А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Возвращаясь, она легко могла сбиться с пути и заблудиться. Возможно, безопаснее и дальше держаться песенной линии. Джоанна также сознавала, что ее ведет другая сила. У нее не было сомнений, что влечет ее песенная линия рода Джугала. Этим путем прошли со своими палатками и надеждами Нейоми и Джон Мейкпис. Этой же дорогой Ринадина уводила от опасности маленькую Эмили. Джоанна больше не чувствовала себя одинокой. Теперь ее сопровождали духи.
На пятнадцатый день пути по тропе Мечтаний Кенгуру она собиралась развести костер, чтобы испечь немного личинок, но тут на нее упала чья-то тень. Джоанна подняла голову и увидела стоявшего над ней мужчину с копьем. Поодаль стояли еще несколько человек, тоже вооруженных. Их обнаженные тела были натерты жиром и золой; на головах и вокруг пояса они носили волосяные шнурки, наподобие того, что сплела для Джоанны Сара во время эпидемии тифа. Они смотрели на Джоанну без всякого выражения на лицах.
– Вы из рода Джугала? – спросила она. Они молчали.
– Из Карра-Карра? – снова спросила она.
Ответом опять было молчание.
Она отчетливо ощущала тяжесть горячего полуденного воздуха и необъятные просторы пустыни, простирающиеся за ней. Чувствуя запах пекущихся на углях личинок, она вспоминала, какие они на вкус сырые. Вспомнилось ей, как она высасывала горьковатую воду из корней акации, и ее вовсе не беспокоило что корни грязные и что нечем вытереть руки. Поэтому она считала, что стоять в чужом краю и открыто, без страха, смотреть в эти глубоко посаженные красновато-карие глаза было для нее совершенно в порядке вещей.
Не проронив ни слова, мужчины повернулись и пошли прочь. Джоанна некоторое время провожала их взглядом, затем сообразила, что ей полагалось следовать за ними. Она быстро подхватила китель капитана Филдинга вместе с кожаной сумкой и пошла следом. Они достигли места стоянки, когда закатное солнце уже касалось горизонта. Джоанна вошла в лагерь – группу маленьких времянок из сучьев эвкалиптов, среди которых горело несколько костров. Поражало ее в этой ситуации две вещи: собственное бесстрашие и безразличие аборигенов при ее появлении. Она шла мимо женщин, занимавшихся разными делами: одни готовили еду, другие свежевали добытых животных, третьи нянчили детей, и все они улыбались ей так спокойно, словно она была у них частой гостьей. Эти женщины также были обнажены. Джоанна заметила только на нескольких девушках юбки из перьев какаду, а остальные ходили совершенно нагие. И как ни странно, но Джоанна чувствовала себя неловко в блузке, юбке и ботинках.
Мужчины остановились. Они обернулись, и шедший впереди указал куда-то копьем. Джоанна посмотрела в ту сторону и увидела молодую белую девушку, лежавшую поперек ямы с эвкалиптовыми ветками, от которых шел пар.
– Бет! – крикнула Джоанна, бросаясь к дочери.
Девочка была без сознания. Сильно обгорела на солнце и, коснувшись лба, Джоанна обнаружила у нее сильный жар. Ей уже приходилось видеть эту характерную бледность: во время эпидемии тифа и на лице мертвого капитана Филдинга. Джоанна подняла дочь на руки и прижала к себе, и тогда женщина, которая, как видно, ухаживала за Бет, сказала что-то, но Джоанна ничего не поняла.
«Я пришла слишком поздно, – думала она, – слишком поздно».
29
На застекленной веранде Сара готовила мази из окопника с календулой. Ее окружали ампельные растения, маленькие деревца вьюна и кустистые травы в глиняных горшках. К густому духу суглинка и компоста присоединялись нежные ароматы розмарина и вербены лимонной и крепкий запах растопленного пчелиного воска. Когда Джоанна полгода назад уезжала в Западную Австралию, Сара обещала ей ухаживать за лекарственными растениями и пополнять запасы лекарственных трав. Она каждый день подстригала и пересаживала растения, собирала урожай листьев, стеблей и корней.
Она часто думала о Джоанне с Бет, старалась представить, чем они заняты. Думала Сара и том, что Джоанна, может быть, вернется сама, не дождавшись приезда Хью. Он должен был уже давным-давно уехать в Калагандру, но все еще оставался в «Меринде», продолжая бороться с заражением овец личинками мух, которое разрослось до масштаба эпидемии.
Сара проверила густоту растопленного воска, и вдруг руки ее замерли сами собой. Она посмотрела через стеклянную стену на серебрящуюся сквозь просветы между деревьями гладь пруда и подумала: «Филип идет». Быстро погасив огонь под плошкой с воском, она сняла фартук и поспешила через весь дом к себе в комнату, там она причесалась и стряхнула с шерстяной темно-коричневой юбки прилипшие листки и мелкие цветки. Затем она торопливо сменила ситцевую кофточку на голубую шелковую блузку, чувствуя, как дрожат руки. Встречи с Филипом приносили ей радость и в то же время тревожили. После его возвращения в Австралию они вели себя очень осмотрительно. Сара хорошо понимала, что им надо быть осторожными, чтобы Филип, как архитектор, мог добиться успеха в районе. Слуги, а также рабочие фермы всегда готовы были посудачить. И все знали, кроме того, что он по-прежнему женат. Больше они не давали волю страсти.
К счастью, Филип был очень занят, получив заказы на строительство особняков для Камеронов и Макклаудов. Ему приходилось часто ездить в Мельбурн, чтобы проконсультироваться с поставщиками, и он целые дни проводил на кирпичных заводах и лесных складах. Свободного времени у него почти не оставалось, и возможностей видеться с ним у Сары было немного. Несколько раз он приезжал в «Меринду» на обед, и еще он ездил в компании Хью и Сары на концерты в парк Камерона. Но им страстно хотелось только одного: свободы любить друг друга и быть вместе. Однако для них это была недосягаемая роскошь.
И вот он приехал в «Меринду» без предупреждения. Она чувствовала, как он идет по дорожке, и казалось, могла бы даже различить, во что он был одет. Она заспешила вниз в прихожую и открыла дверь, не дожидаясь стука. Они стояли и смотрели друг на друга.
– Здравствуй, Сара, – улыбнулся Филип.
– Здравствуй, Филип. Входи, пожалуйста. Рада тебя видеть.
Он снял шляпу и оглядел прихожую, а потом поцеловал ее в щеку, не спеша отстраниться. Задержавшись на ней долгим взглядом, он тихо сказал:
– Сара, ты такая красивая. Как у тебя дела?
Она видела перед собой высокого красивого Филипа, смотрела на его чуть кривоватый нос, и ей до боли хотелось быть с ним.
– У меня все хорошо, – ответила она. – Я все время думаю о тебе.
– Я стараюсь держаться в стороне. Я не могу сосредоточиться на работе. Меня тянет к тебе. Я ничего не хочу больше, чем быть с тобой.
– И я, – проговорила она, касаясь его руки.
– Сегодня пришло письмо от Элис, потому я и заехал. Она по-прежнему не дает мне развод. Она не хочет, чтобы я возвращался к ней, но и опасается, что официальный развод может повредить Дэниелу. Она говорит, что надо дать ему подрасти.
Сара кивнула. Она понимала, что развод становится для женщины своеобразным клеймом, но и свое положение она также сознавала. Клеймо лежало и на ней – она любовница женатого мужчины.
– Как дела у Хью? – спросил Филип, хотя говорить ему хотелось совсем о другом.
– Хью у северной границы фермы, – ответила Сара. – Его не было дома уже три дня.
– Значит, все по-прежнему плохо?
– Боюсь, что так и есть.
– По пути сюда я встретил мистера Ормсби. Он опасается, что вполне может лишиться Стратфилда, если эпидемия не прекратится.
– Да, я слышала об этом, – подтвердила она.
Они помолчали. В гостиной по соседству пробили часы.
– Если хочешь, можешь съездить к Хью, – предложила Сара. – Он тебе обрадуется.
– Думаю, надо съездить. – Филип достал из кармана письмо. – Сегодня утром я заходил на почту, и меня спросили, не собираюсь ли я в «Меринду». Это письмо, важное на вид, для Хью.
Она прочитала обратный адрес: оно пришло от комиссара Фокса из колонии Западная Австралия.
– Оно из Калагандры, Филип, и не от Джоанны. Что-то случилось. Я чувствую. У меня несколько недель было неспокойно на душе. Нужно немедленно отвезти письмо Хью.
Хью отложил перо и посмотрел в окно палатки, некоторое время наблюдая, как по лагерю ходят рабочие, угощаются чаем из котелка, который готовился непрерывно. Хью считал свой лагерь военным, а людей – солдатами. Ежедневно они ездили осматривать овец, пристреливать заболевших и закапывать туши. Они провели частичную стрижку овец, которых можно было спасти, и купали их в дезинфицирующем растворе. Процедура нужная, но в высшей степени неприятная. В лагерь они возвращались измотанные, и дух от них шел тяжелый. Подкрепившись чаем с бутербродами, приготовленными Пинг-Ли, они отправлялись на новую битву, приносящую одни разочарования. Сам Хью тоже сильно устал, ему хотелось бы передохнуть, но работы еще оставалось непочатый край. Случилось то, чего он и боялся три месяца назад. С наступлением тепла над западными равнинами появились, откуда ни возьмись, полчища мясных мух и пронеслись над фермами, как тучи, сеющие смерть. По всей Юго-Восточной Австралии овцы гибли тысячами. И фермеры повсюду, от Аделаиды до границ с Квинслендом, сбивались с ног, делая все, чтобы найти способ остановить эпидемию.
Хью взялся за ручку, чтобы продолжить записи, но прежде посмотрел на фотографию Джоанны, стоявшую на походном столе. Как ему не хватало ее! Он жалел, что не смог остаться в Западной Австралии и что не смог вернуться туда скоро. Он писал ей регулярно. Рассказывал о ходе бесконечного сражения с нашествием мух, но от нее не было никаких известий. Появились сообщения о штормах в Большом Австралийском заливе, ставших причиной гибели нескольких судов, часть из которых везла почту. Кроме того, забастовка портовых рабочих парализовала пассажирское и грузовое сообщение вокруг южного побережья Австралии. Не приходилось особенно надеяться на телеграфную связь. Лесные пожары уничтожали линии передач, и аборигены, случалось, подрубали столбы.
«Скоро мы увидимся, дорогая», – мысленно пообещал Хью, представив себе Джоанну, дожидающуюся его в гостинице «Золотой век».
Он вернулся к своему журналу, который все больше становился похожим на летопись поражений уже с самой первой записи:
«Шерсть годовалых овец, обработанных табаком и серой, осталась зараженной яйцами мух.
Третья неделя – валухи в стаде заболели после известково-серной ванны. Джон Рид подозревает отравление ядовитыми парами. Буду прекращать.
Пятая неделя – экспериментировал с горячей водой. Выяснилось, что с шерсти смывается жиропот, отчего она портится. Попробую снизить температуру воды, хотя Иан Гамильтон пробовал – эффекта никакого.
Восьмая неделя – Ангус Макклауд сообщил экспериментальный рецепт, он использовал его для обработки шестимесячных ягнят. Выяснил, что окрашивается шерсть. Муха остается.
Десятая неделя – Фрэнк Даунз сообщил о катастрофическом падеже в Лизморе.
Одиннадцатая неделя – в «Меринде» сильно поражены бараны. Должен их ликвидировать».
Хью взял ручку и записал:
«Двенадцатая неделя – Убежден, что зеленая мясная муха выводится почти исключительно на живых овцах. В этом причина, почему отлов мух не приводит к сокращению заражения. Необходимо найти способ прервать жизненный цикл мясной мухи».
Он окинул взглядом сосуды, стоявшие на его рабочем столе. В них находились образцы, собранные с овец в «Меринде» после обычных дезинфицирующих ванн. На сосудах имелись наклейки: «яйца мясной мухи, в возрасте одного дня», «мясная муха на стадии куколки и личинки, обнаруженные на остриженных овцах» Образцы подтверждали, что в борьбе с этой разновидностью мясной мухи традиционные ванны не давали результата.
Хью продолжал писать: «Проверю результаты использования ванн с мышьяком».
Когда он объявил, что собирается попробовать на своих овцах радикальный метод, с использованием мышьяка, многие фермеры предостерегали его.
– Не знаю, не знаю, – сомневался Иан Гамильтон. – Мышьяк – штука опасная. Он может навредить твоим овцам еще больше, чем мухи. И о стригалях надо подумать.
Если они решат, что в шерсти яд, то не возьмутся за стрижку.
Но Хью пришел к заключению, что настала пора рисковать. За последние три месяца он сделал несколько удивительных открытий. В частности, он установил, что одна зеленая мясная муха способна отложить две тысячи яиц. Используя эти данные, Хью произвел расчеты для нескольких циклов разведения исходя из того, что хотя бы половина молодняка даст по две тысячи яиц. Результаты оказались ошеломляющими. Если с очередным приходом тепла мушиное потомство выведется полностью, заражение будет настолько мощным, что никакими мерами уже не удастся остановить катастрофический падеж овец.
Он посмотрел на мешки у стены палатки. К ним были прикреплены бирки с надписями: «племенные бараны, табак и сера, 10 июля 1886 года» и «валухи, сублема, 30 июня 1886 года». Оба способа эффекта не дали. И вот две недели назад Хью решился опробовать на выбракованных овцах в высшей степени спорное средство: ванны с мышьяком. Джеко перед этим принес образцы, и Хью решил их просмотреть.
Он взял мешок с биркой: «выбракованные овцы, северное клеверное поле, рецепт с мышьяком № 12». К выбракованным относились овцы, вышедшие из случного возраста, их держали на ферме для вскармливания осиротевших ягнят. Хью достал несколько образцов из мешка и понес к рабочему столу. Уложив несколько волокон на предметное стекло, он настроил микроскоп и посмотрел в окуляр. Он сдвинул брови, наклонил зеркало, чтобы поймать больше света, и подрегулировал резкость. Увеличенные шерстинки на стекле заполнили все поле зрения объектива. Поворачивая стекло, Хью установил максимальное увеличение и принялся рассматривать волокна шерсти.
Никаких следов мясной мухи.
Хью вернулся к мешку и взял другой образец; этот был взят у другой овцы, но из той же отары. Все волокна, рассмотренные под микроскопом, оказались чистыми. На них не было ни единого мушиного яйца. Он брал образцы один за другим и пересмотрел их не меньше двадцати. И все они были чистыми. Мышьяк оправдал ожидания.
Хью выглянул из палатки, чтобы позвать Джеко, и, к своему удивлению, увидел въезжающую в лагерь коляску.
– Это пришло тебе сегодня, Хью, – сказала Сара, входя с Филипом в палатку. – Филип его привез. Мы подумали, в нем может быть что-то важное.
Хью распечатал конверт, развернул единственный листок и начал читать: «Уважаемый мистер Уэстбрук, нам только что сообщили о повреждении телеграфных линий у границ колонии Южная Австралия. Я послал вам несколько телеграмм, которые, как я теперь понимаю, до вас не дошли. С большим сожалением должен сообщить вам, мистер Уэстбрук, что ваша жена приняла решение и отправилась в пустыню 6 мая в сопровождении дочери, мистера Эрика Грэхема, капитана Филдинга и темнокожего проводника. Очевидно, они стали жертвами ливневого паводка. Уцелел только Эрик Грэхем, но и он находится в критическом состоянии. Миссис Уэстбрук и остальных членов ее экспедиции разыскать не удалось».
Он смотрел на письмо, не понимая смысла. Затем прочитал его еще раз.
– Господи, – проговорил он. – Сара, Боже…
– Что там? – она взяла письмо и быстро пробежала глазами. – Не может быть… – Хью, – Сара тронула его за плечо. – Джоанна жива. Я это чувствую. Если бы она погибла, я бы знала. Но ей грозит серьезная опасность. Мы должны ее разыскать.
Джадд Макгрегор работал за столом в кабинете отца. Страх перед этой комнатой оставил его; призраки покинули кабинет вслед за отцом. В дверь постучали, и вошла Полин.
– Здравствуй, мама, – сказал Джадд. – Ты выглядишь просто потрясающе.
Она улыбнулась, надевая перчатки.
– Спасибо, Джадд. Я еду в Лизмор навестить Фрэнка. Надо еще уладить кое-какие дела. И тогда я получу право собственности на Килмарнок. Над чем ты так усердно работаешь?
– Знаешь, я подумал, что поскольку мы не можем сохранить оставшееся стадо из-за заражения личинками мясной мухи, мы могли бы пустить его на сало, и в результате освободилась бы земля. У меня есть мысль выращивать в Килмарноке пшеницу, сейчас это очень выгодно. Помнишь акции серебряного рудника Брокен-Хилл, которые дядя Фрэнк подарил мне в прошлом году на мой двадцать первый день рождения? Как ты думаешь, он не будет против, если я их продам?
– Не думаю, что он станет возражать. Тем более что они твои. Значит, возделываем пшеницу? А что, мне очень нравится эта мысль.
– Это потребует меньше первоначальных капиталовложений, значительно меньше рабочей силы, и в итоге принесет высокие доходы. Особенно если учесть, что я занимаюсь выведением нового сорта, способного давать хороший урожай в засушливых районах.
Полин следила за движением его рук, когда он рассказывал о своем плане, видела слегка приподнятую бровь – признак волнения. Она находила в нем очень много общего с отцом, каким тот был много лет назад, до того, как горечь и разочарование отпечатались на его лице бороздами морщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60