
Аппаратура тут ни при чем. Это мое странное отношение к Сергею. Работать с ним было одно наслаждение. Все спорилось в его руках. Когда мы еще только разрабатывали индикаторы счастья, он мог за день изобрести с десяток схем, спаять и настроить их. И они работали. Правда, повторить их обычно уже никому не удавалось. Они работали только созданные его руками. И дома, и в лесу, и в командировках он был таким. Если что-нибудь всем казалось невозможным, он, не раздумывая, бросался вперед очертя голову. И у него получалось. На мотоцикле он умудрялся ездить по таким немыслимым дорогам, где даже тракторы вязли. В шахматы выигрывал в безнадежных позициях. У него был какой-то странный талант везения и легкая рука.
Десять лет он, Эдик и я были неразлучны. Потом он немного отошел от нас. Это произошло тогда, когда я понял, что люблю его Нину...
Стрелки индикатора пляшут, и Карминский почем зря ругает Семигайло, который ни в чем не виноват.
— Все работает нормально, Виталий Петрович.
— Нормально, нормально. Тогда проинтегрируй по времени.
— За какой отрезок?
— Откуда я знаю! За минуту.
— Хорошо... Две и семь.
— Антон Семигайло!
— Ноль.
— Алла Куприна!
— Ноль две.
— Карминский!
— Ноль.
— Филатов! Скрипкин!.. Президент США!.. Директор института! Дежурный водопроводчик!..
— Ноль, ноль, ноль...
— Где осечка? — спросил Карминский. — Остается двенадцать процентов. Вроде всех перебрали. И знакомых и незнакомых.
— А здоровье-то забыли! — взревел Антон. — Здоровье — это о-го-го!
— Здоровье!
— Ноль.
— Он же хочет стать знаменитым композитором, — сказал Сергей.
— Сергей, как ты можешь? — прошептала Инга.
— Слава! Признание! Талант!
— Ноль, ноль, ноль...
Карминский устало опустился на стул.
— Ну, что еще позабыли?
— Может, взять толковый словарь и по порядку? — предложил Сергей.
— Вот что, Гроссет. Спроси-ка у него сам. Ему лучше знать.
Они отобрали у меня все. У меня уже ничего и никого, кроме Нины, не было. Эдик, конечно, знал. Разве это скроешь? И Сергей знал, но не подавал виду. А может быть, не знал?
Маленькая женщина с черными короткими волосами, которую я и в мыслях-то боялся поцеловать, потому что потом нужно будет смотреть Сергею в глаза.
— Сашка, — позвал меня Эд.
Я сделал усилие и напряг всю свою волю. Нет у меня ничего и никого! Нет! Один я! В этом сером, бесцветном и пустом мире.
— Двенадцать процентов, — тихо-тихо сказал Эдик.
— Итого ноль, — заключил Карминский. — Первая половина эксперимента закончилась. Иванов, давай сюда контейнеры со счастьем!
Сергей ногой подтолкнул ящик. Молча подкинул на ладони полиэтиленовый мешочек с розовым счастьем и запустил им в ползающую по подоконнику муху. Убить муху счастьем!
— Кощунство! — укоризненно покачал головой Карминский.
— Вычтите из зарплаты, — тихо сказал Сергей.

Разноцветное счастье - Колупаев Виктор Дмитриевич => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Разноцветное счастье автора Колупаев Виктор Дмитриевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Разноцветное счастье у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Разноцветное счастье своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Колупаев Виктор Дмитриевич - Разноцветное счастье.
Если после завершения чтения книги Разноцветное счастье вы захотите почитать и другие книги Колупаев Виктор Дмитриевич, тогда зайдите на страницу писателя Колупаев Виктор Дмитриевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Разноцветное счастье, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Колупаев Виктор Дмитриевич, написавшего книгу Разноцветное счастье, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Разноцветное счастье; Колупаев Виктор Дмитриевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн