А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


ДОРОЖНЫЙ ТОВАРИЩ


Бедняга Йоханнес был в большом горе: отец его лежал при смерти. Они
были одни в своей каморке; лампа на столе догорала; дело шло к ночи.
- Ты был мне добрым сыном, Йоханнес! - сказал больной. - Бог не
оставит тебя своей милостью!
И он ласково-серьезно взглянул на Йоханнеса, глубоко вздохнул и умер,
точно заснул. Йоханнес заплакал. Теперь он остался круглым сиротой: ни
отца у него, ни матери, ни сестер, ни братьев! Бедняга Йоханнес! Долго
стоял он на коленях перед кроватью и целовал руки умершего, заливаясь
горькими слезами, но потом глаза его закрылись, голова склонилась на край
постели, и он заснул.
И приснился ему удивительный сон.
Он видел, что солнце и месяц преклонились перед ним, видел своего
отца опять свежим и бодрым, слышал его смех, каким он всегда смеялся,
когда бывал особенно весел; прелестная девушка с золотою короной на чудных
длинных волосах протягивала Йоханнесу руку, а отец его говорил: "Видишь,
какая у тебя невеста? Первая красавица на свете!"
Тут Йоханнес проснулся, и прощай все это великолепие! Отец его лежал
мертвый, холодный, и никого не было у Йоханнеса! Бедняга Йоханнес!
Через неделю умершего хоронили; Йоханнес шел за гробом. Не видать ему
больше своего отца, который так любил его! Йоханнес слышал, как ударялась
о крышку гроба земля, видел, как гроб засыпали: вот уж виден только один
краешек, еще горсть земли - и гроб скрылся совсем. У Йоханнеса чуть сердце
не разорвалось от горя. Над могилой пели псалмы; чудное пение растрогало
Йоханнеса до слез, он заплакал, и на душе у него стало полегче. Солнце так
приветливо озаряло зеленые деревья, как будто говорило: "Не тужи,
Йоханнес! Посмотри, какое красивое голубое небо - там твой отец молится за
тебя!"
- Я буду вести хорошую жизнь! - сказал Йоханнес. - И тогда я тоже
пойду на небо к отцу. Вот будет радость, когда мы опять свидимся! Сколько
у меня будет рассказов! А он покажет мне все чудеса и красоту неба и опять
будет учить меня, как учил, бывало, здесь, на земле. Вот будет радость!
И он так живо представил себе все это, что даже улыбнулся сквозь
слезы. Птички, сидевшие на ветвях каштанов, громко чирикали и пели; им
было весело, хотя только что присутствовали при погребении, но они ведь
знали, что умерший теперь на небе, что у него выросли крылья, куда
красивее и больше, чем у них, и что он вполне счастлив, так как вел здесь,
на земле, добрую жизнь.
Йоханнес увидел, как птички вспорхнули с зеленых деревьев и взвились
высоко-высоко, и ему самому захотелось улететь куда-нибудь подальше. Но
сначала надо было поставить на могиле отца деревянный крест. Вечером он
принес крест и увидал, что могила вся усыпана песком и убрана цветами, -
об этом позаботились посторонние люди, очень любившие доброго его отца.
На другой день рано утром Йоханнес связал все свое добро в маленький
узелок, спрятал в пояс весь свой капитал, что достался ему в наследство, -
пятьдесят талеров и несколько серебряных монет, и был готов пуститься в
путь-дорогу. Но прежде он отправился на кладбище, на могилу отца, прочел
над ней "Отче наш" и сказал:
- Прощай, отец! Я постараюсь всегда быть хорошим, а ты помолись за
меня на небе!
Потом Йоханнес свернул в поле. В поле росло много свежих, красивых
цветов; они грелись на солнце и качали на ветру головками, точно говорили:
"Добро пожаловать! Не правда ли, как у нас тут хорошо?" Йоханнес еще раз
обернулся, чтобы взглянуть на старую церковь, где его крестили ребенком и
куда он ходил по воскресеньям со своим добрым отцом петь псалмы.
Высоко-высоко, на самом верху колокольни, в одном из круглых окошечек
Йоханнес увидел крошку домового в красной остроконечной шапочке, который
стоял, заслонив глаза от солнца правою рукой. Йоханнес поклонился ему, и
крошка домовой высоко взмахнул в ответ своей красной шапкой, прижал руку к
сердцу и послал Йоханнесу несколько воздушных поцелуев - вот так горячо
желал он Йоханнесу счастливого пути и всего хорошего!
Йоханнес стал думать о чудесах, которые ждали его в этом огромном,
прекрасном мире и бодро шел вперед, все дальше и дальше, туда, где он
никогда еще не был; вот уже пошли чужие города, незнакомые лица, - он
забрался далеко-далеко от своей родины.
Первую ночь ему пришлось провести в поле, в стогу сена, - другой
постели взять было негде. "Ну и что ж, - думалось ему, - лучшей спальни не
найдется у самого короля!" В самом деле, поле с ручейком, стог сена и
голубое небо над головой - чем не спальня? Вместо ковра - зеленая трава с
красными и белыми цветами, вместо букетов в вазах - кусты бузины и
шиповника, вместо умывальника - ручеек с хрустальной свежей водой,
заросший тростником, который приветливо кланялся Йоханнесу и желал ему и
доброй ночи и доброго утра. Высоко над голубым потолком висел огромный
ночник - месяц; уж этот ночник не подожжет занавесок! И Йоханнес мог
заснуть совершенно спокойно. Так он и сделал, крепко проспал всю ночь и
проснулся только рано утром, когда солнце уже сияло, а птицы пели:
- Здравствуй! Здравствуй! Ты еще не встал?
Колокола звали в церковь, было воскресенье; народ шел послушать
священника; пошел на ним и Йоханнес, пропел псалом, послушал слова
божьего, и ему показалось, что он был в своей собственной церкви, где его
крестили и куда он ходил с отцом петь псалмы.
На церковном кладбище было много могил, совсем заросших сорной
травой. Йоханнес вспомнил о могиле отца, которая могла со временем принять
такой же вид, - некому ведь было ухаживать за ней! Он присел на землю и
стал вырывать сорную траву, поправил покачнувшиеся кресты и положил на
место сорванные ветром венки, думая при этом: "Может статься, кто-нибудь
сделает то же на могиле моего отца".
У ворот кладбища стоял старый калека нищий; Йоханнес отдал ему всю
серебряную мелочь и весело пошел дальше по белу свету.
К вечеру собралась гроза; Йоханнес спешил укрыться куда-нибудь на
ночь, но скоро наступила полная темнота, и он успел дойти только до
часовенки, одиноко возвышающейся на придорожном холме; дверь, к счастью,
была отперта, и он вошел туда, чтобы переждать непогоду.
- Тут я и посижу в уголке! - сказал Йоханнес. - Я очень устал, и мне
надо отдохнуть.
И он опустился на пол, сложил руки, прочел вечернюю молитву и еще
какие знал, потом заснул и спал спокойно, пока в поле сверкала молния и
грохотал гром.
Когда Йоханнес проснулся, гроза уже прошла, и месяц светил прямо в
окна. Посреди часовни стоял раскрытый гроб с покойником, которого еще не
успели похоронить. Йоханнес нисколько не испугался, - совесть у него была
чиста, и он хорошо знал, что мертвые никому не делают зла, не то что живые
злые люди. Двое таких как раз и стояли возле мертвого, поставленного в
часовню в ожидании погребения. Они хотели обидеть бедного умершего -
выбросить его из гроба на порог.
- Зачем вы это делаете? - спросил их Йоханнес. - Это очень дурно и
грешно! Оставьте его покоиться с миром!
- Вздор! - сказали злые люди. - Он надул нас! Взял у нас деньги, не
отдал и умер! Теперь мы не получим с него ни гроша; так вот хоть отомстим
ему - пусть валяется, как собака, за дверями!
- У меня всего пятьдесят талеров, - сказал Йоханнес, - это все мое
наследство, но я охотно отдам его вам, если вы дадите мне слово оставить
бедного умершего в покое! Я обойдусь и без денег, у меня есть пара
здоровых рук, да и бог не оставит меня!
- Ну, - сказали злые люди, - если ты заплатишь нам за него, мы не
сделаем ему ничего дурного, будь спокоен!
И они взяли у Йоханнеса деньги, посмеялись над его простотой и пошли
своей дорогой, а Йоханнес хорошенько уложил покойника в гробу, скрестил
ему руки, простился с ним и с веселым сердцем вновь пустился в путь.
Идти пришлось через лес; между деревьями, освещенными лунным сиянием,
резвились прелестные малютки эльфы; они ничуть не пугались Йоханнеса; они
хорошо знали, что он добрый, невинный человек, а ведь только злые люди не
могут видеть эльфов. Некоторые из малюток были не больше мизинца и
расчесывали свои длинные белокурые волосы золотыми гребнями, другие
качались на больших каплях росы, лежавших на листьях и стебельках травы;
иногда капля скатывалась, а с нею и эльфы, прямо в густую траву, и тогда
между остальными малютками поднимался такой хохот и возня! Ужасно забавно
было! Они пели, и Йоханнес узнал все хорошенькие песенки, которые он певал
еще ребенком. Большие пестрые пауки с серебряными коронами на головах
должны были перекидывать для эльфов с куста на куст висячие мосты и ткать
целые дворцы, которые, если на них попадала капля росы, сверкали при
лунном свете чистым хрусталем. Но вот встало солнце, малютки эльфы
вскарабкались в чашечки цветов, а ветер подхватил их мосты и дворцы и
понес по воздуху, точно простые паутинки.
Йоханнес уже вышел из леса, как вдруг позади него раздался звучный
мужской голос:
- Эй, товарищ, куда путь держишь?
- Куда глаза глядят! - сказал Йоханнес. - У меня нет ни отца, ни
матери, я круглый сирота, но бог не оставит меня!
- Я тоже иду по белу свету, куда глаза глядят, - сказал незнакомец. -
Не пойти ли нам вместе?
- Пойдем! - сказал Йоханнес, и они пошли вместе.
Скоро они очень полюбились друг другу: оба они были славные люди. Но
Йоханнес заметил, что незнакомец был гораздо умнее его, обошел чуть ли не
весь свет и умел порассказать обо всем.
Солнце стояло уже высоко, когда они присели под большим деревом
закусить. И тут появилась дряхлая старуха, вся сгорбленная, с клюкой в
руках; за спиной у нее была вязанка хвороста, а из высоко подоткнутого
передника три больших пучка папоротника и ивовых прутьев. Когда старуха
поравнялась с Йоханнесом и его товарищем, она вдруг поскользнулась, упала
и громко вскрикнула: бедняга сломала себе ногу.
Йоханнес сейчас же предложил товарищу отнести старуху домой, но
незнакомец открыл свою котомку, вынул оттуда баночку и сказал старухе, что
у него такая мазь, которая сразу вылечит ее, и она пойдет домой, как ни в
чем не бывало. Но за это она должна подарить ему те три пучка, которые у
нее в переднике.
- Плата хорошая! - сказала старуха и как-то странно покачала головой.
Ей не хотелось расставаться со своими прутьями, но и лежать со сломанной
ногой было тоже неприятно, и вот она отдала ему прутья, а он сейчас же
помазал ей ногу мазью; раз, два - и старушка вскочила и зашагала живее
прежнего. Вот так мазь была! Такой не достанешь в аптеке!
- На что тебе эти прутья? - спросил Йоханнес у товарища.
- А чем не букеты? - сказал тот. Они мне очень понравились: я ведь
чудак!
Потом они прошли еще добрый конец.
- Смотри, как заволакивает, - сказал Йоханнес, указывая перед собой
пальцем. - Вот так облака!
- Нет, - сказал его товарищ, - это не облака, а горы, высокие горы,
по которым можно добраться до самых облаков. Ах, как там хорошо! Завтра мы
будем уже далеко-далеко!
Горы были совсем не так близко, как казалось: Йоханнес с товарищем
шли целый день, прежде чем добрались до того места, где начинались темные
леса, взбиравшиеся чуть ли не к самому небу, и лежали каменные громады
величиной с город; подняться на горы было не шуткой, и потому Йоханнес с
товарищем зашли отдохнуть и собраться с силами на постоялый двор,
приютившийся внизу.
В нижнем этаже, в пивной, собралось много народа: хозяин марионеток
поставил там, посреди комнаты, свой маленький театр, а народ уселся перед
ним полукругом, чтобы полюбоваться представлением. Впереди всех, на самом
лучшем месте, уселся толстый мясник с большущим бульдогом. У, как свирепо
глядел бульдог! Он тоже уселся на полу и таращился на представление.
Представление началось и шло прекрасно: на бархатном троне восседали
король с королевой с золотыми коронами на головах и в платьях с длинными -
длинными шлейфами, - средства позволяли им такую роскошь. У всех входов
стояли чудеснейшие деревянные куклы со стеклянными глазами и большими
усами и распахивали двери, чтобы проветрить комнаты. Словом, представление
было чудесное и совсем не печальное; но вот королева встала, и только она
прошла несколько шагов, как бог знает что сделалось с бульдогом: хозяин не
держал его, он вскочил прямо на сцену, схватил королеву зубами за
тоненькую талию и - крак! - перекусил ее пополам. Вот был ужас!
Бедный хозяин марионеток страшно перепугался и огорчился за бедную
королеву: это была самая красивая из всех его кукол, и вдруг гадкий
бульдог откусил ей голову! Но вот народ разошелся, и товарищ Йоханнеса
сказал, что починит королеву, вынул баночку с той же мазью, которой мазал
сломанную ногу старухи, и помазал куклу; кукла сейчас же опять стала
целехонька и вдобавок сама начала двигать всеми членами, так что ее больше
не нужно было дергать за веревочки; выходила, что кукла была совсем как
живая, только говорить не могла. Хозяин марионеток остался этим очень
доволен: теперь ему не нужно было управлять королевой, она могла сама
танцевать, не то что другие куклы!
Ночью, когда все люди в гостинице легли спать, кто-то вдруг завздыхал
так глубоко и протяжно, что все повставали посмотреть, что и с кем
случилось, а хозяин марионеток подошел к своему маленькому театру, -
вздохи слышались оттуда. Все деревянные куклы, и король и телохранители,
лежали вперемежку, глубоко вздыхали и таращили свои стеклянные глаза; им
тоже хотелось, чтобы их смазали мазью, как королеву, - тогда бы и они
могли двигаться сами! Королева же встала на колени и протянула свою
золотую корону, как бы говоря: "Возьмите ее, только помажьте моего супруга
и моих придворных!" Бедняга хозяин не мог удержаться от слез, так ему жаль
стало своих кукол, пошел к товарищу Йоханнеса и пообещал отдать ему все
деньги, которые соберет за вечернее представление, если тот помажет мазью
четыре-пять лучших из его кукол. Товарищ Йоханнеса сказал, что денег он не
возьмет, а пусть хозяин отдаст ему большую саблю, которая висит у него на
боку. Получив ее, он помазал шесть кукол, которые сейчас же заплясали, да
так весело, что, глядя на них, пустились в пляс и все живые, настоящие
девушки, заплясали и кучер, и кухарка, и лакеи, и горничные, все гости и
даже кочерга со щипцами; ну, да эти-то двое растянулись с первого же
прыжка. Да, веселая выдалась ночка!
На следующее утро Йоханнес и его товарищ ушли из гостиницы,
взобрались на высокие горы и вступили в необозримые сосновые леса. Путники
поднялись наконец так высоко, что колокольни внизу казались им какими-то
красненькими ягодками в зелени, и, куда ни оглянись, видно было на
несколько миль кругом. Такой красоты Йоханнес еще не видывал; теплое
солнце ярко светило с голубого прозрачного неба, в горах раздавались звуки
охотничьих рогов, кругом была такая благодать, что у Йоханнеса выступили
на глазах от радости слезы, и он не мог не воскликнуть:
- Боже ты мой! Как бы я расцеловал тебя за то, что ты такой добрый и
создал для нас весь этот чудесный мир!
Товарищ Йоханнеса тоже стоял со скрещенными на груди руками и смотрел
на леса и города, освещенные солнцем. В эту минуту над головами их
раздалось чудесное пение; они подняли головы - в воздухе плыл большой
прекрасный белый лебедь и пел, как не петь ни одной птице; но голос его
звучал все слабее м слабее, он склонил голову и тихо-тихо опустился на
землю: прекрасная птица лежала у ног Йоханнеса и его товарища мертвой!
- Какие чудные крылья! - сказал товарищ Йоханнеса. - Такие большие и
белые, цены им нет! Они могут нам пригодиться! Видишь, хорошо, что я взял
с собой саблю!
И он одним ударом отрубил у лебедя оба крыла.
Потом они прошли по горам еще много-много миль и наконец увидели
перед собой большой город с сотнями башен, которые блестели на солнце, как
серебряные; посреди города стоял великолепный мраморный дворец с крышей и
червонного золота; тут жил король.
Йоханнес с товарищем не захотели сейчас же идти осматривать город, а
остановились на одном постоялом дворе, чтобы немножко пообчиститься с
дороги и принарядиться, прежде чем показаться на улицах. Хозяин постоялого
двора рассказал им, что король - человек очень добрый и никогда не сделает
людям ничего худого, но что дочь у него злая-презлая.
1 2 3