Полковник Глоба ЦГИА, ф. 6с/102, оп. 1, д. 20, 1904, л. 16. Документ № 9Письмо русского военного агента в Париже Лазарева начальнику военно-статистического отдела Главного штаба В. П. Целебровскому 24 марта 1904 г. В. секретно Милостивый государь, Виталий Платонович.Чиновник министерства внутренних дел Мануйлов сообщил мне, что центром японской разведывательной службы является Вена.Японская миссия в Вене имеет секретных агентов в Кракове и Львове, которые получают надлежащие указания из Варшавы и Петербурга.Представляя вышеизложенное на благоусмотрение вашего превосходительства, покорнейше прошу принять уверение в глубоком почтении и совершенной преданности.Имею честь быть вашего превосходительства покорнейшим слугой. В. Лазарев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 10060, л.9. Документ №10Донесение начальника Енисейского губернского жандармского управления Глоба директору Департамента полиции Лопухину 3 апреля 1904 г. Сов. секретно В дополнение к телеграмме моей от 2 апреля[ В этой телеграмме полковник Глоба испрашивал указаний о возможности привлечения к дознанию Акима. – Прим. сост. сборника.
], имею честь донести вашему превосходительству, что негласным наблюдением за корейско-подданным Аким – в действительности его фамилия Кин-Чан-Сун, который при святом крещении получил имя Иоаким, а на вывеске прачечного заведения значится «Аким», выяснено, что означенный Кин-Чан-Сун постоянно посещает Красноярский вокзал Сибирской железной дороги и во время прибытия воинских поездов подходил к воинскому и продовольственному пункту, получал много писем из Харбина, Мукдена и других пунктов Востока. Письма эти по прочтении он сжигал в печке, что подтверждается свидетельскими показаниями: Марии Квашиной, Евдокии Потаповой, Михаила Кузнецова и Акулины Вяхиревой. 2 апреля один из японцев, следовавший с партией высылаемых из Востока, незаметно ускользнул от жандармского надзора, взял извозчика Иннокентия Степанова и приказал последнему везти его на Песочную улицу в дом Кузнецова, т. е. в дом, в котором квартировал Иоаким. В квартире Иоакима японец пробыл минут пять, а затем оба они приехали на вокзал. По возвращении Иоакима из вокзала, за которым неотступно имелось наблюдение в оба пути, был произведен обыск. По обыску ничего предосудительного не обнаружено. Отобрано два адреса: 1) Иркутск – квартира папиросника Кузнечная улица, Торговые ряды, дом Базанова №22, Николаю Одаховскому и 2) гор. Томск – Парижская прачечная, на имя Ки-Ми-Кса.О чем докладывая вашему превосходительству, испрашиваю дальнейших указаний как поступить с Кин-Чан-Сун. Иркутский военный генерал-губернатор на мою телеграмму уведомил меня, чтоб я испросил дальнейших указаний по этому делу у вашего превосходительства.Полковник Глоба ЦГИА, ф.6с/162, оп. 1, д. 20, 1904, л. 34. Документ №11Сообщение Российского консула в Тяньцзине Лаптева начальнику дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке 9 июня 1904 г. Вчера вернулись в Тяньцзин мой разведчик турецкоподданный Эбобекер-бей, посланный мною несколько времени тому назад для наблюдения за партией японских шпионов, задержанных на заставе р. Ляохе ротмистром Измайловым.Партия эта была организована в Тяньцзине начальником штаба квартирующих здесь японских войск и вначале в состав ее вошли: 2 японца, 3 грека, 2 китайца и вышеназванный тайный агент консульства, приглашенный нашими врагами в качестве бывалого в Маньчжурии лица и переводчика русского языка. Задачею партии было намечено попытаться разрушить Маньчжурскую железную дорогу и места квартирования наших начальствующих лиц.Первыми выехали из Тяньцзина 23 минувшего мая китайцы, за ними на следующий день греки и за последними – японцы с Эбобекер-бей, захватив с собою два ящика с пилами, топорами и одну банку с взрывчатым веществом. При отъезде греков, на вокзале, я узнал между ними одного молодого низкорослого субъекта, который за несколько дней до событий являлся в канцелярии консульства с просьбой – провизировать его паспорт для проезда в Маньчжурию. Отказав в этой просьбе и не зная в то время, с кем имею дело, я, однако, заметил, что предъявленный мне для визы вид был выдан из французского генерального консульства в Шанхае и явлен в нашем генеральном консульстве в том же порядке.Местом свидания членов партии был избран Шанхай-Гуань, где, как теперь выясняется, состав ее еще увеличился пятью японцами. Там в квартире одного японского доктора, который, по-видимому, руководит деятельностью всех местных шпионов, состоялось собрание, где обсуждалась программа дальнейшего путешествия злоумышленников, и где иностранным членам партии было объявлено, что им уплатят за все время командировки по 50 долларов в сутки; в случае же успеха, было обещано особое вознаграждение. Здесь нелишним считаю присовокупить, что с означенным выше японским доктором в Шанхай-Гуане поддерживают особенно частые сношения Инкоусский английский коммерсант Г. Ф. Буш, его жена и брат. Из Шанхай-Гуаня вся партия направилась 1 сего июня в Цзиньчжоу; здесь злоумышленники ночевали в частных японских домах, где, между прочим, квартирует также 5 японских офицеров, несущих почтовую и разведочную службу. С рассветом 2 июня шпионы двинулись на Гоубанцзы и Синминтин. Входившие до сего времени в состав партии 2 японца из Тяньцзина остались в Цзиньчжоу, передав руководство делами одному из греков. В Гоубанцзы мой разведчик успел тайно свидеться с одним из своих друзей – китайцем-магометанином, которого послал наскоро в Синминтин, вручив ему письмо для первого встретившегося русского офицера с предупреждением о предстоящем прибытии туда шпионов. С этим же посланным Эбобекер-бей отправил также и выданное ему мною удостоверение, где были кратко обозначены данные о роли моего агента и приглашение оказывать ему помощь. Когда злоумышленники прибыли в Синминтин и переехали со станции в один из ближайших китайских постоялых дворов, к ним явился русский офицер с конвоем казаков и арестовал всех прибывших. Греков и китайцев посадили на две телеги, Эбобекер-бею дали верховую лошадь и повезли всех с наступлением ночи на русскую военную заставу, расположенную в 12 верстах от города, где находилась квартира командира отряда. Таким образом, арестованные были переданы в руки русских офицеров, но затем всем членам партии, кроме Эбобекер-бея, удалось бежать из-под ареста. После трехчасовых поисков, были снова доставлены на заставу убежавшие 2 китайца; для поимки же греков был наскоро послан разъезд казаков, которым было приказано оцепить всю соседнюю местность. О дальнейшем результате поисков мне неизвестно. Утром на следующий день командир заставы сделал моему агенту допрос, выдал ему расписку, в копии при сем прилагаемую, в получении от него 2 китайцев шпионов и отпустил его с заставы, присовокупив, что пропавшие вместе с греками его вещи будут своевременно разысканы и доставлены в Тяньцзин.Доводя о сем до сведения вашего высокородия, в дополнение к секретной телеграмме моей от 8 июня, и покорнейше прося доложить все вышеизложенное наместнику его императорского величества, позволяю себе вместе с сим ходатайствовать, не найдете ли вы возможным просить его высокопревосходительство возместить вверенному мне консульству 500 мексиканских долларов, выданных мною разведчику Эбобекер-бею на расходы по путешествию и в виде награды. Иностранец этот, исполняющий роль двойного шпиона, доказал выдачею преступников свою деятельность в нашу пользу, и я не мог не вознаградить его материально, тем более, что после неудавшейся попытки японцев привести в исполнение задуманное, Эбобекер-бей находится у них в подозрении и отказан от бывшего своего места привратника в одном из казенных японских помещений. В моем распоряжении не имеется сумм на подобные расходы, и я почту себя особенно обязанным, если наместник соблаговолит распорядиться покрыть произведенную мною уплату из имеющихся у него сумм на разведочную службу. Н. Лаптев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 27513, лл. 46, 47, 48. Документ №12Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 12 августа 1904 года Наблюдением и сведениями, добытыми из разных источников, выяснено, что в 1901 году, в январе явился в контору чайного магазина «Васильев и Дементьев», Невский 50, японский подданый Хори-Сан, с лучшими рекомендациями своего посольства, прекрасно и всесторонне образованный и владеющий иностранными и отчасти русским языками, с предложением услуг в качестве подручного приказчика и вообще оказывать фирме услуги при сношениях с китайскими и японскими чайными фирмами. В декабре этого же года, по рекомендации Хори-Сан, к Дементьеву поступил на тех же основаниях и другой японский подданный Миура-Кен-Забура[ Прав. – Миура Кэндзабуро.
] 30–35 лет (фотографическая карточка при сем прилагается), высокообразованный и при этом отлично ознакомленный с большими городами России, Сибири и островом Сахалином, по его же словам, всю Сибирь и Сахалин он исколесил вдоль и поперек и хорошо ознакомлен с местностью и обычаями населения. Проживали эти японцы в общей квартире служащих магазина, в доме № 13, по Морской улице. 1 апреля 1902 года Хори-Сан оставил службу в магазине и выехал в Москву, не прерывая сношений с Миура-Кен-Забура, который в ноябре того же года перешел на службу в японское посольство и вместо себя рекомендовал японца Сиратори, как впоследствии оказалось, окончившего высший философский институт в Токио, этот последний, в свою очередь, определил на службу в этот же магазин своего земляка Мамиури Токаки, окончившего морскую школу в Токио, прибывшего будто бы из Одессы. Все эти японцы проживали вместе с другими служащими магазина в общей квартире по Садовой улице в доме № 29, а затем в доме №13 по Морской улице, получали жалование от 35–40 рублей в месяц. Цель прибытия в Россию объяснили тем, что они при содействии своего посольства хотели открыть в С.-Петербурге японско-русский банк, но не успели в этом, а потому вынуждены были приискать другой род занятий. Для усовершенствования в русском языке и письме им был приглашен один русский студент университета, личность коего не удалось установить. Все эти японцы после закрытия магазина почти ежедневно отправлялись или в японское посольство-консульство, или в китайское, св. американское и английское, часто можно было наблюдать их в обществе лиц, служащих в вышеозначенных учреждениях, на улицах и в увеселительных местах; Миура был, видимо, их руководителем и знакомил последних как с особенностями столицы, так равно и с теми из русских лиц, с коими он приобрел знакомство в качестве служащего в посольстве. Таким образом, Сиратори и Токаки познакомились с лейтенантом флота де-Ливрон, капитаном II ранга Катаевым (среднего роста, черная французская бородка, усы кверху, носит пенсне в черной оправе), курсистками, замеченными в политической неблагонадежности, Кожданской и Никольской, ученым-лесоводом Марком Левиным (еврей). В начале 1903 года Сиратори сделал предложение кассирше магазина, дочери полковника, Елене Павловне Никуловой, для чего принял православие и женился на последней, ввиду же особых семейных условий в Японии, этот брак, по ходатайству посла Курино, был узаконен японским правительством. Женившись, Сиратори с женой и Токаки переехали 2 апреля 1904 года на жительство в дом № 15 по Итальянской улице, где в меблированной квартире занимали одну комнату за 30 рублей в месяц. Здесь их начали посещать вышеупомянутые морские офицеры, сотрудник газеты «Русь» Шебуев, военный атташе китайского посольства и другие лица. О переезде японцев в эту квартиру и посещавших их лицах приставом было немедленно сообщено охранному отделению, а за ними, квартирой и чайным магазином «Дементьева» возложено было самое строгое наблюдение на меня, как районного офицера, и местных околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского. Так как Сиратори и Токаки были уволены из магазина по случаю войны и видимо нигде не служили, но тем не менее посещения ими американского, английского и китайского консульств и посольств не прекращалось, причем неоднократно были замечены с ношей – пачками печатанных произведений и почтовой корреспонденции, равно сношения с вышеупомянутыми лицами, а также и кассиршей магазина «Дементьева» Клавдией Ожигиной, то в отсутствии их из квартиры, в комнате, занимаемой ими, были просмотрены принадлежащие им вещи, в коих найден был счет на 125 рублей лейтенанта де-Ливрона. Этот счет и добытые наблюдением за японцами сведения были лично сообщены приставом Пчелиным охранному отделению, но были ли предприняты по этому докладу какие-либо меры последним – неизвестно. Затем дальнейшим наблюдением установлено, что всю корреспонденцию японцы адресовали на верхнем конверте в Гамбург, а на вложенном внутреннем – в г. Токио и отправляли через Американское консульство, как равно и получали оттуда таковую. Всех своих знакомых старались встречать в квартире всегда лично, не допуская к открытию дверей на лестницу, по звонку, ни прислугу, ни хозяина. В первых числах августа сего года посетил их прибывший на одни сутки из Москвы и останавливавшийся в Северной гостинице японец Хори-Сан, у которого на обеде были Сиратори, Токаки и другие лица. 7 августа негласным путем мною было получено сведение, что Токаки думает этого же дня вечером или 8 августа утром выехать из Петербурга за границу на Берлин. Сообщив немедленно же, 10 час. утра об этом, по телефону, помощ. начальн. охранного отдел, ротмистру Модль, я командировал, в штатском платье, околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского неотступно следить за японцами и не дать им скрыться. Проследкой в этот день установлено, что японцы, выйдя из квартиры около 2 час. дня, направились в Американское консульство, где Токаки получил 400 рублей денег на выезд за границу и затем они около 10 час. вечера вернулись на квартиру, где мною по полученному ордеру из охранного отделения произведен у японцев обыск в присутствии прибывших из департамента полиции: штабе ротм. корп. жандар. Комисарова и чинов. особ. поруч. при г. министре внутренних дел Мануйлове; при обыске обнаружено много компрометирующих японцев бумаг и последние были арестованы, а 9 сего августа, по ордену того же охранного отделения, мною произведен обыск и арест Елены Сиратори.К сему присовокупляю, что Сиратори, владея прекрасно русским языком и письмом, помещал в газете «Русь», через сотрудника ее г. Шебуева, статьи под названием «Японские вечера» и, кроме того, занимался художественными работами по дереву и полотну в японском стиле, Токаки же был специализирован в рисовании морских судов и замечательном знании техники сооружения и боевого оборудования их, что видно было из сделанной или же исправляемой им модели, из черепахи, броненосного крейсера «Память Азова», бывшего у него в комнате.О вышеизложенном имею честь доложить вашему превосходительству на благоусмотрение.Капитан Чеважевский ЦГИА, ф. 6с/102, оп. 1, д. 20, 1904, лл. 91–92. Документ №13Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 15 августа 1904 года В дополнение к докладу моему от 12 сего августа о японских подданных Сиратори и Токаки, имею честь доложить вашему превосходительству, что продолжающимся наблюдением за квартирой арестованных японцев в доме №15 по Итальянской улице выяснено, что 12 августа в бывшую квартиру японцев являлись для свидания с ними: ученый лесовод Марк Левин и через черный ход флотский офицер, по приметам капитан 2 ранга Китаев, но им было заявлено о временном выбытии японцев на дачу; затем 13 сего августа, в 7 час. вечера на велосипеде с одним № 23996 приехал, судя по форме, курьер из посольства или консульства и требовал экстренно видеть Сиратори, но узнав у швейцара о выезде их – уехал. Справкой в Городской управе установлено, что велосипедный № 23996 выдан капитану корпуса военных топографов Владимиру Михайловичу Никифорову, живущему в доме № 9 по Большой Подьяческой улице в кв. 23, с ним вместе живет и брат его студент СПб. университета Павел Михайлович Никифоров, сестра домашняя учительница, Зоя Михайловна Никифорова 25 лет, ныне выбывшая за границу, брат ученик СПб. 5 гимназии Виктор Михайлович Никифоров, выбывший в гор. Ржев Тверской губернии и брат подпоручик Константин Михайлович Никифоров, 19 июня выбывший из Петербурга. Из добытых агентурным путем сведений выяснено, что будто бы один из велосипедных № 23996 был утерян гимназистом Виктором при проводах на вокзал отъезжавшего из СПб. брата подпоручика Константина, другой же №
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
], имею честь донести вашему превосходительству, что негласным наблюдением за корейско-подданным Аким – в действительности его фамилия Кин-Чан-Сун, который при святом крещении получил имя Иоаким, а на вывеске прачечного заведения значится «Аким», выяснено, что означенный Кин-Чан-Сун постоянно посещает Красноярский вокзал Сибирской железной дороги и во время прибытия воинских поездов подходил к воинскому и продовольственному пункту, получал много писем из Харбина, Мукдена и других пунктов Востока. Письма эти по прочтении он сжигал в печке, что подтверждается свидетельскими показаниями: Марии Квашиной, Евдокии Потаповой, Михаила Кузнецова и Акулины Вяхиревой. 2 апреля один из японцев, следовавший с партией высылаемых из Востока, незаметно ускользнул от жандармского надзора, взял извозчика Иннокентия Степанова и приказал последнему везти его на Песочную улицу в дом Кузнецова, т. е. в дом, в котором квартировал Иоаким. В квартире Иоакима японец пробыл минут пять, а затем оба они приехали на вокзал. По возвращении Иоакима из вокзала, за которым неотступно имелось наблюдение в оба пути, был произведен обыск. По обыску ничего предосудительного не обнаружено. Отобрано два адреса: 1) Иркутск – квартира папиросника Кузнечная улица, Торговые ряды, дом Базанова №22, Николаю Одаховскому и 2) гор. Томск – Парижская прачечная, на имя Ки-Ми-Кса.О чем докладывая вашему превосходительству, испрашиваю дальнейших указаний как поступить с Кин-Чан-Сун. Иркутский военный генерал-губернатор на мою телеграмму уведомил меня, чтоб я испросил дальнейших указаний по этому делу у вашего превосходительства.Полковник Глоба ЦГИА, ф.6с/162, оп. 1, д. 20, 1904, л. 34. Документ №11Сообщение Российского консула в Тяньцзине Лаптева начальнику дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке 9 июня 1904 г. Вчера вернулись в Тяньцзин мой разведчик турецкоподданный Эбобекер-бей, посланный мною несколько времени тому назад для наблюдения за партией японских шпионов, задержанных на заставе р. Ляохе ротмистром Измайловым.Партия эта была организована в Тяньцзине начальником штаба квартирующих здесь японских войск и вначале в состав ее вошли: 2 японца, 3 грека, 2 китайца и вышеназванный тайный агент консульства, приглашенный нашими врагами в качестве бывалого в Маньчжурии лица и переводчика русского языка. Задачею партии было намечено попытаться разрушить Маньчжурскую железную дорогу и места квартирования наших начальствующих лиц.Первыми выехали из Тяньцзина 23 минувшего мая китайцы, за ними на следующий день греки и за последними – японцы с Эбобекер-бей, захватив с собою два ящика с пилами, топорами и одну банку с взрывчатым веществом. При отъезде греков, на вокзале, я узнал между ними одного молодого низкорослого субъекта, который за несколько дней до событий являлся в канцелярии консульства с просьбой – провизировать его паспорт для проезда в Маньчжурию. Отказав в этой просьбе и не зная в то время, с кем имею дело, я, однако, заметил, что предъявленный мне для визы вид был выдан из французского генерального консульства в Шанхае и явлен в нашем генеральном консульстве в том же порядке.Местом свидания членов партии был избран Шанхай-Гуань, где, как теперь выясняется, состав ее еще увеличился пятью японцами. Там в квартире одного японского доктора, который, по-видимому, руководит деятельностью всех местных шпионов, состоялось собрание, где обсуждалась программа дальнейшего путешествия злоумышленников, и где иностранным членам партии было объявлено, что им уплатят за все время командировки по 50 долларов в сутки; в случае же успеха, было обещано особое вознаграждение. Здесь нелишним считаю присовокупить, что с означенным выше японским доктором в Шанхай-Гуане поддерживают особенно частые сношения Инкоусский английский коммерсант Г. Ф. Буш, его жена и брат. Из Шанхай-Гуаня вся партия направилась 1 сего июня в Цзиньчжоу; здесь злоумышленники ночевали в частных японских домах, где, между прочим, квартирует также 5 японских офицеров, несущих почтовую и разведочную службу. С рассветом 2 июня шпионы двинулись на Гоубанцзы и Синминтин. Входившие до сего времени в состав партии 2 японца из Тяньцзина остались в Цзиньчжоу, передав руководство делами одному из греков. В Гоубанцзы мой разведчик успел тайно свидеться с одним из своих друзей – китайцем-магометанином, которого послал наскоро в Синминтин, вручив ему письмо для первого встретившегося русского офицера с предупреждением о предстоящем прибытии туда шпионов. С этим же посланным Эбобекер-бей отправил также и выданное ему мною удостоверение, где были кратко обозначены данные о роли моего агента и приглашение оказывать ему помощь. Когда злоумышленники прибыли в Синминтин и переехали со станции в один из ближайших китайских постоялых дворов, к ним явился русский офицер с конвоем казаков и арестовал всех прибывших. Греков и китайцев посадили на две телеги, Эбобекер-бею дали верховую лошадь и повезли всех с наступлением ночи на русскую военную заставу, расположенную в 12 верстах от города, где находилась квартира командира отряда. Таким образом, арестованные были переданы в руки русских офицеров, но затем всем членам партии, кроме Эбобекер-бея, удалось бежать из-под ареста. После трехчасовых поисков, были снова доставлены на заставу убежавшие 2 китайца; для поимки же греков был наскоро послан разъезд казаков, которым было приказано оцепить всю соседнюю местность. О дальнейшем результате поисков мне неизвестно. Утром на следующий день командир заставы сделал моему агенту допрос, выдал ему расписку, в копии при сем прилагаемую, в получении от него 2 китайцев шпионов и отпустил его с заставы, присовокупив, что пропавшие вместе с греками его вещи будут своевременно разысканы и доставлены в Тяньцзин.Доводя о сем до сведения вашего высокородия, в дополнение к секретной телеграмме моей от 8 июня, и покорнейше прося доложить все вышеизложенное наместнику его императорского величества, позволяю себе вместе с сим ходатайствовать, не найдете ли вы возможным просить его высокопревосходительство возместить вверенному мне консульству 500 мексиканских долларов, выданных мною разведчику Эбобекер-бею на расходы по путешествию и в виде награды. Иностранец этот, исполняющий роль двойного шпиона, доказал выдачею преступников свою деятельность в нашу пользу, и я не мог не вознаградить его материально, тем более, что после неудавшейся попытки японцев привести в исполнение задуманное, Эбобекер-бей находится у них в подозрении и отказан от бывшего своего места привратника в одном из казенных японских помещений. В моем распоряжении не имеется сумм на подобные расходы, и я почту себя особенно обязанным, если наместник соблаговолит распорядиться покрыть произведенную мною уплату из имеющихся у него сумм на разведочную службу. Н. Лаптев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 27513, лл. 46, 47, 48. Документ №12Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 12 августа 1904 года Наблюдением и сведениями, добытыми из разных источников, выяснено, что в 1901 году, в январе явился в контору чайного магазина «Васильев и Дементьев», Невский 50, японский подданый Хори-Сан, с лучшими рекомендациями своего посольства, прекрасно и всесторонне образованный и владеющий иностранными и отчасти русским языками, с предложением услуг в качестве подручного приказчика и вообще оказывать фирме услуги при сношениях с китайскими и японскими чайными фирмами. В декабре этого же года, по рекомендации Хори-Сан, к Дементьеву поступил на тех же основаниях и другой японский подданный Миура-Кен-Забура[ Прав. – Миура Кэндзабуро.
] 30–35 лет (фотографическая карточка при сем прилагается), высокообразованный и при этом отлично ознакомленный с большими городами России, Сибири и островом Сахалином, по его же словам, всю Сибирь и Сахалин он исколесил вдоль и поперек и хорошо ознакомлен с местностью и обычаями населения. Проживали эти японцы в общей квартире служащих магазина, в доме № 13, по Морской улице. 1 апреля 1902 года Хори-Сан оставил службу в магазине и выехал в Москву, не прерывая сношений с Миура-Кен-Забура, который в ноябре того же года перешел на службу в японское посольство и вместо себя рекомендовал японца Сиратори, как впоследствии оказалось, окончившего высший философский институт в Токио, этот последний, в свою очередь, определил на службу в этот же магазин своего земляка Мамиури Токаки, окончившего морскую школу в Токио, прибывшего будто бы из Одессы. Все эти японцы проживали вместе с другими служащими магазина в общей квартире по Садовой улице в доме № 29, а затем в доме №13 по Морской улице, получали жалование от 35–40 рублей в месяц. Цель прибытия в Россию объяснили тем, что они при содействии своего посольства хотели открыть в С.-Петербурге японско-русский банк, но не успели в этом, а потому вынуждены были приискать другой род занятий. Для усовершенствования в русском языке и письме им был приглашен один русский студент университета, личность коего не удалось установить. Все эти японцы после закрытия магазина почти ежедневно отправлялись или в японское посольство-консульство, или в китайское, св. американское и английское, часто можно было наблюдать их в обществе лиц, служащих в вышеозначенных учреждениях, на улицах и в увеселительных местах; Миура был, видимо, их руководителем и знакомил последних как с особенностями столицы, так равно и с теми из русских лиц, с коими он приобрел знакомство в качестве служащего в посольстве. Таким образом, Сиратори и Токаки познакомились с лейтенантом флота де-Ливрон, капитаном II ранга Катаевым (среднего роста, черная французская бородка, усы кверху, носит пенсне в черной оправе), курсистками, замеченными в политической неблагонадежности, Кожданской и Никольской, ученым-лесоводом Марком Левиным (еврей). В начале 1903 года Сиратори сделал предложение кассирше магазина, дочери полковника, Елене Павловне Никуловой, для чего принял православие и женился на последней, ввиду же особых семейных условий в Японии, этот брак, по ходатайству посла Курино, был узаконен японским правительством. Женившись, Сиратори с женой и Токаки переехали 2 апреля 1904 года на жительство в дом № 15 по Итальянской улице, где в меблированной квартире занимали одну комнату за 30 рублей в месяц. Здесь их начали посещать вышеупомянутые морские офицеры, сотрудник газеты «Русь» Шебуев, военный атташе китайского посольства и другие лица. О переезде японцев в эту квартиру и посещавших их лицах приставом было немедленно сообщено охранному отделению, а за ними, квартирой и чайным магазином «Дементьева» возложено было самое строгое наблюдение на меня, как районного офицера, и местных околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского. Так как Сиратори и Токаки были уволены из магазина по случаю войны и видимо нигде не служили, но тем не менее посещения ими американского, английского и китайского консульств и посольств не прекращалось, причем неоднократно были замечены с ношей – пачками печатанных произведений и почтовой корреспонденции, равно сношения с вышеупомянутыми лицами, а также и кассиршей магазина «Дементьева» Клавдией Ожигиной, то в отсутствии их из квартиры, в комнате, занимаемой ими, были просмотрены принадлежащие им вещи, в коих найден был счет на 125 рублей лейтенанта де-Ливрона. Этот счет и добытые наблюдением за японцами сведения были лично сообщены приставом Пчелиным охранному отделению, но были ли предприняты по этому докладу какие-либо меры последним – неизвестно. Затем дальнейшим наблюдением установлено, что всю корреспонденцию японцы адресовали на верхнем конверте в Гамбург, а на вложенном внутреннем – в г. Токио и отправляли через Американское консульство, как равно и получали оттуда таковую. Всех своих знакомых старались встречать в квартире всегда лично, не допуская к открытию дверей на лестницу, по звонку, ни прислугу, ни хозяина. В первых числах августа сего года посетил их прибывший на одни сутки из Москвы и останавливавшийся в Северной гостинице японец Хори-Сан, у которого на обеде были Сиратори, Токаки и другие лица. 7 августа негласным путем мною было получено сведение, что Токаки думает этого же дня вечером или 8 августа утром выехать из Петербурга за границу на Берлин. Сообщив немедленно же, 10 час. утра об этом, по телефону, помощ. начальн. охранного отдел, ротмистру Модль, я командировал, в штатском платье, околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского неотступно следить за японцами и не дать им скрыться. Проследкой в этот день установлено, что японцы, выйдя из квартиры около 2 час. дня, направились в Американское консульство, где Токаки получил 400 рублей денег на выезд за границу и затем они около 10 час. вечера вернулись на квартиру, где мною по полученному ордеру из охранного отделения произведен у японцев обыск в присутствии прибывших из департамента полиции: штабе ротм. корп. жандар. Комисарова и чинов. особ. поруч. при г. министре внутренних дел Мануйлове; при обыске обнаружено много компрометирующих японцев бумаг и последние были арестованы, а 9 сего августа, по ордену того же охранного отделения, мною произведен обыск и арест Елены Сиратори.К сему присовокупляю, что Сиратори, владея прекрасно русским языком и письмом, помещал в газете «Русь», через сотрудника ее г. Шебуева, статьи под названием «Японские вечера» и, кроме того, занимался художественными работами по дереву и полотну в японском стиле, Токаки же был специализирован в рисовании морских судов и замечательном знании техники сооружения и боевого оборудования их, что видно было из сделанной или же исправляемой им модели, из черепахи, броненосного крейсера «Память Азова», бывшего у него в комнате.О вышеизложенном имею честь доложить вашему превосходительству на благоусмотрение.Капитан Чеважевский ЦГИА, ф. 6с/102, оп. 1, д. 20, 1904, лл. 91–92. Документ №13Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 15 августа 1904 года В дополнение к докладу моему от 12 сего августа о японских подданных Сиратори и Токаки, имею честь доложить вашему превосходительству, что продолжающимся наблюдением за квартирой арестованных японцев в доме №15 по Итальянской улице выяснено, что 12 августа в бывшую квартиру японцев являлись для свидания с ними: ученый лесовод Марк Левин и через черный ход флотский офицер, по приметам капитан 2 ранга Китаев, но им было заявлено о временном выбытии японцев на дачу; затем 13 сего августа, в 7 час. вечера на велосипеде с одним № 23996 приехал, судя по форме, курьер из посольства или консульства и требовал экстренно видеть Сиратори, но узнав у швейцара о выезде их – уехал. Справкой в Городской управе установлено, что велосипедный № 23996 выдан капитану корпуса военных топографов Владимиру Михайловичу Никифорову, живущему в доме № 9 по Большой Подьяческой улице в кв. 23, с ним вместе живет и брат его студент СПб. университета Павел Михайлович Никифоров, сестра домашняя учительница, Зоя Михайловна Никифорова 25 лет, ныне выбывшая за границу, брат ученик СПб. 5 гимназии Виктор Михайлович Никифоров, выбывший в гор. Ржев Тверской губернии и брат подпоручик Константин Михайлович Никифоров, 19 июня выбывший из Петербурга. Из добытых агентурным путем сведений выяснено, что будто бы один из велосипедных № 23996 был утерян гимназистом Виктором при проводах на вокзал отъезжавшего из СПб. брата подпоручика Константина, другой же №
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15