Н. на броне танка. Во время ноябрьского (1993 года) кризиса именно Косячков первым докладывал обстановку прилетевшему в Кремль Ельцину. В своих "Записках президента" Ельцин вспоминал, что именно Косячков и Петрушин в те ноябрьские дни от лица президента постоянно присутствовали на совещаниях в Генштабе Министерства обороны России, прессингуя генералитет к принятию решения по вводу войск в Москву. Безусловно, Косячков посвящен в самые деликатные обстоятельства жизни Президента, что гарантирует ему прочность его положения в самом близком служебном и личном окружении Ельцина. Алексей Косячков оказался не чужд и финансовой деятельности - при его участии в 1991 году в Кремле был создан кооператив "Ален", торговавший правом видеосъемок Президента и его апартаментов. Только после вмешательства прокуратуры деятельность кооператива была остановлена. Несмотря на этот факт, Косячков в рейтинге пятидесяти самых влиятельных политиков прочно удерживает шестое место, уступая лишь Ельцину, Луговому, Носковцу, Черноморову и Иващенко.
Стоп-кадр ожил.
– Значит, говоришь, не трогали?..
– Да я и не знал, что его… И чьи б я распоряжения, кроме ваших, стал выполнять?
– Дело не в этом. А в том, что я о таком никогда бы и не распорядился. Понимаешь? Ни-ког-да! Очень хотелось бы, чтобы ты это понимал. /Правильно/ понимал. Выгнал бы… отовсюду… - это конечно. Ему б еще хуже пришлось, чем сейчас.
– Я понимаю… Я /правильно/ понимаю!
Косячков подошел к столу и протянул офицеру пачку снимков, на которых был запечатлен труп "Человека с диском" на заплеванном полу лестничной площадки девятиэтажки.
– Ладно, иди…
Офицер вышел. Косячков вернулся к окну, и замер, глядя на Кремль, на российский флаг, трепетавший по ветру над куполом первого корпуса. Думал.
– Забавно… кто ж это его? - Собрался было позвонить куда-то, да передумал, махнул рукой. - А… все равно не найдут, - пробормотал под нос…
…Петрушин вошел в кабинет. Собственно, /кабинетом/ назвать его можно было очень условно: это была просторная /квартира/: приемная с двумя секретарями, кабинет собственно: стильный, весь отделанный черным, с черной же мебелью. За что и прозван был "черным кабинетом". Из окон открываются самые, наверное, престижные в России виды: Красная площадь, Покровский собор, Сенат… Дальше - комната отдыха с роскошным диваном, домашним кинотеатром, четырехсекционным холодильником, сервировочными столиками. Еще дальше - небольшой, но /по полной/ оборудованный спортивный зал. За ним не то что бы ванная - скорее, небольшой бассейн с джакузи и прочими излишествами.
Петрушин прошелся по всем помещениям, оглядывая их, словно впервые, словно пытаясь убедить себя, что все это - /его/, компенсируясь, надо полагать, за пренебрежительные интонации синьоры Анжелотти, Ленки из Каспийска… Вернулся в кабинет собственно. Уселся за стол черного дерева. Посидел замерши, с закрытыми глазами - аутотренинг, что ли… Потом снял трубку.
– Владимир Иванович? Петрушин у аппарата. Как там у нас с курсом доллара? Что-что? В четверг, говоришь? Намного? Ну хорошо, спасибо. Заглядывай…
…В маленькой тесной комнате без окон, у стола, на котором крутились бобины профессионального магнитофона, сидела женщина в наушниках и строчила на бумаге стенографические знаки. Разговор Петрушина с Владимиром Ивановичем, ослабленный, доносился из наушников…
…Петрушин тем временем набрал другой номер…
– …Люда! А-га… В четверг будет повышение курса, так что ты на все купи сейчас долларов. А в четверг продашь. Поняла? О-кей, о-кей! Нет, не знаю, когда вернусь… Дел много. Выборы на носу…
…Бобины магнитофона вертелись, женщина строчила непонятные значки…
…Косячков набрал двузначный номер на одном из телефонов. Дождался ответа.
– Петрович? Косячков говорит. Нет ли у тебя /специального/ человечка. Мастера по связи, по электронике - это само собой. Но главное - надежного. За которого ты сам головой ответил бы! Что?? Да нет… но хотелось бы кого постарше. Подполковника какого. А то и полковника… Это правда, что в моей власти. Особенно, если рекомендуешь. Ну ладно, заеду, заеду. Погляжу. Сегодня же и заеду…
…Ближе к вечеру служебный автомобиль Косячкова подкатил к зданию Высшей школы ФСБ на проспекте Вернадского.
Петрович, давешний генерал, что спускался к Вере в тир с Арменом Николаевичем, встретил гостя в приемной, заказал секретарше кофе, проводил в кабинет. Подвинул папочку "личного дела", которую Косячков открыл, стал бегло просматривать.
– Видишь ли, - сказал Петрович. - Девица совсем /особая/. У меня, можно сказать, к ней слабость… Да не гляди ты на меня так, я другое имел в виду. Дочка, можно сказать, полка. В смысле надежности. По специальности была первая на курсе, это само собой. Стреляет, как… Диана…
– Как кто?
– Греческая богиня. Охотница. Сестрица Аполлона.
– А-а…
– Единоборства. Холодное оружие. Не советовал бы с ней столкнуться по разные стороны. Но главное - ее судьба. Биография, можно сказать. Помнишь, в восемьдесят втором была заваруха в Тарзании?
Косячков пожал плечами.
– Ну не важно, была. Поверь на слово. Родители у нее по нашей линии в посольстве работали, она с ними жила.. Сколько ей было? Ну да, лет двенадцать. Ну, естественно, приказ об эвакуации. Им там разобраться с документами надо было, с тем, с сем, можно сказать. Задержались. К аэропорту подкатывали - эти гребаные обезьяны-повстанцы уже рядом были…
…дальше голос Петровича уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет
первое черно-белое отступление
…Пленка слегка исцарапана: словно это старые архивные материалы. Зато звук этой громкой сцены боя - сегодняшний, шестиканальный. Так бывает со снами и воспоминаниями.
Крохотный аэродром на краю лежащего в горной впадине африканского городка. Солдаты еще пытаются удержать ближние подходы, но сверху, в стрекоте стрельбы, в разрывах мин и реактивных снарядов, спускаются повстанцы. Старый армейский газик со снятым верхом и пробитым задним колесом козлом прыгает по выбоинам, проскакивая между воронками разрывов. За рулем - мужчина (как мы скоро поймем - отец Веры), рядом - ее мать, сама двенадцатилетняя Вера на заднем сидении, в окружении багажа. Ей и страшно, и любопытно. Газик, минуя сорванные с петель решетчатые ворота, выскакивает на летное поле, где в начале полосы уже запустил двигатели небольшой турбореактивный самолет советского производства. Спущен трап, возле него -суета спешной посадки.
И тут наперерез джипу выскакивает откуда ни возьмись открытый броневичок, полный стреляющими повстанцами. Граната попадает прямо под передние колеса газика, он взлетает в воздух и обломками оседает на пыльную землю. Броневичок огибает обломки, направляясь к самолету. Вера приходит в себя и видит рядом мертвых родителей.
– Мама! - кричит. - Папа! - и трясет их, словно пытаясь оживить. Потом хватает валяющийся рядом ручной пулемет и начинает яростно, остервенело палить вслед удаляющемуся броневичку. Попала! Еще попала! Двое повстанцев вываливаются на землю. Броневичок замирает, разворачивается, направляется к Вере, осыпая пространство перед собою пулями. Вера, укрываясь за обломками, меняет магазин, продолжает палить по броневичку:
– Вот вам! Вот вам! Вот!!!
Но машина неумолимо приближается. И тут, словно с неба спустившись, материализуется мощный харлей… За рулем - человек, в котором мы могли бы признать того, джинсового, с телевидения, - только лет эдак на пятнадцать помоложе. Джинсовый хватает Веру поперек, бросает на бак, как на седло коня, и гонит, провожаемый стрельбой из броневичка, к трапу самолета. Тот уже опустел и вот-вот поднимется. Джинсовый с Верой на руках успевают в последнее мгновенье, когда самолет уже начинает разгон.
И - в грохоте стрельбы и взрывов - тяжело взбирается в небо…
Закадровый монолог:
– В общем, спас ее Василькин. Был у нас такой… в девяносто первом ушел в отставку. По принципиальным, можно сказать, соображениям. Хотя так я его принципов и не понял. Они с ее отцом дружили. Он сейчас на телевидении, на первом канале, шеф безопасности. Вернулись в Москву, она - можешь представить? - настояла пойти… в Суворовское. Как дочь погибших офицеров. Доби-илась… Пристроили… на особом, можно сказать, режиме. Приходящей. Закончила с отличием. Потом - в виде исключения - сразу в академию…
Возвращаемся в кабинет:
– …А вот у меня тут задержалась… Тиром заведует. Инструктор. Ее даже сам Армен признал! Короче, рекомендую, можно сказать. И, если настаиваете - ручаюсь головой.
– Ну ладно, зови, познакомимся.
– Да она, можно сказать, в приемной уже сидит.
Петрович нажал кнопку интеркома:
– Воронович здесь? Пускай заходит…
Дверь отворилась. На пороге появилась Вера. И обменялась с Косячковым пристальными, оценивающими взглядами. Взглядами равных…
…В "черном кабинете" находилось четверо: Петрушин за собственным столом, рыжий, моложавый Чубарь и представительный Кравченко в удобных кожаный креслах и, наконец, ничем не примечательный молодой человек, опасливо перетаптывающийся в дверях.
– Будет для вас другой вариант, - обратился Чубарь к молодому человеку. - У вас находится Ростропович в гостях. Ростропович едет на машине в Финляндию. Вы садитесь к нему в машину, ничего не оформляйте, а мы поможем вам доехать нормально. Вам уже заказан самолет из Хельсинки в Турцию. И спокойно полетите в Турцию. Все будет нормально. Только одно главное: вам нужно будет прожить в Турции месяца четыре-пять, поэтому возьмите побольше денег с собой, чтобы все было нормально и не было проблем. Иначе ваша жизнь… Вас схватят буквально у трапа самолета.
– Понял. Спасибо, понял, - благодарно закивал молодой человек. - Я все сделаю, как вы сказали. Я… конечно… я в приемной, если можно… - и вышел из кабинета.
Оставшиеся помолчали, переглянулись друг с другом.
– Я не уверен, - нарушил тишину хозяин, - что Борис Николаевич сочиняет. Приказ Бориса Николаевича будет… прекратить.
– Я же говорю, что тут язык совершенно однозначный, - продолжил Чубарь. - Только в лоб ему сказать, что либо заткнетесь, ребята, либо посадим. Все! У нас материалов столько с документами, что хватит лет на пятнадцать каждому, про все воровство, про все убийства, про всю кровь, которая за ними стоит. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах… Во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому что я знал, с кем имею дело. А сейчас картина такая: либо они затыкаются, либо посажу совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета…
Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Камера наезжает сперва на Чубаря. Закадровый голос:
Валерий Чубарь. Вице-премьер правительства. Начальник штаба по выборам президента.
Потом - на Кравченко.
Андрей Кравченко. Работник аппарата Президента. Член штаба по выборам.
Кадр оживает…
– Я к этой роли не подхожу, - возразил Петрушин. - И поэтому делать этого не буду. А Осинкер сможет это сделать? Он же с ними там вроде по контакту дружит.
– Да нет, - вмешался Кравченко. - Осинкера сажать вообще не должны. Он там хорошо… в контактах.
– Сергей, поговори с двумя, - довольно властно распорядился Чубарь.
– Ясное дело: вот здесь нас в штабе познакомить.
– …это дает возможность…
…Вставив кодовую карточку в щель замка, Вера открыла дверь и вошла в каморку без окон, где безустанно крутились магнитофонные бобины и так же безустанно строчила стенографические каракули немолодая женщина в наушниках.
– Все в порядке? - спросила Вера.
– А что ей сделается, электронике вашей? Ручка скорей сломается. Или бумага порвется, - ответила женщина. - Если чо надо будет, я тебя кликну.
Вера, однако, не ушла, а взяла пару параллельных наушников, стала вслушиваться в разговор в "черном кабинете":
… - Как ему сказать? Что иначе Чубарь вас посадит?
– Да. Вот все, что я сказал здесь, перескажи ему.
– А почему ты сам ему это не скажешь?
– Могу и сам сказать.
– Ну, тогда они пожалеют. Мы вот здесь даже не посредники и не парламентарии.
– Ну, и что?
– Меня пошлют.
Повисла пауза. Нарушил ее голос Петрушина:
– Да, ребята, похоже, взорвались настолько уже… Так, ну что, мы это дело закончим тогда? Сами скажете…
– Ладно, - согласился Чубарь. - Скажем.
…Камера возвращается в кабинет.
– Я так понимаю, - сказал Петрушин, - что, если меня выгонят с работы, завтра я буду за Кремлевской стеной и не войду никуда. А у них-то какие силы, если они освобождены от занимаемой должности? С помощью чего они реализуют? Лично сами занимаются что ли? Или у них все это оружие функционирует под их руководством?..
Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос и пара соответствующих фотографий:
Оперативная справка: после смены президента Первушин устроился в Нефтепром менеджером по связям с общественностью на оклад в десять тысяч долларов в месяц. Продолжает ездить на красном спортивном "Мерседесе", но уже новой модели.
…Вера сняла наушники.
– Кто это?
– А я знаю? - с одесской интонацией ответила женщина. - А мне это надо? Мое дело - записывать. А кто, что… Я б и тебе не очень советовала… вслушиваться.
– Ну да, понимаю, отозвалась Вера. - Многие знания рождают многие печали.
– Тихо! - прикрикнула шепотом стенографистка. - Не мешай. Снова заговорили…
– …А я к тебе, Николай Васильевич, вот с какой просьбой… - еле слышно донеслось из наушников…
…- Мне б увидеться с Борис Николаевичем по совершенно неотложному делу, - сказал вошедший в кабинет седой представительный мужчина, удивительно похожий на артиста Кирилла Лаврова, и подошел к столу.
Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Закадровый голос:
Олег Колобов. Первый вице-премьер правительства. Курирует силовые министерства.
– …А в чем проблема? - поинтересовался Петрушин. - Вы мне скажите… или еще лучше - записочку. Я ознакомлюсь, доложу.
– Записочку тебе? - осведомился посетитель густым басом. - Лучше всего тебе таких записочек и не видеть. Чтоб спать спокойнее…
– Ну уж, знаете!.. Я такого повидал… И ничего. Никакой, так сказать, бессонницы, - попытался Петрушин взять верх над посетителем. Однако, безуспешно…
– В общем, передай, что есть разговор по поводу этого… кандидата… Лисовского… Президент знает…
…У Веры кабинетик был не намного больше, чем кабинка прослушивания, - но с окном и весь заставленный разного рода электронной аппаратурой. Наступал вечер. В окне светилась близкая Кремлевская звезда.
Раздался стук в дверь.
– Войдите, - разрешила Вера.
На пороге появился генерал Косячков.
– Освоилась?
– Осваиваюсь…
– Погода хороша, - кивнул Косячков на окно. - Не прогуляемся? По историческим местам… Да не смотри ты на меня так… Если чего - я по-другому приглашаю. Поняла бы…
…/Исторические места/ в вечернем освещении были красивы и безлюдны: только замаскированные под милиционеров охранники тенями торчали тут и там.
– Я хочу рассказать тебе, почему ты сюда попала. Вот, - генерал вынул из кармана несколько фотографий, - взгляни.
Они подошли поближе к фонарю, и Вера внимательно перетасовала снимки с изображением трупа "Человека с диском".
– На твоем месте еще неделю назад работал он. Подполковник Тришин. Ты у нас кто, старший лейтенант? Ничего, через месяц-другой я тебе капитана сделаю. У меня инженеров младше майора никогда раньше не служило. Ладно, не будем отвлекаться. Дело в том, что через кабинет, который мы слушаем, проходят чуть ли не каждый день миллионы… долларов. Я не оговорился. Такие там договоры происходят, такие сделки совершаются. Президент - ребенок. Его не так трудно уговорить подписать ту или иную бумагу. И дело, получается, в том, /какие/ бумаги ложатся ему на подпись. А вот это зависит от помощников. От Петрушина, например. И, может, в первую очередь. Сам он - человек мелкий, если что и наваривает - какие-то копейки. То ли попасться боится, - из-за десяти тысяч с ним ведь никто связываться не станет. То ли воображение слабое… А его посетители… Их, обладая информацией, очень хорошо расколоть можно. Тришин, наверное, и раскалывал. Да вот - на кого-то не того нарвался. Убийство заказное, если случайно киллера не схватили, -раскрыть можно только через "кому выгодно". Проходила в Академии? Вот я уже неделю тут прикидываю, пасьянсы раскладываю: /кому/ же выгодно? И /кто/ способен? И знаешь: буквально /всем/, кто в этот кабинет вхож, и выгодно может быть. И способен - каждый.
– Да. Я уже кое-что слышала…
– До Кремля дошел - значит, способен… Вот, собственно… все, что я хотел тебе рассказать. Свободна…
Вера пошла к четырнадцатому корпусу.
– Постой! - окликнул ее Косячков и она вернулась. - Я тебя звал-то не за тем, чтобы образовывать. Как-то само получилось. Ты стенографию знаешь?
Вера кивнула.
1 2 3 4 5 6
Стоп-кадр ожил.
– Значит, говоришь, не трогали?..
– Да я и не знал, что его… И чьи б я распоряжения, кроме ваших, стал выполнять?
– Дело не в этом. А в том, что я о таком никогда бы и не распорядился. Понимаешь? Ни-ког-да! Очень хотелось бы, чтобы ты это понимал. /Правильно/ понимал. Выгнал бы… отовсюду… - это конечно. Ему б еще хуже пришлось, чем сейчас.
– Я понимаю… Я /правильно/ понимаю!
Косячков подошел к столу и протянул офицеру пачку снимков, на которых был запечатлен труп "Человека с диском" на заплеванном полу лестничной площадки девятиэтажки.
– Ладно, иди…
Офицер вышел. Косячков вернулся к окну, и замер, глядя на Кремль, на российский флаг, трепетавший по ветру над куполом первого корпуса. Думал.
– Забавно… кто ж это его? - Собрался было позвонить куда-то, да передумал, махнул рукой. - А… все равно не найдут, - пробормотал под нос…
…Петрушин вошел в кабинет. Собственно, /кабинетом/ назвать его можно было очень условно: это была просторная /квартира/: приемная с двумя секретарями, кабинет собственно: стильный, весь отделанный черным, с черной же мебелью. За что и прозван был "черным кабинетом". Из окон открываются самые, наверное, престижные в России виды: Красная площадь, Покровский собор, Сенат… Дальше - комната отдыха с роскошным диваном, домашним кинотеатром, четырехсекционным холодильником, сервировочными столиками. Еще дальше - небольшой, но /по полной/ оборудованный спортивный зал. За ним не то что бы ванная - скорее, небольшой бассейн с джакузи и прочими излишествами.
Петрушин прошелся по всем помещениям, оглядывая их, словно впервые, словно пытаясь убедить себя, что все это - /его/, компенсируясь, надо полагать, за пренебрежительные интонации синьоры Анжелотти, Ленки из Каспийска… Вернулся в кабинет собственно. Уселся за стол черного дерева. Посидел замерши, с закрытыми глазами - аутотренинг, что ли… Потом снял трубку.
– Владимир Иванович? Петрушин у аппарата. Как там у нас с курсом доллара? Что-что? В четверг, говоришь? Намного? Ну хорошо, спасибо. Заглядывай…
…В маленькой тесной комнате без окон, у стола, на котором крутились бобины профессионального магнитофона, сидела женщина в наушниках и строчила на бумаге стенографические знаки. Разговор Петрушина с Владимиром Ивановичем, ослабленный, доносился из наушников…
…Петрушин тем временем набрал другой номер…
– …Люда! А-га… В четверг будет повышение курса, так что ты на все купи сейчас долларов. А в четверг продашь. Поняла? О-кей, о-кей! Нет, не знаю, когда вернусь… Дел много. Выборы на носу…
…Бобины магнитофона вертелись, женщина строчила непонятные значки…
…Косячков набрал двузначный номер на одном из телефонов. Дождался ответа.
– Петрович? Косячков говорит. Нет ли у тебя /специального/ человечка. Мастера по связи, по электронике - это само собой. Но главное - надежного. За которого ты сам головой ответил бы! Что?? Да нет… но хотелось бы кого постарше. Подполковника какого. А то и полковника… Это правда, что в моей власти. Особенно, если рекомендуешь. Ну ладно, заеду, заеду. Погляжу. Сегодня же и заеду…
…Ближе к вечеру служебный автомобиль Косячкова подкатил к зданию Высшей школы ФСБ на проспекте Вернадского.
Петрович, давешний генерал, что спускался к Вере в тир с Арменом Николаевичем, встретил гостя в приемной, заказал секретарше кофе, проводил в кабинет. Подвинул папочку "личного дела", которую Косячков открыл, стал бегло просматривать.
– Видишь ли, - сказал Петрович. - Девица совсем /особая/. У меня, можно сказать, к ней слабость… Да не гляди ты на меня так, я другое имел в виду. Дочка, можно сказать, полка. В смысле надежности. По специальности была первая на курсе, это само собой. Стреляет, как… Диана…
– Как кто?
– Греческая богиня. Охотница. Сестрица Аполлона.
– А-а…
– Единоборства. Холодное оружие. Не советовал бы с ней столкнуться по разные стороны. Но главное - ее судьба. Биография, можно сказать. Помнишь, в восемьдесят втором была заваруха в Тарзании?
Косячков пожал плечами.
– Ну не важно, была. Поверь на слово. Родители у нее по нашей линии в посольстве работали, она с ними жила.. Сколько ей было? Ну да, лет двенадцать. Ну, естественно, приказ об эвакуации. Им там разобраться с документами надо было, с тем, с сем, можно сказать. Задержались. К аэропорту подкатывали - эти гребаные обезьяны-повстанцы уже рядом были…
…дальше голос Петровича уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет
первое черно-белое отступление
…Пленка слегка исцарапана: словно это старые архивные материалы. Зато звук этой громкой сцены боя - сегодняшний, шестиканальный. Так бывает со снами и воспоминаниями.
Крохотный аэродром на краю лежащего в горной впадине африканского городка. Солдаты еще пытаются удержать ближние подходы, но сверху, в стрекоте стрельбы, в разрывах мин и реактивных снарядов, спускаются повстанцы. Старый армейский газик со снятым верхом и пробитым задним колесом козлом прыгает по выбоинам, проскакивая между воронками разрывов. За рулем - мужчина (как мы скоро поймем - отец Веры), рядом - ее мать, сама двенадцатилетняя Вера на заднем сидении, в окружении багажа. Ей и страшно, и любопытно. Газик, минуя сорванные с петель решетчатые ворота, выскакивает на летное поле, где в начале полосы уже запустил двигатели небольшой турбореактивный самолет советского производства. Спущен трап, возле него -суета спешной посадки.
И тут наперерез джипу выскакивает откуда ни возьмись открытый броневичок, полный стреляющими повстанцами. Граната попадает прямо под передние колеса газика, он взлетает в воздух и обломками оседает на пыльную землю. Броневичок огибает обломки, направляясь к самолету. Вера приходит в себя и видит рядом мертвых родителей.
– Мама! - кричит. - Папа! - и трясет их, словно пытаясь оживить. Потом хватает валяющийся рядом ручной пулемет и начинает яростно, остервенело палить вслед удаляющемуся броневичку. Попала! Еще попала! Двое повстанцев вываливаются на землю. Броневичок замирает, разворачивается, направляется к Вере, осыпая пространство перед собою пулями. Вера, укрываясь за обломками, меняет магазин, продолжает палить по броневичку:
– Вот вам! Вот вам! Вот!!!
Но машина неумолимо приближается. И тут, словно с неба спустившись, материализуется мощный харлей… За рулем - человек, в котором мы могли бы признать того, джинсового, с телевидения, - только лет эдак на пятнадцать помоложе. Джинсовый хватает Веру поперек, бросает на бак, как на седло коня, и гонит, провожаемый стрельбой из броневичка, к трапу самолета. Тот уже опустел и вот-вот поднимется. Джинсовый с Верой на руках успевают в последнее мгновенье, когда самолет уже начинает разгон.
И - в грохоте стрельбы и взрывов - тяжело взбирается в небо…
Закадровый монолог:
– В общем, спас ее Василькин. Был у нас такой… в девяносто первом ушел в отставку. По принципиальным, можно сказать, соображениям. Хотя так я его принципов и не понял. Они с ее отцом дружили. Он сейчас на телевидении, на первом канале, шеф безопасности. Вернулись в Москву, она - можешь представить? - настояла пойти… в Суворовское. Как дочь погибших офицеров. Доби-илась… Пристроили… на особом, можно сказать, режиме. Приходящей. Закончила с отличием. Потом - в виде исключения - сразу в академию…
Возвращаемся в кабинет:
– …А вот у меня тут задержалась… Тиром заведует. Инструктор. Ее даже сам Армен признал! Короче, рекомендую, можно сказать. И, если настаиваете - ручаюсь головой.
– Ну ладно, зови, познакомимся.
– Да она, можно сказать, в приемной уже сидит.
Петрович нажал кнопку интеркома:
– Воронович здесь? Пускай заходит…
Дверь отворилась. На пороге появилась Вера. И обменялась с Косячковым пристальными, оценивающими взглядами. Взглядами равных…
…В "черном кабинете" находилось четверо: Петрушин за собственным столом, рыжий, моложавый Чубарь и представительный Кравченко в удобных кожаный креслах и, наконец, ничем не примечательный молодой человек, опасливо перетаптывающийся в дверях.
– Будет для вас другой вариант, - обратился Чубарь к молодому человеку. - У вас находится Ростропович в гостях. Ростропович едет на машине в Финляндию. Вы садитесь к нему в машину, ничего не оформляйте, а мы поможем вам доехать нормально. Вам уже заказан самолет из Хельсинки в Турцию. И спокойно полетите в Турцию. Все будет нормально. Только одно главное: вам нужно будет прожить в Турции месяца четыре-пять, поэтому возьмите побольше денег с собой, чтобы все было нормально и не было проблем. Иначе ваша жизнь… Вас схватят буквально у трапа самолета.
– Понял. Спасибо, понял, - благодарно закивал молодой человек. - Я все сделаю, как вы сказали. Я… конечно… я в приемной, если можно… - и вышел из кабинета.
Оставшиеся помолчали, переглянулись друг с другом.
– Я не уверен, - нарушил тишину хозяин, - что Борис Николаевич сочиняет. Приказ Бориса Николаевича будет… прекратить.
– Я же говорю, что тут язык совершенно однозначный, - продолжил Чубарь. - Только в лоб ему сказать, что либо заткнетесь, ребята, либо посадим. Все! У нас материалов столько с документами, что хватит лет на пятнадцать каждому, про все воровство, про все убийства, про всю кровь, которая за ними стоит. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах… Во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому что я знал, с кем имею дело. А сейчас картина такая: либо они затыкаются, либо посажу совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета…
Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Камера наезжает сперва на Чубаря. Закадровый голос:
Валерий Чубарь. Вице-премьер правительства. Начальник штаба по выборам президента.
Потом - на Кравченко.
Андрей Кравченко. Работник аппарата Президента. Член штаба по выборам.
Кадр оживает…
– Я к этой роли не подхожу, - возразил Петрушин. - И поэтому делать этого не буду. А Осинкер сможет это сделать? Он же с ними там вроде по контакту дружит.
– Да нет, - вмешался Кравченко. - Осинкера сажать вообще не должны. Он там хорошо… в контактах.
– Сергей, поговори с двумя, - довольно властно распорядился Чубарь.
– Ясное дело: вот здесь нас в штабе познакомить.
– …это дает возможность…
…Вставив кодовую карточку в щель замка, Вера открыла дверь и вошла в каморку без окон, где безустанно крутились магнитофонные бобины и так же безустанно строчила стенографические каракули немолодая женщина в наушниках.
– Все в порядке? - спросила Вера.
– А что ей сделается, электронике вашей? Ручка скорей сломается. Или бумага порвется, - ответила женщина. - Если чо надо будет, я тебя кликну.
Вера, однако, не ушла, а взяла пару параллельных наушников, стала вслушиваться в разговор в "черном кабинете":
… - Как ему сказать? Что иначе Чубарь вас посадит?
– Да. Вот все, что я сказал здесь, перескажи ему.
– А почему ты сам ему это не скажешь?
– Могу и сам сказать.
– Ну, тогда они пожалеют. Мы вот здесь даже не посредники и не парламентарии.
– Ну, и что?
– Меня пошлют.
Повисла пауза. Нарушил ее голос Петрушина:
– Да, ребята, похоже, взорвались настолько уже… Так, ну что, мы это дело закончим тогда? Сами скажете…
– Ладно, - согласился Чубарь. - Скажем.
…Камера возвращается в кабинет.
– Я так понимаю, - сказал Петрушин, - что, если меня выгонят с работы, завтра я буду за Кремлевской стеной и не войду никуда. А у них-то какие силы, если они освобождены от занимаемой должности? С помощью чего они реализуют? Лично сами занимаются что ли? Или у них все это оружие функционирует под их руководством?..
Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос и пара соответствующих фотографий:
Оперативная справка: после смены президента Первушин устроился в Нефтепром менеджером по связям с общественностью на оклад в десять тысяч долларов в месяц. Продолжает ездить на красном спортивном "Мерседесе", но уже новой модели.
…Вера сняла наушники.
– Кто это?
– А я знаю? - с одесской интонацией ответила женщина. - А мне это надо? Мое дело - записывать. А кто, что… Я б и тебе не очень советовала… вслушиваться.
– Ну да, понимаю, отозвалась Вера. - Многие знания рождают многие печали.
– Тихо! - прикрикнула шепотом стенографистка. - Не мешай. Снова заговорили…
– …А я к тебе, Николай Васильевич, вот с какой просьбой… - еле слышно донеслось из наушников…
…- Мне б увидеться с Борис Николаевичем по совершенно неотложному делу, - сказал вошедший в кабинет седой представительный мужчина, удивительно похожий на артиста Кирилла Лаврова, и подошел к столу.
Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Закадровый голос:
Олег Колобов. Первый вице-премьер правительства. Курирует силовые министерства.
– …А в чем проблема? - поинтересовался Петрушин. - Вы мне скажите… или еще лучше - записочку. Я ознакомлюсь, доложу.
– Записочку тебе? - осведомился посетитель густым басом. - Лучше всего тебе таких записочек и не видеть. Чтоб спать спокойнее…
– Ну уж, знаете!.. Я такого повидал… И ничего. Никакой, так сказать, бессонницы, - попытался Петрушин взять верх над посетителем. Однако, безуспешно…
– В общем, передай, что есть разговор по поводу этого… кандидата… Лисовского… Президент знает…
…У Веры кабинетик был не намного больше, чем кабинка прослушивания, - но с окном и весь заставленный разного рода электронной аппаратурой. Наступал вечер. В окне светилась близкая Кремлевская звезда.
Раздался стук в дверь.
– Войдите, - разрешила Вера.
На пороге появился генерал Косячков.
– Освоилась?
– Осваиваюсь…
– Погода хороша, - кивнул Косячков на окно. - Не прогуляемся? По историческим местам… Да не смотри ты на меня так… Если чего - я по-другому приглашаю. Поняла бы…
…/Исторические места/ в вечернем освещении были красивы и безлюдны: только замаскированные под милиционеров охранники тенями торчали тут и там.
– Я хочу рассказать тебе, почему ты сюда попала. Вот, - генерал вынул из кармана несколько фотографий, - взгляни.
Они подошли поближе к фонарю, и Вера внимательно перетасовала снимки с изображением трупа "Человека с диском".
– На твоем месте еще неделю назад работал он. Подполковник Тришин. Ты у нас кто, старший лейтенант? Ничего, через месяц-другой я тебе капитана сделаю. У меня инженеров младше майора никогда раньше не служило. Ладно, не будем отвлекаться. Дело в том, что через кабинет, который мы слушаем, проходят чуть ли не каждый день миллионы… долларов. Я не оговорился. Такие там договоры происходят, такие сделки совершаются. Президент - ребенок. Его не так трудно уговорить подписать ту или иную бумагу. И дело, получается, в том, /какие/ бумаги ложатся ему на подпись. А вот это зависит от помощников. От Петрушина, например. И, может, в первую очередь. Сам он - человек мелкий, если что и наваривает - какие-то копейки. То ли попасться боится, - из-за десяти тысяч с ним ведь никто связываться не станет. То ли воображение слабое… А его посетители… Их, обладая информацией, очень хорошо расколоть можно. Тришин, наверное, и раскалывал. Да вот - на кого-то не того нарвался. Убийство заказное, если случайно киллера не схватили, -раскрыть можно только через "кому выгодно". Проходила в Академии? Вот я уже неделю тут прикидываю, пасьянсы раскладываю: /кому/ же выгодно? И /кто/ способен? И знаешь: буквально /всем/, кто в этот кабинет вхож, и выгодно может быть. И способен - каждый.
– Да. Я уже кое-что слышала…
– До Кремля дошел - значит, способен… Вот, собственно… все, что я хотел тебе рассказать. Свободна…
Вера пошла к четырнадцатому корпусу.
– Постой! - окликнул ее Косячков и она вернулась. - Я тебя звал-то не за тем, чтобы образовывать. Как-то само получилось. Ты стенографию знаешь?
Вера кивнула.
1 2 3 4 5 6