! Да и нервный срыв мадам Огородниковой – тоже, положим, сюрприз. Но главная работа проделана им, Казарьянцем, а это означает одно – путь ко всем лакомым кускам областного бизнеса для загадочного чеченца открыт.
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.
«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»
* * *
Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.
– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.
– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.
– Чего-о-о?! Ты меня понятиям учить будешь, фрайер?
– Заткнись, – тихо, усталым голосом попросил Никулин.
– Да ты знаешь, кто я такой?! Я – Козырь! Ты другана моего, Сыча, замочить велел. Я тебя урою, пёс!..
Сокамерник бросился на Павла Игнатьевича, намереваясь схватить его за горло. Но у него это не вышло – Никулин успел согнуть ногу в колене, уперся подошвой Козырю в грудь и с силой отпихнул его от себя. Бандит отлетел назад и ударился затылком о стену.
– Паску-уда!!! – завопил он, держась за голову. – На куски порву!!.
На крик явился конвоир.
– В чем дело? Почему шумим?
– Я прошу вас удалить отсюда этого человека, – бесстрастным тоном заявил Никулин. – Если он ненормальный, то пусть его держат в отдельной камере.
Конвоир несколько секунд тупо смотрел на двух заключенных, соображая, как поступить. Затем сказал:
– Хорошо, я доложу руководству, – и снова запер дверь камеры.
– Успокоился? – обратился к Козырю Никулин. Тот смотрел на него с нескрываемой ненавистью, все еще массируя ушибленный затылок.
– Дурак ты, Козырь. Законченный глупец. Впрочем, среди вас, отморозков, это нормальное явление.
– Фильтруй базар, падла…, – ответил Козырь, не проявляя, однако, попытки напасть на соседа по камере повторно.
– Пойми, что тот, кто убрал Сыча, оказал тебе большую услугу. Ты теперь – номер первый. Как выйдешь – город будет твой. А я, когда выберусь отсюда, тоже тебя не забуду. Так что ты подумай, прежде чем с кулаками на меня бросаться.
Козырь действительно задумался, изредка бросая на Никулина неприязненные взгляды. С ходу понять, что имеет в виду его сокамерник, было явно ему не по силам.
* * *
Петю Сычева мучили сомнения. Правильно ли он поступил, отдав материалы этому вежливому капитану из ФСБ? И что скажет дедушка? Неужели осудит за то, что внук отказался от убийства? Но если Никулина посадят – значит, он, Петя, все-таки отомстит за отца? Хотя правосудие в России – штука странная, и порою за решеткой оказывается вокзальный бомж, укравший с прилавка булочку, в то время как матерый вор «в законе» разгуливает на свободе и наслаждается жизнью.
Чтобы отвлечься немного, Петя взял в гостиничном буфете бутылку водки и нехитрую закуску и заперся в своем номере на весь вечер. Вообще-то он никогда прежде не пил один. Чувство было странное, незнакомое. Обычно принятие спиртного сопровождалось застольными разговорами. А тут единственным собеседником Пети был он сам…
Внезапно в дверь номера постучали. Петя подумал было, что ему показалось. Но стук повторился – негромкий такой, осторожный…
«Кто бы это мог быть? – подумал Сычев-младший, не без труда подымаясь со стула. – Горничная, наверное…»
Он открыл дверь И от удивления едва не лишился чувств: на пороге стояла Нина Вавилова.
Глава восемнадцатая
Казарьянц вышел из подвальчика, в котором находился пивной бар. Сигнал Вахе был подан; оставалось ждать. Полковник немного сожалел сейчас о том, что с ним рядом нет его верного Дениса – капитан уехал по его поручению в Москву, чтобы вступить в контакт с представителями чеченской диаспоры и постараться узнать всё о загадочном персонаже по имени Ваха.
Через четверть часа зазвонил мобильник.
– Да? – сказал Казарьянц.
– Двадцатый километр главного шоссе, через полтора часа, – прохрипела трубка с кавказским акцентом.
«За городом? Но почему?» – подумал Казарьянц уже после того, как дал отбой. Это показалось ему крайне подозрительным. Он вынул из «бардачка» машины пистолет и проверил обойму.
«Нет, не может быть, – сказал он себе. – Не такой дурак этот Ваха, чтобы убивать офицера ФСБ. К тому же, я еще могу ему пригодиться».
На 20-м километре главного шоссе имелся съезд – грунтовая дорога, ведущая к дачному поселку с довольно милым названием Цветаево. Когда Казарьянц затормозил на обочине, около дорожного указателя, то на противоположной стороне увидел джип с тонированными стеклами. Около него прохаживался Посредник – тот самый человек, с которым полковник имел дело всё это время, информируя через него Ваху, как продвигается дело.
Заметив красный «жигуль» Казарьянца, Посредник пересек шоссе и наклонился к окошку.
– Здравствуй, уважаемый, – сказал он – точь-в-точь таким же голосом, каким полтора часа назад назначил встречу по телефону.
– И тебе привет, джигит, – улыбнулся Казарьянц. – Работа сделана, надо бы рассчитаться.
– Мы в курсе, – с достоинством кивнул чеченец. – Поезжай за нами. Ты получишь деньги.
– Э, нет, – возразил Казарьянц. – Я хочу потолковать с самим Вахой.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился посредник. – Он там, в машине. Поезжай за нами. Здесь светиться не будем.
Джип лихо развернулся и покатил по грунтовке. Секунду поколебавшись, Казарьянц поехал следом…
Но до дачного поселка они не доехали. Тот, кто сидел за рулем джипа, вдруг резко принял вправо, и вскоре обе машины очутились в безлюдном месте, на поросшей дикой травой площадке над обрывом. Посредник вылез из джипа и достал серебристый кейс. Казарьянц почувствовал, как у него учащенно забилось сердце – ведь в кейсе наверняка были деньги…
Забыв о своих страхах и опасениях, он тоже вышел из машины. Посредник приблизился.
– Ну что, полковник. Вот твои «бабки».
– Я хочу видеть Ваху, – упрямо повторил Казарьянц. – Хочу лично поблагодарить его.
Посредник вздохнул и направился обратно к джипу. Открыл заднюю дверцу, сказал несколько слов сидящему там человеку…
Леон Ованесович сделал три шага вперед, чтобы получше разглядеть лицо своего работодателя. Одновременно из передней дверцы появился водитель – крупный, небритый, с оттопыренными ушами. Но хуже всего было то, что в руке он сжимал пистолет. С глушителем. Казарьянц понял, что свалял дурака и что теперь он достать оружие уже не успеет.
Трое мужчин из джипа приближались. Казарьянц стоял против Солнца и поэтому не сразу смог разглядеть их лица…
– Не может быть!.. – вырвалось у полковника, когда он все-таки увидел физиономию Вахи. – Вы?..
– Да, а что вас удивляет? – улыбнулся человек из джипа.
– Но…это же невозможно!
Трое мужчин теснили полковника к обрыву. Он сам не заметил как, отступая, оказался всего в паре шагов от края.
– Тебе нужно было просто взять деньги, – сказал человек, называвший себя Вахой. Затем он неспешно достал пистолет…
Казарьянц в отчаянии схватился за кобуру… Первая пуля, выпущенная водителем, угодила ему в плечо.
Вторым стрелял Ваха. Кровь брызнула из шеи полковника.
Казарьянц попятился, оступился и с криком полетел вниз. Ваха и его подручные подошли ближе к краю и наблюдали, как тело офицера ФСБ катится по песчаному склону.
– С глаз долой – из сердца вон, – усмехнувшись, сказал человек, скрывавшийся под псевдонимом Ваха. И, указывая на полковничьи «Жигули», добавил – впрочем, без намека на кавказский акцент: – Машину – в пропасть.
Водитель и Посредник бросились исполнять указание…
Москва
Оксана пришла в себя от того, что кто-то смотрел на нее. Смотрел долго, пристально. Открыв глаза, она встретилась с теплым, лучистым взглядом Саши Жуковского.
– Я долго спала? – зачем-то спросила Оксана, потягиваясь и зевая.
– Недолго. Часов десять, – сказал он.
– И всё это время ты был здесь?!
Жуковский улыбнулся.
– Я могу не спать по сорок восемь часов кряду. Но это совсем немного – я читал, что Нестор Махно мог по шесть суток держаться в седле.
– Не спорю, – зевнула Оксана. – Не была с ним знакома… Что со мной было?
– Обычное переутомление. Болезнь новых русских… Ты, кстати, в курсе, что Никулина арестовали?
– Ну и хрен с ним, – равнодушно произнесла Оксана. – Где Андрей?
– Не волнуйся, он – в соседней палате. Спит. Полночи он продержался, а потом… Лида устроила его на свободную койку.
Он помолчал. Потом добавил:
– А ты нас напугала.
– Ты знаешь, я видела Стража Вишен. Во сне…
– Ты бредила. У тебя была температура за сорок.
– Может быть. Но всё было очень ясно. Я видела его… Вот как сейчас вижу тебя.
– Да? И какой он?
– Не помню.
Жуковский осторожно взял ее за руку.
– Тебе надо отдохнуть, расслабиться.
Оксана вдруг встрепенулась.
– Сколько я уже здесь лежу?
– Немного. Всего третий день.
– Третий день?.. – ужаснулась она. – А… Работа?
– Не беспокойся. Жанночка все взяла на себя.
– Жанночка? Так ведь это она!..
– Что – она? Что ты имеешь в виду?
– Если Никулин имеет в моей фирме своего информатора – то это может быть только Жанна.
– Объясни.
– Она и Носков были в курсе всех моих дел. До мельчайших деталей. Носков погиб. Перед смертью он пытался мне что-то сказать, помнишь? Я теперь только поняла… Он ведь спал с Жанночкой. Он сам как-то похвастался. И наверняка раскрыл ее, и стал шантажировать… Про покойников плохо не говорят, но это было вполне в его духе. Значит, она могла попросить Никулина устранить его. Ты понимаешь?
– Это пока только твои фантазии, – мягко сказал Жуковский. – Ты слыхала про принцип презумпции невиновности?
– А кто еще, скажи на милость, имеет доступ ко всем важнейшим документам?
– Я не спорю – твоя версия имеет право на жизнь. Но вдруг ты все же ошибаешься? Мы оскорбим подозрением невиновного человека. Если уж на то пошло, то ты можешь подозревать и меня в связи с Никулиным.
– Ты появился позже, когда вражда наша была уже в полном разгаре. Да и потом – ты ведь не в курсе всех моих бизнес-планов, – устало возразила Оксана.
– Ну, спасибо! Благодарю за доверие, Оксана Кирилловна!
– Брось, Сашка. Мне сейчас не до шуток…
– Мне тоже, Ксюша. Похоже, что пока ты сражалась с Никулиным и Сычевым, на сцене появился кто-то третий.
– Третий? Ты о чем?
Жуковский попытался развить свою мысль.
– А ты думаешь, Сычева убрали случайно? И Никулин в тюрьму тоже ненароком угодил? Нет, Ксюша, тут видна работа опытного режиссера. Кукловода, если угодно. Похоже, что он расчищает себе путь. Я, кстати, не впервые об этом подумал.
– Может быть, Казарьянц?.. – неуверенно предположила Оксана.
– Может быть, Ксюша. Может быть… Только он… Как бы это выразиться? Мелковат для этой роли. Да, он работник силовых структур и все такое… Но тут нужно искать личность неординарную, масштаба Никулина, а то и покруче… У тебя есть какие-нибудь предположения на этот счет?
* * *
Оксана Огородникова
Предположений у меня не было. Я все еще ощущала последствия болезни. Мне было тяжело думать. Но версия Саши звучала достаточно правдоподобно. Если убийство Сычева мог спланировать какой-то из его конкурентов-бандитов, то упрятать за решетку Никулина было под силу лишь очень серьезному игроку.
Как видно, область казалась кому-то перспективной в плане бизнеса. И этот «кто-то» решил устранить всех своих потенциальных противников. Что ж, умно.
Волей-неволей мысли мои вернулись к ситуации с Андреем. Его любовь к Лене явно не имела радужных перспектив, учитывая, кем оказался ее отец. Его маниакальное желание досадить мне привело к тому, что он готов был пожертвовать собственным внуком. Ох, дорого бы я дала, чтобы узнать, наконец, в чем причина этой его неприязни!
Областной центр
– Как ты думаешь – это любовь с первого взгляда?
– Не знаю, может быть… У меня мало опыта.
– Это ничего, это хорошо даже.
– Ты уверена?..
– Я? Уверена. Хотя сама не знаю, почему…
– Ну, раз ты так уверена, то, значит, так и есть.
– Ты очень любил своего отца?
– Я плохо его знал. Он никогда со мной не возился, даже в детстве.
– А меня папа любил. Он был строителем. Погиб во время несчастного случая, на стройплощадке.
– Значит, у нас с тобой есть что-то общее?
– Значит… Слушай, который час?
– Не знаю… Наверное, часа четыре. Скоро рассвет…
– Скоро… Давай спать.
– Давай…
* * *
Весть о гибели начальника вызвала у Дениса Черняева довольно сложные чувства. Он только что вернулся из столицы, где ему так ничего и не удалось узнать про загадочного Ваху. Да, в Москве было несколько «авторитетов» с таким именем, но никто из них не имел ни малейшего отношения к областному центру, из которого приехал Денис, и уж тем более, никто не стал бы обращаться за помощью к офицеру ФСБ – это Денис понял очень хорошо.
Денис был убежден, что Казарьянца убрал именно Ваха – тот самый, который «заказал» нейтрализацию трех основных фигур в областном бизнесе: Сычева, Никулина и Огородниковой. Но идти с этим к вышестоящему начальству Денис не мог – от него потребовали бы подробных сведений, а выложить всё означало «замазать» и себя. Ковш хоть и был отпетым бандитом, но и за его убийство полагалась тюрьма.
Перед капитаном встал вопрос – что делать? Ему было жаль Казарьянца (хотя Денис, в общем-то, сознавал, что за человек его шеф) и очень обидно, что Ваха попросту их «кинул» – заплатил лишь часть и предпочел пойти на убийство, чтобы не расставаться со второй половиной гонорара.
Черняев считал себя человеком, которого никто не может оскорбить безнаказанно. К тому же, к кавказцам у капитана был и свой, личный счет: много лет назад несколько «горячих парней», из тех, что торгуют цветами и апельсинами на рынке любого российского города, напоили и изнасиловали его двоюродную сестру, любимицу всей семьи. Это послужило одной из причин, почему Денис, не раздумывая, вступился за Нину Вавилову, когда ею хотел овладеть тот «водочный» мафиози.
«Ну, подожди, Ваха, – сказал себе Черняев. – Пускай первый раунд за тобой, но еще не вечер…»
"Хмурым осенним утром я вышел в сад. И тут же почувствовал, как под рубашку пробирается вездесущий холод. Захотелось сразу зайти обратно, но я подавил это желание. Жена и дети еще спали. А я… Странно звучит, но я хотел отыскать ЕГО следы. Он приходил на рассвете, я видел. То есть, понятно, не его самого, а туман. Стелющиеся над самой землей серо-сизые клочья. А такие часы он никогда не пропускает. Я готов был поклясться, что вот тут вот, у этого дерева, промелькнула его фигура… Меня занимал вопрос – с чем он к нам приходит? Я не имею в виду себя, я говорю о людях вообще. Добро он или Зло? Или ни то, ни другое, а просто – наблюдатель? Пришелец из того самого мира, в который нам, простым смертным, дороги нет?..
Я, конечно, не столь самонадеян, чтобы рассчитывать вступить с ним в контакт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.
«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»
* * *
Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.
– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.
– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.
– Чего-о-о?! Ты меня понятиям учить будешь, фрайер?
– Заткнись, – тихо, усталым голосом попросил Никулин.
– Да ты знаешь, кто я такой?! Я – Козырь! Ты другана моего, Сыча, замочить велел. Я тебя урою, пёс!..
Сокамерник бросился на Павла Игнатьевича, намереваясь схватить его за горло. Но у него это не вышло – Никулин успел согнуть ногу в колене, уперся подошвой Козырю в грудь и с силой отпихнул его от себя. Бандит отлетел назад и ударился затылком о стену.
– Паску-уда!!! – завопил он, держась за голову. – На куски порву!!.
На крик явился конвоир.
– В чем дело? Почему шумим?
– Я прошу вас удалить отсюда этого человека, – бесстрастным тоном заявил Никулин. – Если он ненормальный, то пусть его держат в отдельной камере.
Конвоир несколько секунд тупо смотрел на двух заключенных, соображая, как поступить. Затем сказал:
– Хорошо, я доложу руководству, – и снова запер дверь камеры.
– Успокоился? – обратился к Козырю Никулин. Тот смотрел на него с нескрываемой ненавистью, все еще массируя ушибленный затылок.
– Дурак ты, Козырь. Законченный глупец. Впрочем, среди вас, отморозков, это нормальное явление.
– Фильтруй базар, падла…, – ответил Козырь, не проявляя, однако, попытки напасть на соседа по камере повторно.
– Пойми, что тот, кто убрал Сыча, оказал тебе большую услугу. Ты теперь – номер первый. Как выйдешь – город будет твой. А я, когда выберусь отсюда, тоже тебя не забуду. Так что ты подумай, прежде чем с кулаками на меня бросаться.
Козырь действительно задумался, изредка бросая на Никулина неприязненные взгляды. С ходу понять, что имеет в виду его сокамерник, было явно ему не по силам.
* * *
Петю Сычева мучили сомнения. Правильно ли он поступил, отдав материалы этому вежливому капитану из ФСБ? И что скажет дедушка? Неужели осудит за то, что внук отказался от убийства? Но если Никулина посадят – значит, он, Петя, все-таки отомстит за отца? Хотя правосудие в России – штука странная, и порою за решеткой оказывается вокзальный бомж, укравший с прилавка булочку, в то время как матерый вор «в законе» разгуливает на свободе и наслаждается жизнью.
Чтобы отвлечься немного, Петя взял в гостиничном буфете бутылку водки и нехитрую закуску и заперся в своем номере на весь вечер. Вообще-то он никогда прежде не пил один. Чувство было странное, незнакомое. Обычно принятие спиртного сопровождалось застольными разговорами. А тут единственным собеседником Пети был он сам…
Внезапно в дверь номера постучали. Петя подумал было, что ему показалось. Но стук повторился – негромкий такой, осторожный…
«Кто бы это мог быть? – подумал Сычев-младший, не без труда подымаясь со стула. – Горничная, наверное…»
Он открыл дверь И от удивления едва не лишился чувств: на пороге стояла Нина Вавилова.
Глава восемнадцатая
Казарьянц вышел из подвальчика, в котором находился пивной бар. Сигнал Вахе был подан; оставалось ждать. Полковник немного сожалел сейчас о том, что с ним рядом нет его верного Дениса – капитан уехал по его поручению в Москву, чтобы вступить в контакт с представителями чеченской диаспоры и постараться узнать всё о загадочном персонаже по имени Ваха.
Через четверть часа зазвонил мобильник.
– Да? – сказал Казарьянц.
– Двадцатый километр главного шоссе, через полтора часа, – прохрипела трубка с кавказским акцентом.
«За городом? Но почему?» – подумал Казарьянц уже после того, как дал отбой. Это показалось ему крайне подозрительным. Он вынул из «бардачка» машины пистолет и проверил обойму.
«Нет, не может быть, – сказал он себе. – Не такой дурак этот Ваха, чтобы убивать офицера ФСБ. К тому же, я еще могу ему пригодиться».
На 20-м километре главного шоссе имелся съезд – грунтовая дорога, ведущая к дачному поселку с довольно милым названием Цветаево. Когда Казарьянц затормозил на обочине, около дорожного указателя, то на противоположной стороне увидел джип с тонированными стеклами. Около него прохаживался Посредник – тот самый человек, с которым полковник имел дело всё это время, информируя через него Ваху, как продвигается дело.
Заметив красный «жигуль» Казарьянца, Посредник пересек шоссе и наклонился к окошку.
– Здравствуй, уважаемый, – сказал он – точь-в-точь таким же голосом, каким полтора часа назад назначил встречу по телефону.
– И тебе привет, джигит, – улыбнулся Казарьянц. – Работа сделана, надо бы рассчитаться.
– Мы в курсе, – с достоинством кивнул чеченец. – Поезжай за нами. Ты получишь деньги.
– Э, нет, – возразил Казарьянц. – Я хочу потолковать с самим Вахой.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился посредник. – Он там, в машине. Поезжай за нами. Здесь светиться не будем.
Джип лихо развернулся и покатил по грунтовке. Секунду поколебавшись, Казарьянц поехал следом…
Но до дачного поселка они не доехали. Тот, кто сидел за рулем джипа, вдруг резко принял вправо, и вскоре обе машины очутились в безлюдном месте, на поросшей дикой травой площадке над обрывом. Посредник вылез из джипа и достал серебристый кейс. Казарьянц почувствовал, как у него учащенно забилось сердце – ведь в кейсе наверняка были деньги…
Забыв о своих страхах и опасениях, он тоже вышел из машины. Посредник приблизился.
– Ну что, полковник. Вот твои «бабки».
– Я хочу видеть Ваху, – упрямо повторил Казарьянц. – Хочу лично поблагодарить его.
Посредник вздохнул и направился обратно к джипу. Открыл заднюю дверцу, сказал несколько слов сидящему там человеку…
Леон Ованесович сделал три шага вперед, чтобы получше разглядеть лицо своего работодателя. Одновременно из передней дверцы появился водитель – крупный, небритый, с оттопыренными ушами. Но хуже всего было то, что в руке он сжимал пистолет. С глушителем. Казарьянц понял, что свалял дурака и что теперь он достать оружие уже не успеет.
Трое мужчин из джипа приближались. Казарьянц стоял против Солнца и поэтому не сразу смог разглядеть их лица…
– Не может быть!.. – вырвалось у полковника, когда он все-таки увидел физиономию Вахи. – Вы?..
– Да, а что вас удивляет? – улыбнулся человек из джипа.
– Но…это же невозможно!
Трое мужчин теснили полковника к обрыву. Он сам не заметил как, отступая, оказался всего в паре шагов от края.
– Тебе нужно было просто взять деньги, – сказал человек, называвший себя Вахой. Затем он неспешно достал пистолет…
Казарьянц в отчаянии схватился за кобуру… Первая пуля, выпущенная водителем, угодила ему в плечо.
Вторым стрелял Ваха. Кровь брызнула из шеи полковника.
Казарьянц попятился, оступился и с криком полетел вниз. Ваха и его подручные подошли ближе к краю и наблюдали, как тело офицера ФСБ катится по песчаному склону.
– С глаз долой – из сердца вон, – усмехнувшись, сказал человек, скрывавшийся под псевдонимом Ваха. И, указывая на полковничьи «Жигули», добавил – впрочем, без намека на кавказский акцент: – Машину – в пропасть.
Водитель и Посредник бросились исполнять указание…
Москва
Оксана пришла в себя от того, что кто-то смотрел на нее. Смотрел долго, пристально. Открыв глаза, она встретилась с теплым, лучистым взглядом Саши Жуковского.
– Я долго спала? – зачем-то спросила Оксана, потягиваясь и зевая.
– Недолго. Часов десять, – сказал он.
– И всё это время ты был здесь?!
Жуковский улыбнулся.
– Я могу не спать по сорок восемь часов кряду. Но это совсем немного – я читал, что Нестор Махно мог по шесть суток держаться в седле.
– Не спорю, – зевнула Оксана. – Не была с ним знакома… Что со мной было?
– Обычное переутомление. Болезнь новых русских… Ты, кстати, в курсе, что Никулина арестовали?
– Ну и хрен с ним, – равнодушно произнесла Оксана. – Где Андрей?
– Не волнуйся, он – в соседней палате. Спит. Полночи он продержался, а потом… Лида устроила его на свободную койку.
Он помолчал. Потом добавил:
– А ты нас напугала.
– Ты знаешь, я видела Стража Вишен. Во сне…
– Ты бредила. У тебя была температура за сорок.
– Может быть. Но всё было очень ясно. Я видела его… Вот как сейчас вижу тебя.
– Да? И какой он?
– Не помню.
Жуковский осторожно взял ее за руку.
– Тебе надо отдохнуть, расслабиться.
Оксана вдруг встрепенулась.
– Сколько я уже здесь лежу?
– Немного. Всего третий день.
– Третий день?.. – ужаснулась она. – А… Работа?
– Не беспокойся. Жанночка все взяла на себя.
– Жанночка? Так ведь это она!..
– Что – она? Что ты имеешь в виду?
– Если Никулин имеет в моей фирме своего информатора – то это может быть только Жанна.
– Объясни.
– Она и Носков были в курсе всех моих дел. До мельчайших деталей. Носков погиб. Перед смертью он пытался мне что-то сказать, помнишь? Я теперь только поняла… Он ведь спал с Жанночкой. Он сам как-то похвастался. И наверняка раскрыл ее, и стал шантажировать… Про покойников плохо не говорят, но это было вполне в его духе. Значит, она могла попросить Никулина устранить его. Ты понимаешь?
– Это пока только твои фантазии, – мягко сказал Жуковский. – Ты слыхала про принцип презумпции невиновности?
– А кто еще, скажи на милость, имеет доступ ко всем важнейшим документам?
– Я не спорю – твоя версия имеет право на жизнь. Но вдруг ты все же ошибаешься? Мы оскорбим подозрением невиновного человека. Если уж на то пошло, то ты можешь подозревать и меня в связи с Никулиным.
– Ты появился позже, когда вражда наша была уже в полном разгаре. Да и потом – ты ведь не в курсе всех моих бизнес-планов, – устало возразила Оксана.
– Ну, спасибо! Благодарю за доверие, Оксана Кирилловна!
– Брось, Сашка. Мне сейчас не до шуток…
– Мне тоже, Ксюша. Похоже, что пока ты сражалась с Никулиным и Сычевым, на сцене появился кто-то третий.
– Третий? Ты о чем?
Жуковский попытался развить свою мысль.
– А ты думаешь, Сычева убрали случайно? И Никулин в тюрьму тоже ненароком угодил? Нет, Ксюша, тут видна работа опытного режиссера. Кукловода, если угодно. Похоже, что он расчищает себе путь. Я, кстати, не впервые об этом подумал.
– Может быть, Казарьянц?.. – неуверенно предположила Оксана.
– Может быть, Ксюша. Может быть… Только он… Как бы это выразиться? Мелковат для этой роли. Да, он работник силовых структур и все такое… Но тут нужно искать личность неординарную, масштаба Никулина, а то и покруче… У тебя есть какие-нибудь предположения на этот счет?
* * *
Оксана Огородникова
Предположений у меня не было. Я все еще ощущала последствия болезни. Мне было тяжело думать. Но версия Саши звучала достаточно правдоподобно. Если убийство Сычева мог спланировать какой-то из его конкурентов-бандитов, то упрятать за решетку Никулина было под силу лишь очень серьезному игроку.
Как видно, область казалась кому-то перспективной в плане бизнеса. И этот «кто-то» решил устранить всех своих потенциальных противников. Что ж, умно.
Волей-неволей мысли мои вернулись к ситуации с Андреем. Его любовь к Лене явно не имела радужных перспектив, учитывая, кем оказался ее отец. Его маниакальное желание досадить мне привело к тому, что он готов был пожертвовать собственным внуком. Ох, дорого бы я дала, чтобы узнать, наконец, в чем причина этой его неприязни!
Областной центр
– Как ты думаешь – это любовь с первого взгляда?
– Не знаю, может быть… У меня мало опыта.
– Это ничего, это хорошо даже.
– Ты уверена?..
– Я? Уверена. Хотя сама не знаю, почему…
– Ну, раз ты так уверена, то, значит, так и есть.
– Ты очень любил своего отца?
– Я плохо его знал. Он никогда со мной не возился, даже в детстве.
– А меня папа любил. Он был строителем. Погиб во время несчастного случая, на стройплощадке.
– Значит, у нас с тобой есть что-то общее?
– Значит… Слушай, который час?
– Не знаю… Наверное, часа четыре. Скоро рассвет…
– Скоро… Давай спать.
– Давай…
* * *
Весть о гибели начальника вызвала у Дениса Черняева довольно сложные чувства. Он только что вернулся из столицы, где ему так ничего и не удалось узнать про загадочного Ваху. Да, в Москве было несколько «авторитетов» с таким именем, но никто из них не имел ни малейшего отношения к областному центру, из которого приехал Денис, и уж тем более, никто не стал бы обращаться за помощью к офицеру ФСБ – это Денис понял очень хорошо.
Денис был убежден, что Казарьянца убрал именно Ваха – тот самый, который «заказал» нейтрализацию трех основных фигур в областном бизнесе: Сычева, Никулина и Огородниковой. Но идти с этим к вышестоящему начальству Денис не мог – от него потребовали бы подробных сведений, а выложить всё означало «замазать» и себя. Ковш хоть и был отпетым бандитом, но и за его убийство полагалась тюрьма.
Перед капитаном встал вопрос – что делать? Ему было жаль Казарьянца (хотя Денис, в общем-то, сознавал, что за человек его шеф) и очень обидно, что Ваха попросту их «кинул» – заплатил лишь часть и предпочел пойти на убийство, чтобы не расставаться со второй половиной гонорара.
Черняев считал себя человеком, которого никто не может оскорбить безнаказанно. К тому же, к кавказцам у капитана был и свой, личный счет: много лет назад несколько «горячих парней», из тех, что торгуют цветами и апельсинами на рынке любого российского города, напоили и изнасиловали его двоюродную сестру, любимицу всей семьи. Это послужило одной из причин, почему Денис, не раздумывая, вступился за Нину Вавилову, когда ею хотел овладеть тот «водочный» мафиози.
«Ну, подожди, Ваха, – сказал себе Черняев. – Пускай первый раунд за тобой, но еще не вечер…»
"Хмурым осенним утром я вышел в сад. И тут же почувствовал, как под рубашку пробирается вездесущий холод. Захотелось сразу зайти обратно, но я подавил это желание. Жена и дети еще спали. А я… Странно звучит, но я хотел отыскать ЕГО следы. Он приходил на рассвете, я видел. То есть, понятно, не его самого, а туман. Стелющиеся над самой землей серо-сизые клочья. А такие часы он никогда не пропускает. Я готов был поклясться, что вот тут вот, у этого дерева, промелькнула его фигура… Меня занимал вопрос – с чем он к нам приходит? Я не имею в виду себя, я говорю о людях вообще. Добро он или Зло? Или ни то, ни другое, а просто – наблюдатель? Пришелец из того самого мира, в который нам, простым смертным, дороги нет?..
Я, конечно, не столь самонадеян, чтобы рассчитывать вступить с ним в контакт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24