- О нет! Я вполне лоялен. Получаю пенсию. У меня большой участок - знаете, яблони, картошка, то-сё. Сейчас зима, и я совсем свободен. У меня есть сын, работает конструктором на Урале. Помогает, конечно. Но все это не имеет значения…
Они пили рюмку за рюмкой. И взаимная симпатия росла.
- Значит, вы, молодой человек, проездом? А где же остановились? - уже полупьяным голосом спросил Куртис.
- Как видите, пока здесь. А дальше видно будет.
- Значит, нигде?.. - Куртис как будто был доволен, сделав такое заключение.
Заиграл джаз. А когда музыка умолкла, Куртис сказал:
- Я гулял по улице и видел, как вы входили в ресторан. Обратил на вас внимание, потому что вы были с очень яркой девушкой. Где водятся такие красавицы?
- Ерунда! На вокзале прихватил.
Павел вытер губы бумажной салфеткой, помолчал и спросил:
- Между прочим, улица Карла Маркса далеко отсюда?
- Найдем. Могу помочь.
- Видно будет, - неопределенно ответил Павел.
Выпили еще. И теперь уже изрядно охмелели. Щедро расплатившись с официантом и стараясь идти прямо, новые знакомые покинули ресторан. Куртис держал Павла под руку. Они искали улицу Карла Маркса.
Встречный прохожий объяснил, как лучше пройти, и, завернув за угол, Куртис сказал:
- Теперь скоро.
Через несколько минут они стояли перед серым трехэтажным зданием. Павел посмотрел на номер дома, огляделся вокруг.
- Побудь здесь.
- Нет, нет. Я с тобой! - запротестовал Куртис.
Они вошли в подъезд, медленно, держась за перила, поднялись на третий этаж, остановились у двери квартиры под номером двенадцать. Павел нажал кнопку электрического звонка. Дверь открылась, и перед ними предстал мужчина огромного роста, лет тридцати пяти. На нем была морская тельняшка.
- Мне бы Зудова, - спросил Павел.
- Я Зудов, - ответил простуженным голосом человек в тельняшке.
- Привет, Боцман.
- Привет, - без всякого энтузиазма откликнулся Зудов, оглядывая Павла суровым взглядом из-под густых бровей.
- Пройдем?
- Валяй здесь.
- Разве так встречают гостей? - развязно бросил Павел. - Я привез для боцманской трубки табачку. Вот, держите, Боцман. - И Павел, вынув из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток, протянул его Боцману.
Боцман пристально посмотрел на Павла, затем перевел взгляд на Куртиса.
- Слушай, детка. Трубку я оставил на память милиции. Отнеси туда и табачок. Чуешь?
Павел сунул сверток в карман. В это время открылась одна из дверей, выходящих в коридор квартиры, и оттуда с громким криком выбежал мальчик лет трех. Он споткнулся и упал в ноги Боцману. Боцман подхватил мальчишку. Из этой же двери в коридоре появилась белокурая маленькая женщина.
- Уловил? - беззлобно спросил Боцман.
- Нетрудно догадаться, - откликнулся Павел.
- Еще вопросы есть?
- Табачок я по вашей просьбе при случае, может, и правда легавым передам… Сейчас мне нужна хата… Всего на несколько дней.
- С кем имею честь? - спросил Боцман, оглянувшись на жену.
- Бекаса слыхал?
- Приходилось… Все один промышляешь?
- Колхоз в нашем деле - могила.
- Давно с дела? - без всякого интереса спросил Боцман.
- Не имеет значения… Все прояснилось. Боцман. Не поминай лихом. - И Павел, резко повернувшись к Куртису, взял его за рукав и потащил вниз.
- Идем ко мне, дорогой Бекас, - сказал уже внизу Куртис, обнимая Павла за плечи. - Никаких разговоров! Едем ко мне. Гарантирую, будешь доволен.
И Куртис пьяно облобызал его.
В одном из переулков они остановились перед высоким домом, поднялись на четвертый этаж. В квартире, куда попал со своим новым знакомым Павел, никого, кроме маленькой аккуратной старушки, не было.
Они сняли пальто.
- Располагайся! Будь как дома. Я сейчас.
Куртис вышел.
Через несколько минут они вдвоем со старухой накрыли на стол.
Не нужно было обладать особенной наблюдательностью, чтобы понять, что Куртис проявляет к гостю повышенный интерес.
- А все-таки какая у тебя профессия? - усаживаясь за стол, спросил он.
- Радист.
- Передаешь или принимаешь?
- Всего понемногу, но в основном принимаю…
- И получается?
- Не всегда ладно…
- Вот то-то и оно-то. Одиночка - былинка в поле, подул ветер - и за решеткой. Приходилось? - гнул свою линию Куртис.
- Бывало… Не пойму, маэстро, к чему этот допрос? Ты же не поп. Давай без покаяния.
- Извини. Хочу помочь. У меня есть надежные люди. Если надумаешь быть с ними, станешь человеком.
Павел зевнул и ответил безразлично:
- Я и так человек. Даже с большой буквы.
- Ну, в таком случае - спать.
- Первый раз сказали дельную вещь, маэстро.
Куртис встал и вышел. Павлу отвели отдельную комнату.
…Утром за столом Куртис, распечатав бутылку водки, вновь вернулся к теме вчерашнего разговора. На сей раз Павел оказался покладистее. Он удовлетворил любопытство новоявленного друга и рассказал все о своей неудачно сложившейся жизни.
Куртис слушал, молча и сочувственно посматривал на него.
- Да, нелегка твоя жизнь. Ну, что же ты собираешься делать здесь? - спросил Куртис после минутной паузы.
- Пока даю показания Куртису.
- А если без шуток?
- Стерегу одного фраера. Скоро отчаливает. Думаю в дороге перейти с ним на «ты».
- Оставь его в покое. Могут найтись более солидные дела. И без разъездов.
- Что мне надо, я нашел. И упускать не собираюсь.
- Но сколько можно стрелять по воробьям? Пока ты молод, это еще годится. А состаришься? Плохо одному в старости…
- Что-то ты мне, Куртис, ребусы подсовываешь, а карандаш прячешь. Нет, пожалуй, лучше в одиночку. Вы хотите, маэстро, чтобы я по утрам снимал табель с одной доски и вешал на другую? А вечером наоборот?
В конце концов они договорились, что Павел останется в городе и на время укроется здесь, в квартире этой старушки. Условились встретиться на следующий день. По этому поводу они еще выпили. И через час Павел, пробормотав: «Эх, славно получается!» - подошел к кровати, лег, вяло помахал Куртису рукой и тут же уснул. Куртис, подождав минутку, уложил Бекаса поудобнее и вынул у него из кармана сверток, от которого отказался Боцман. Вместе со свертком он извлек маленький золотой медальон на короткой золотой цепочке - это получилось нечаянно, Куртис случайно мизинцем захватил петлю цепочки.

Глава 4
Выходной день
У Зарокова был сегодня выходной день, однако встал он рано. Побрился, позавтракал. Несколько раз с нетерпением взглянул на часы. Скоро десять, а Ян еще не вернулся. Что могло случиться?
Но раздался добродушный лай собаки, и Зароков вздохнул облегченно. По этому лаю он безошибочно узнавал, кто идет - хозяин дома или посторонний.
- В ресторане я его нашел сразу… - раздеваясь на ходу, начал рассказывать Дембович. - Парень стоящий, насилу уломал. Фамилия его, если не врет, Матвеев. Трижды судим. Бежал из колонии. Имел здесь явку, но хозяин завязал узелок. Отец умер в тридцать восьмом, мать пенсионерка, живет в Москве. У него свои счеты с властями. Дорожит свободой, не любит над собой начальства. Придется с ним еще повозиться; но уверен - можно обломать. Отвез к старухе.
- Идиот! - вскочил со стула Зароков. - Зачем к старухе?! Такое чистое место! Если он вор - может наследить, провалить квартиру. Лезешь напролом, как медведь…
- Но вы же сказали: надо его не упускать. Бекас - свой парень, это сразу видно. А упусти я его - у него там уже готовый клиент. И ищи ветра в поле, - обиженно сказал Дембович.
- Не хватало только, Дембович, чтобы вы меня поближе познакомили с контрразведчиками, которые интересуются как раз седыми пожилыми людьми, имеющими подозрительные связи.
- Он урка, - уже спокойно, даже вяло, не стараясь уверить, сказал Дембович. - Я знаю их жаргон. Тут невозможно обмануть.
- Дембович, Дембович! - покачал головой Зароков. - Блатному жаргону можно выучиться по книгам. У меня даже был один знакомый художник, немолодой человек, который говорил на жаргоне хлеще любого урки. - Он понемногу успокаивался. - Надо быть осторожнее. Можешь обижаться сколько тебе угодно. Но впредь не торопись. А теперь выкладывай по порядку. Как можно подробнее.
Обстоятельно рассказав обо всем, Дембович положил перед Зароковым сверток, а сверху аккуратно поместил медальон.
- Это было у него. Привез Боцману.
Зароков глядел на сверток с поблескивающим наверху медальоном.
- Можно подумать, ты в свое время только и делал, что грабил пьяных. Самая неквалифицированная специальность…
- Вы же говорили, что при возможности хорошо бы обыскать карманы.
- Ну ладно…
Зароков развернул сверток. Там был серебряный портсигар с чернью, совсем новый, а в нем серебряные колечки, тоже с чернью, бирюзовые сережки и серебряный браслет - видно, все это из какого-то второразрядного ювелирного магазина. Но золотой медальон - тусклый ромб на тусклой золотой цепочке - был наверняка не из той коллекции. Зароков подбросил его на ладони, спрятал к себе в бумажник.
- Портсигар ты ему вернешь. Скажешь, взял, чтобы старуха не соблазнилась. Про медальон ничего не говори.
Зароков собрал все в портсигар, завернул его в газету.
- Имеет свои счеты с властями, говоришь… Но, боюсь, оплачивает он их не теми векселями, какими ты думаешь…
- Но я вас не совсем понимаю. Если вы его подозреваете - зачем он вам?
- Мне будут нужны люди. Если этот человек действительно вор, то лучше иметь такого симпатичного вора, чем другого. Радист - это кстати. Дай бог, чтобы мы заполучили натурального урку. Но надо проверить как следует. Узнай, кто такой Боцман. Обо мне, разумеется, ни слова. Ты, надеюсь, настоящей своей фамилии Бекасу не сказал?
- Я назвался Куртисом. Старуху предупредил, - отвечал Дембович.
- А что за красавица была с ним?
- Говорит, на вокзале прихватил.
- Ну хорошо. Надо подумать, куда его пристроить. С улицей ему следует кончать.
- Устроить на работу совсем нетрудно, были бы документы.
- Будут.
На этом они закончили разговор. Дембович пошел по хозяйству.
…Сам Зароков с помощью Дембовича без особого труда устроился в таксомоторный парк - шоферов там не хватало. Уже через несколько дней он знал почти всех парковских по имени. Увидев за рулем встречной автомашины водителя из своего парка, дружески салютовал ему рукой.
Работал Зароков, как и все шоферы, через день. С самого начала он постарался зарекомендовать себя как можно лучше. Не спешил уходить домой после смены, подолгу задерживался в гараже, и не было случая, чтобы он отказался кому-нибудь помочь. Скоро о нем заговорили как о хорошем, отзывчивом человеке. Как-то начальник колонны попросил его принять участие в осмотре послеремонтных машин. О чем речь? С удовольствием. И шофер Зароков в свободное от дежурства время подолгу возился с автомашинами.
Правда, существовало и еще одно обстоятельство, из-за которого Зароков с охотой торчал в гараже: ему сразу понравилась диспетчер Мария. Ей лет двадцать шесть-двадцать семь. Высокая. Темные волосы, серые глаза… Словом, Зароков решил поближе познакомиться с диспетчером.
И теперь, одевшись, он отправился в парк.
В диспетчерской было полно. Неудачно, подумал Зароков, не дадут, подлецы, поговорить. Он громко поздоровался.
Свободных стульев в диспетчерской не было. Он прислонился к косяку двери.
- Ну вот, еще одна жертва, - громко сказал шофер в серой кепке.
Мария сидела за столом и заполняла кому-то путевой лист. Шутка не смутила ее. Однако этот новый парень ей нравился.
- Здравствуйте, Зароков, - не поднимая головы, сказала она.
- Ого! Персонально! Похоже, что это не жертва, - сказал тот же шутник.
- Новички-холостячки берут первенство, нам здесь делать нечего. Пошли, ребята! - поддержал его другой.
Кое-кто поднялся, собираясь уходить. Зароков сел на освободившуюся табуретку, вынул пачку «Казбека», стал угощать.
- Богато живешь. А мы так «Волну» с перекатом, - взяв папиросу, опять пошутил шофер в серой кепке.
- Как дела, ребята? - спросил Зароков, не обращая внимания на «Волну».
- Спрашиваешь, будто не знаешь. План везешь - дела хороши, плана нет - переходи на иждивение жены.
В это время в диспетчерской появился начальник колонны.
Стали расходиться. Зароков пожалел, что и на сей раз разговора с Марией с глазу на глаз не получилось, простился и ушел восвояси.

Глава 5
Зароков не теряется
Дембович нетерпеливо посматривал на дверь комнаты Зарокова. Завтрак давно был на столе, а тот все не выходил. Он крикнул:
- Завтрак остынет!
- Зайди ко мне, - послышался из-за двери приглушенный голос.
Дембович вошел и недовольно поморщился: накурено так, что щипало глаза и за пеленой дыма Зарокова еле было видно.
- Так недолго и дом сжечь. Окурки на полу… - нерешительно, скорее механически проворчал Дембович, оставляя дверь открытой.
- Присядь, разговор есть.
Дембович сел на стул.
- Вот что, дорогой мой хозяин. Я вижу, вы с большим уважением относитесь к своему желудку. Вы любите вкусные вещи, не правда ли? По этому поводу я хочу рассказать вам один эпизод, имевший место у нас в диспетчерской. Так вот. На днях я дружески болтал с товарищами и, между прочим, угостил их «Казбеком». Они сказали, что я богато живу. Правда, допроса не учиняли, однако намек был недвусмысленный. Как бы это сделать, чтобы у них не возникали разные вопросы?..
- Понимаю. Что-то надо придумать, - ответил Дембович.
- Подумай, ты же обстановку знаешь.
Дембович, помолчав секунду, сказал:
- Кажется, надо выиграть. - И, как бы убеждая самого себя, прибавил: - Совершенно правильно, надо выиграть. Скоро розыгрыш. Я знаю. Слежу. У меня есть две облигации.
- Не пойму.
- По трехпроцентному займу. Надо после опубликования таблицы выигрышей потолкаться в какой-нибудь сберкассе среди счастливчиков и попробовать кого-то осчастливить еще раз. Трудно, конечно. Но если повезет, можно найти человека, который не считает себя жадным, а просто, так сказать, не любит стоять в очереди за деньгами. Он даст вам свою облигацию, а вы ему отдадите деньги, причем его выигрыш будет, конечно, больше, чем значится в таблице. Не ясно?
- Просто, но убедительно, - сразу все понял Зароков. - Но будь осторожен. А теперь завтракать…
Через три дня после опубликования таблицы выигрышей очередного тиража трехпроцентного государственного займа в красном уголке таксомоторного парка Зароков, понаблюдав минут пять за партией «козла», подошел к столику, где лежала подшивка «Известий», над которой, опершись о стол, склонились двое. Когда они перевернули последнюю страницу. Зароков увидел таблицу и сказал: «О братцы, у меня же облигация имеется. А ну проверим!» Он достал из бумажника единственную двадцатирублевую облигацию, посмотрел на номер, произнес его вслух, и три замасленных указательных пальца побежали по столбикам цифр.
- Есть! - воскликнул один из шоферов.
- Ты смотри… - удивился другой.
Зароков сначала даже не поверил. Он смотрел то на облигацию, то на таблицу. Но сомнений быть не могло: облигация выиграла тысячу рублей. Зарокова поздравляли, кто-то объявил, что с него полагается. Зароков принимал поздравления с растерянным видом, разводил руками, наконец сказал: «Дуракам везет». А потом Зароков пригласил тех двоих, что помогали проверять таблицу, в шашлычную. Вечер в шашлычной прибавил Зарокову популярности в таксомоторном парке. Во-первых, не скуп. Во-вторых, пьет, но знает меру. А Зароков сделал для себя в шашлычной полезное открытие: можно, как сказал один из его новых дружков, ходить на ипподром, на бега. Новичкам в тотализаторе, как во всякой игре, непременно везет. Старые, прожженные тотошники даже специально поджидают их у кассы, чтобы подслушать их ставку и сделать такую же… Зарокову очень понравилось предложение как-нибудь сходить на ипподром…
Он собирался наладить свою жизнь в этом городе не на месяц и не на год. На много лет. И он уже избавился от беспокоящего чувства чужеродности в толпе незнакомых людей, жителей этого города. Он чувствовал и знал, что от него уже не пахнет чужаком, когда он едет в трамвае, покупает папиросы в киоске или пьет томатный сок. Самое трудное - жесты, которые были бы естественны, как дыхание, - он усвоил быстрее всего. Может быть, потому, что он все-таки был русский.
…В этот свой выходной день он проснулся рано, как всегда, часов в шесть. За окном было еще совсем темно, он нажал пуговку торшера, закурил и взял валявшуюся на полу недочитанную вчерашнюю газету. Почитав и бросив папиросу в стоявшую на стуле пепельницу, задумался. Собственно, если не считать двух специальных заданий, у него нет других забот, кроме одной, самой главной и трудной: пустить корни как можно глубже, сделаться своим среди советских людей, обзавестись полезными для дела связями, стать настоящим Михаилом Зароковым.
…Рассвело. Зароков отодвинул штору на окне. На дворе был снег. Солнце только-только вставало где-то за городом, но по тому, как прозрачен был воздух, чувствовалось, что день будет ясный и морозный.
Бреясь в ванной перед зеркалом, он соображал, чем бы сегодня заняться. Вспомнил о разговоре в шашлычной насчет ипподрома.
1 2 3 4 5 6