А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ганс Христиан АНДЕРСЕН
КАЛОШИ СЧАСТЬЯ


1. НАЧАЛО
Дело было в Копенгагене, на Восточной улице, недалеко от Новой
королевской площади. В одном доме собралось большое общество - иногда ведь
приходится все-таки принимать гостей; зато, глядишь, и сам дождешься
когда-нибудь приглашения. Гости разбились на две большие группы: одна
немедленно засела за ломберные столы, другая же образовала кружок вокруг
хозяйки, которая предложила "придумать что-нибудь поинтереснее", и беседа
потекла сама собой. Между прочим, речь зашла про средние века, и многие
находили, что в те времена жилось гораздо лучше, чем теперь. Да, да!
Советник юстиции Кнап отстаивал это мнение так рьяно, что хозяйка тут же с
ним согласилась, и они вдвоем накинулись на бедного Эрстеда, который
доказывал в своей статье в "Альманахе", что наша эпоха кое в чем все-таки
выше средневековья. Советник утверждал, что времена короля Ганса были
лучшей и счастливейшей порой в истории человечества.
Пока ведется этот жаркий спор, который прервался лишь на мгновенье,
когда принесли вечернюю газету (впрочем, читать в ней было решительно
нечего), пройдем в переднюю, где гости оставили свои пальто, палки,
зонтики и калоши. Сюда только что вошли две женщины: молодая и старая. На
первый взгляд их можно было принять за горничных, сопровождающих
каких-нибудь старых барынь, которые пришли сюда в гости, но, приглядевшись
повнимательнее, вы бы заметили, что эти женщины ничуть не похожи на
служанок: слишком уж мягки и нежны были у них руки, слишком величавы
осанка и движения, а платье отличалось каким-то особо смелым покроем. Вы,
конечно, уже догадались, что это были феи. Младшая была если и не самой
феей Счастья, то, уж наверно, камеристкой одной из ее многочисленных
камер-фрейлин и занималась тем, что приносила людям разные мелкие дары
Счастья. Старшая казалась гораздо более серьезной - она была феей Печали и
всегда управлялась со своими делами сама, не поручая их никому: так, по
крайней мере, она знала, что все наверняка будет сделано как следует.
Стоя в передней, они рассказывали друг другу о том, где побывали за
день. Камеристка камер-фрейлины Счастья сегодня выполнила всего лишь
несколько маловажных поручений: спасла от ливня чью-то новую шляпу,
передала одному почтенному человеку поклон от высокопоставленного
ничтожества и все в том же духе. Но зато в запасе у нее осталось нечто
совершенно необыкновенное.
- Нужно тебе сказать, - закончила она, - что у меня сегодня день
рождения, и в честь этого события мне дали пару калош, с тем чтобы я
отнесла их людям. Эти калоши обладают одним замечательным свойством: того,
кто их наденет, они могут мгновенно перенести в любое место или в
обстановку любой эпохи - куда он только пожелает, - и он, таким образом,
сразу обретет счастье.
- Ты так думаешь? - отозвалась фея Печали. - Знай же: он будет самым
несчастным человеком на земле и благословит ту минуту, когда наконец
избавится от твоих калош.
- Ну, это мы еще посмотрим! - проговорила камеристка Счастья. - А
пока что я поставлю их у дверей. Авось кто-нибудь их наденет по ошибке
вместо своих и станет счастливым.
Вот какой между ними произошел разговор.

2. ЧТО ПРОИЗОШЛО С СОВЕТНИКОМ ЮСТИЦИИ
Было уже поздно. Советник юстиции Кнап собирался домой, все еще
размышляя о временах короля Ганса. И надо же было так случиться, чтобы
вместо своих калош он надел калоши Счастья. Как только он вышел в них на
улицу, волшебная сила калош немедленно перенесла его во времена короля
Ганса, и ноги его тотчас же утонули в непролазной грязи, потому что при
короле Гансе улиц не мостили.
- Ну и грязища! Просто ужас что такое! - пробормотал советник. - И к
тому же ни один фонарь не горит.
Луна еще не взошла, стоял густой туман, и все вокруг тонуло во мраке.
На углу перед изображением мадонны висела лампада, но она чуть теплилась,
так что советник заметил картину, лишь поравнявшись с нею, и только тогда
разглядел божью матерь с младенцем на руках.
"Здесь, наверно, была мастерская художника, - решил он, - а вывеску
позабыли убрать".
Тут мимо него прошло несколько человек в средневековых костюмах.
"Чего это они так вырядились? - подумал советник. - Должно быть, с
маскарада идут".
Но внезапно послышался барабанный бой и свист дудок, замелькали
факелы, и взорам советника представилось удивительное зрелище! Навстречу
ему по улице двигалась странная процессия: впереди шли барабанщики,
искусно выбивая дробь палочками, а за ними шагали стражники с луками и
арбалетами. По-видимому, то была свита, сопровождавшая какое-то важное
духовное лицо. Изумленный советник спросил, что это за шествие и кто этот
сановник.
- Епископ Зеландский! - послышалось в ответ.
- Господи помилуй! Что еще такое приключилось с епископом? - вздохнул
советник Кнап, грустно покачивая головой. - Нет, вряд ли это епископ.
Размышляя обо всех этих чудесах и не глядя по сторонам, советник
медленно шел по Восточной улице, пока наконец не добрался до площади
Высокого моста. Однако моста, ведущего к Дворцовой площади, на месте не
оказалось, - бедный советник едва разглядел в кромешной тьме какую-то
речонку и в конце концов заметил лодку, в которой сидело двое парней.
- Прикажете переправить вас на остров? - спросили они.
- На остров? - переспросил советник, не зная еще, что он теперь живет
во время средневековья. - Мне нужно попасть в Христианову гавань, на Малую
торговую улицу.
Парни вытаращили на него глаза.
- Скажите хотя бы, где мост? - продолжал советник. - Ну что за
безобразие! Фонари не горят, а грязь такая, что кажется, будто по болоту
бродишь!
Но чем больше он говорил с перевозчиками, тем меньше мог разобраться
в чем-нибудь.
- Не понимаю я вашей борнхольмской тарабарщины! - рассердился он
наконец и повернулся к ним спиной.
Но моста он все-таки не нашел; каменный парапет набережной исчез
тоже. "Что делается! Вот безобразие!" - думал он. Да, никогда еще
действительность не казалась ему такой жалкой и мерзкой, как в этот вечер.
"Нет, лучше взять извозчика, - решил он. - Но, господи, куда же они все
запропастились? Как назло, ни одного! Вернусь-ка я на Новую королевскую
площадь - там, наверное, стоят экипажи, а то мне вовек не добраться до
Христианской гавани!"
Он снова вернулся на Восточную улицу и успел уже пройти ее почти всю,
когда взошла луна.
"Господи, что это здесь понастроили такое?" - изумился советник,
увидев перед собой Восточные городские ворота, которые в те далекие
времена стояли в конце Восточной улицы.
Наконец он отыскал калитку и вышел на теперешнюю Новую королевскую
площадь, которая в те времена была просто большим лугом. На лугу там и сям
торчали кусты, и он был пересечен не то широким каналом, не то рекой. На
противоположном берегу расположились жалкие лавчонки халландских шкиперов,
отчего место это называлось Халландской высотой.
- Боже мой! Или это мираж, фата-моргана, или я... господи... пьян? -
застонал советник юстиции. - Что же это такое? Что же это такое?
И советник опять повернул назад, подумав, что заболел. Шагая по
улице, он теперь внимательнее приглядывался к домам и заметил, что все они
старинной постройки и многие крыты соломой.
- Да, конечно, я заболел, - вздыхал он, - а ведь всего-то стаканчик
пунша выпил, но мне и это повредило. И надо же додуматься - угощать гостей
пуншем и горячей лососиной! Нет, я непременно поговорю об этом с агентшей.
Вернуться разве к ним и рассказать, какая со мной приключилась беда? Нет,
неудобно. Да они, уж пожалуй, давно спать улеглись.
Он стал искать дом одних своих знакомых, но его тоже не оказалось на
месте.
- Нет, это просто бред какой-то! Не узнаю Восточной улицы. Ни одного
магазина! Все только старые, жалкие лачуги - можно подумать, что я попал в
Роскилле или Рингстед. Да, плохо мое дело! Ну что уж тут стесняться,
вернусь к агенту! Но, черт возьми, как мне найти его дом? Я больше не
узнаю его. Ага, здесь, кажется, еще не спят!... Ах, я совсем расхворался,
совсем расхворался.
Он наткнулся на полуоткрытую дверь, из-за которой лился свет. Это был
один из тех старинных трактиров, которые походили на теперешние наши
пивные. Общая комната напоминала голштинскую харчевню. В ней сидело
несколько завсегдатаев - шкипера, копенгагенские бюргеры и еще какие-то
люди, с виду ученые. Попивая пиво из кружек, они вели какой-то жаркий спор
и не обратили ни малейшего внимания на нового посетителя.
- Простите, - сказал советник подошедшей к нему хозяйке, - мне вдруг
стало дурно. Вы не достанете мне извозчика? Я живу в Христианской гавани.
Хозяйка посмотрела на него и грустно покачала головой, потом что-то
сказала по-немецки. Советник подумал, что она плохо понимает по-датски, и
повторил свою просьбу на немецком языке. Хозяйка уже заметила, что
посетитель одет как-то странно, а теперь, услышав немецкую речь,
окончательно убедилась в том, что перед ней иностранец. Решив, что он
плохо себя чувствует, она принесла ему кружку солоноватой колодезной воды.
Советник оперся головой на руку, глубоко вздохнул и задумался: куда же
все-таки он попал?
- Это вечерний "День"? - спросил он чтобы сказать что-нибудь, увидев,
как хозяйка убирает большой лист бумаги.
Она его не поняла, но все-таки протянула ему лист: это была старинная
гравюра, изображавшая странное свечение неба, которое однажды наблюдали в
Кельне.
- Антикварная картина! - сказал советник, увидев гравюру, и сразу
оживился. - Где вы достали эту редкость? Очень, очень интересно, хотя и
сплошная выдумка. На самом деле это было просто северное сияние, как
объясняют теперь ученые; и, вероятно, подобные явления вызываются
электричеством.
Те, что сидели близко и слышали его слова, посмотрели на него с
уважением; один человек даже встал, почтительно снял шляпу и сказал с
самым серьезным видом:
- Вы, очевидно, крупный ученый, мосье?
- О нет, - ответил советник, - просто я могу поговорить о том о сем,
как и всякий другой.
- Modestial <скромность(лат.)> - прекраснейшая добродетель, - изрек
его собеседник. - Впрочем, о сути вашего высказывания mihi secus videtur
<я другого мнения (лат.)>, хотя и с удовольствием воздержусь пока
высказывать мое собственное judicium <суждение (лат.)>.
- Осмелюсь спросить, с кем имею удовольствие беседовать? -
осведомился советник.
- Я бакалавр богословия, - ответил тот.
Эти слова все объяснили советнику - незнакомец был одет в
соответствии со своим ученым званием. "Должно быть, это какой-то старый
сельский учитель, - подумал он, - человек не от мира сего, каких еще можно
встретить в отдаленных уголках Ютландии".
- Здесь, конечно, не locus docendi <место ученых бесед (лат.)>, -
говорил богослов, - но я все-таки очень прошу вас продолжать свою речь.
Вы, конечно, весьма начитаны в древней литературе?
- О да! Вы правы, я частенько-таки прочитываю древних авторов, то
есть все их хорошие произведения; но очень люблю и новейшую литературу,
только не "Обыкновенные истории" <намек на "Обыкновенные истории" датской
писательницы Гюллембург>; их хватает и в жизни.
- Обыкновенные истории? - переспросил богослов.
- Да, я говорю об этих новых романах, которых столько теперь выходит.
- О, они очень остроумны и пользуются успехом при дворе, - улыбнулся
бакалавр. - Король особенно любит романы об Ифвенте и Гаудиане, в которых
рассказывается о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, и даже изволил
шутить по этому поводу со своими приближенными <Знаменитый датский
писатель Хольберг рассказывает в своей "Истории Датского государства",
что, прочитав роман о рыцарях Круглого стола, король Ганс однажды сказал в
шутку своему приближенному Отто Руду, которого очень любил: "Эти господа
Ифвент и Гаудиан, о которых говорится в этой книге, были замечательные
рыцари. Таких теперь больше не встретишь". На что Отто Руд ответил: "Если
бы теперь встречались такие короли, как король Артур, то, наверное,
нашлось бы немало таких рыцарей, как Ифвент и Гаудиан". (Примечание
Андерсена.)>.
- Этих романов я еще не читал, - сказал советник юстиции. - Должно
быть, это Хейберг что-нибудь новое выпустил?
- Нет, что вы, не Хейберг, а Готфред фон Гемен, - ответил бакалавр.
- Так вот кто автор! - воскликнул советник. - Какое древнее имя! Ведь
это наш первый датский книгопечатник, не так ли?
- Да, он наш первопечатник! - подтвердил богослов.
Таким образом, пока что все шло прекрасно. Когда один из горожан
заговорил о чуме, свирепствовавшей здесь несколько лет назад, а именно в
1484 году, советник подумал, что речь идет о недавней эпидемии холеры, и
разговор благополучно продолжался. А после как было не вспомнить
окончившуюся совсем недавно пиратскую войну 1490 года, когда английские
каперы захватили стоящие на рейде датские корабли. Тут советник, вспомнив
о событиях 1801 года, охотно присоединил свой голос к общим нападкам на
англичан. Но дальше разговор что-то перестал клеиться и все чаще
прерывался гробовой тишиной.
Добрый бакалавр был очень уж невежественный: самые простые суждения
советника казались ему чем-то необычайно смелым и фантастичным.
Собеседники смотрели друг на друга со все возрастающим недоумением, и,
когда наконец окончательно перестали понимать один другого, бакалавр,
пытаясь поправить дело, заговорил по-латыни, но это мало помогло.
- Ну, как вы себя чувствуете? - спросила хозяйка, потянув советника
за рукав.
Тут он опомнился и в изумлении воззрился на своих собеседников,
потому что за разговором совсем забыл, что с ним происходит.
"Господи, где я?" - подумал он, и при одной мысли об этом у него
закружилась голова.
- Давайте пить кларет, мед и бременское пиво! - закричал один из
гостей. - И вы с нами!
Вошли две девушки, одна из них была в двухцветном чепчике <при короле
Гансе, в 1495 году, был выпущен указ, по которому женщины легкого
поведения должны носить чепчики бросающейся в глаза расцветки>; они
подливали гостям вино и низко приседали. У советника даже мурашки забегали
по спине.
- Что же это такое? Что это такое? - шептал он, но вынужден был пить
вместе со всеми. Собутыльники так на него насели, что бедный советник
пришел в совершенное смятение, и когда кто-то сказал, что он, должно быть,
пьян, ничуть в этом не усомнился и только попросил, чтобы ему наняли
извозчика. Но все подумали, что он говорит по-московитски. Никогда в жизни
советник не попадал в такую грубую и неотесанную компанию. "Можно
подумать, - говорил он себе, - что мы вернулись ко временам язычества.
Нет, это ужаснейшая минута в моей жизни!"
Тут ему пришло в голову: а что, если залезть под стол, подползти к
двери и улизнуть? Но когда он был уже почти у цели, гуляки заметили, куда
он ползет, и схватили его за ноги. К счастью, калоши свалились у него с
ног, а с ними рассеялось и волшебство.
При ярком свете фонаря советник отчетливо увидел большой дом,
стоявший прямо перед ним. Он узнал и этот дом и все соседние, узнал и
Восточную улицу. Сам он лежал на тротуаре, упираясь ногами в чьи-то
ворота, а рядом сидел ночной сторож, спавший крепким сном.
- Господи! Значит, я заснул прямо на улице, вот тебе и на! - сказал
советник. - Да, вот и Восточная улица... Как светло и красиво! Но кто бы
мог подумать, что один стакан пунша подействует на меня так сильно!
Спустя две минуты советник уже ехал на извозчике в Христианову
гавань. Всю дорогу он вспоминал пережитые им ужасы и от всего сердца
благословлял счастливую действительность и свой век, который, несмотря на
все его пороки и недостатки, все-таки был лучше того, в котором ему только
что довелось побывать. И надо сказать, что на этот раз советник юстиции
мыслил вполне разумно.

3. ПРИКЛЮЧЕНИЯ СТОРОЖА
- Гм, кто-то оставил здесь свои калоши! - сказал сторож. - Это,
наверно, лейтенант, что живет наверху. Вот ведь какой, бросил их у самых
ворот!
Честный сторож, конечно, хотел было немедленно позвонить и отдать
калоши их законному владельцу, тем более что у лейтенанта еще горел свет,
- но побоялся разбудить соседей.
- Ну и тепло, должно быть, ходить в таких калошах!
1 2 3 4